Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична

— Я не приглашал тебя на свидание. Это деловая встреча.

— В клубе, где у каждого на лбу написано «оттрахай меня пожестче»? Не смеши меня, Тристан.

Джул материализовалась за спиной Лоры.

— Добрый вечер, мэм. Хотите сделать заказ?

Эльфийка откинулась на спинку стула и с недовольным видом сложила руки на груди.

— Сухой мартини с грейпфрутовым соком, не смешивать, — буркнула она.

— Сухой мартини с грейпфрутовым соком, не смешивать, — повторила официантка. — Сию минуту, мэм.

Для сегодняшнего вечера Лора выбрала короткое платье из тонкой белой шерсти. Тристан считал, что короткие платья женщинам идут редко, но сестра Ларри Родмана была исключением из правил. По большому счету, ей шла вся одежда, как и любой красавице с почти модельной фигурой. И отсутствие одежды ей тоже шло. Особенно Тристану нравилась ее грудь: она очень уютно помещалась в ладонях, когда Лора была сверху. На этом его личный список «что я люблю в мисс Родман» заканчивался. Конечно, она умна, хотя он не мог поговорить с ней и о сотой доле того, что они обсуждали с Терри, но любовница — так себе. Похоже, рассказы о сексуальном темпераменте янтарных Жриц — ложь. Или их кровь с веками окончательно разбавлена плебейскими примесями…

— Я знаю, кто убил доктора Родмана, — сказал Тристан.

Лора достала из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой. Есть ли на свете что-то хуже курящих женщин? Каждый поцелуй похож на попытку прожевать содержимое пепельницы, которую не чистили целую неделю.

— Ну надо же, — спокойно ответила она.

— И ты тоже знаешь. Думаю, пришло время закончить эти игры.

Эльфийка выдохнула дым ему в лицо и рассмеялась.

— Не понимаю, о чем ты, Тристан. Но вряд ли это имеет значение. Тот, кто мертв, уже не воскреснет. Я задержалась в этом дурацком городе ради тебя. И я не про беседы, полные отвратительных намеков и беспочвенных обвинений.

— Знаешь, каково слабое место этого плана? Перерезанное горло. Это навело меня на нужные мысли еще до того, как я занялся химическим анализом материала. — Тристан улыбнулся. — Теперь я думаю о том, как навести детективов на след. О синтетической крови я, конечно, рассказать не смогу, но… Кстати, с Терри работает очень толковый парень. Его зовут Грег. Полукровка, но…

— Тристан. — В голосе Лоры зазвучали слезы. — Что ты несешь?

Подошедшая Джул поставила перед эльфийкой низкий стакан с мартини и бокал с грейпфрутовым соком.

— Спасибо, — поблагодарила Лора.

— На здоровье, мэм. Зовите, если что-то понадобится.

Тристан посмотрел вслед удаляющейся официантке.

— Я слышал, что доктор Родман оставил любопытное завещание, — сменил он тему. — Скажи, а если бы я на тебе женился, наследство поделили бы между тобой и Ларри?

— Что? — опешила эльфийка. — Не знаю. Возможно.

— Это более реально, чем забеременеть от вампира. Хотя история знает случаи… но ведь я не совсем обычный вампир. А вдруг с точки зрения темной природы я мутант, и у меня вообще не может быть детей?

Лора с остервенением вдавила недокуренную сигарету в пепельницу.

— Господи. Постоянно забываю о том, что ты псих.

Внезапно Тристану захотелось провести вечер в объятиях рыжеволосой вампирши, которая пришла с Эльваром. Или в объятиях Черной орхидеи. Или поехать в «Северную змею» и выпить отвара, который вакханки предлагают особо важным гостям. Потому что «надоела» — это самый мягкий эпитет, который он мог употребить в адрес этой женщины.

— У тебя уже есть билеты до дома?

— Нет, — с подозрением ответила Лора.

— Я закажу тебе их сегодня. На поезд до Праги, а потом — на самолет. Я хочу, чтобы ты уехала как можно скорее.

— Я в состоянии купить себе билеты, — ощетинилась эльфийка. И вообще, если хочешь знать…

Тристан накрыл ее руку своей.

— Лаурелия, я спрашиваю в последний раз. Ты знаешь что-то о смерти отца и об убийствах в Треверберге?

— Нет. Но если ты хотел меня напугать, то преуспел.

— А о том, какой была жизнь доктора Родмана до женитьбы на твоей матери, ты тоже ничего не знаешь?

Лора вырвала руку.

— О боги, нет! С чего бы мне этим интересоваться?!

— А Ларри знает?

Она уже приготовилась что-то сказать, но внезапно замолчала.

— Ларри? Об отце? Не думаю. Хотя… — Эльфийка нахмурилась, глядя на свой мартини. — Мы на днях осматривали бывший особняк отца. И Ларри нашел там письма. И какие-то документы. Он все забрал, хотя не думаю, что успел все просмотреть.

Письма и документы?.. Нет. Альбертиан Родман мог быть таким дураком. Он бы сжег все дотла. Но разве есть на свете большие дураки, чем до смерти влюбленные мужчины?..

— Хорошо, — с улыбкой кивнул Тристан.

Лора недоуменно изогнула бровь.

— Ладно? Ты устраиваешь мне допрос, а теперь говоришь «ладно»?!

— Мне пора домой. Я обещал папе, что вернусь до полуночи. Я всегда возвращаюсь до полуночи. Как Золушка.

— Значит, ты все же уходишь. Без меня.

— Ушел бы, но папа в отъезде. Сегодня я — Золушка-бунтарка.

Глава двадцатая. Выписка из дневника доктора Филиппа Хобарта

19 апреля 1962 года

Треверберг, Европа

Приобрести особняк в здешних краях было одним из самых лучших решений, которые я принимал за последние несколько десятилетий. В кои-то веки мы не страдаем от дождей и холода, пробирающего до костей, туманов здесь нет и в помине, разве что поздней осенью. Зима восхитительно снежная, весна так прекрасна, что хочется умереть и родиться заново вместе с природой, а летние вечера — лучшее время для посиделок на веранде за чашкой чая. Л. в восторге от города, людей, необращенных и обращенных. Она заказывает платья у лучших портных, укладывает волосы по здешней моде, гостит у важных особ и просто светится от счастья… хотя я не был бы собой, если бы не испортил ей настроение.

Поздним вечером мы возвращались с очередного бала, и Л. спросила, что я думаю о детях. Мы вместе так долго, возможно, пришло время подарить кому-то бессмертие? Этот вопрос был неожиданным, и я принялся лепетать чушь. Но не думаю, что нашелся бы с ответом даже в том случае, если бы размышлял на тему детей дни и ночи напролет. Не представляю, как объяснить ей, что сегодня моя природа слишком неустойчива, слишком хрупка для такого серьезного процесса, как обращение. Л., как всегда, не повела и бровью: она вежливо улыбалась, гладила меня по плечу и говорила, что мы никуда не торопимся и не собираемся расставаться. Но глаза ее не лгали. Глаза никогда не лгут, и совершенно не важно, человек вы или темное существо…

<…>

Я рассказал эту историю Д., хотя до сих пор не понимаю, что на меня нашло, и почему я решился на такую откровенность. В этой женщине нет ничего дурного: она умна, привлекательна. Она опытный врач и талантливый химик. Мы с Альбертом наняли ее на работу в клинику, и у нас, казалось бы, нет причин жалеть об этом. Но что-то глубоко внутри говорит мне, что мы совершили страшную ошибку. Что со мной? Может, я ревную? Он проводит с Д. каждую свободную минуту, а в те моменты, когда ее нет рядом, говорит только о ней. Уже и не припомню, когда мы в последний раз беседовали с глазу на глаз или степенно гуляли в саду, любуясь цветущими деревьями. Иногда я беспокоюсь о том, что эта женщина свела его с ума. Хотя могу его понять. Она прекрасна как бессмертная. Редкий мужчина не потерял бы голову. Хорошо, что у меня есть Л.

Не забавно ли это? Ревность чужда обращенным, мы готовы меняться партнерами, хоть смертными, хоть бессмертными. Оказывается, это не распространяется на друзей…

<…>

3 мая 1962 года

Треверберг, Европа

В последние дни Д. молчалива и выглядит больной. Я пытался вежливо расспрашивать ее, но точных ответов не услышал. Она жалуется на то, что Альберт не уделяет ей внимания. Клиника становится все известнее, приходят новые пациенты, и он работает, как проклятый. Что я и объяснил Д., напомнив, что речь идет о докторе Альберте Родмане, а доктор Альберт Родман предан своей работе всем сердцем.