Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Распределение промышленной продукции Добруджи и Валахии осуществлялось в соответствии с особыми межсоюзническими соглашениями. С нефтью трудностей не возникало. А вот дележ сельскохозяйственной продукции Валахии сопровождался неприятными столкновениями. Австрийские партнеры по переговорам предъявили большие претензии в свою пользу, мы поступили точно так же. После ожесточенной словесной перепалки приемлемый для обеих сторон компромисс был все же выработан.
За четыре года войны немецкому народу в тылу и на передовых позициях пришлось бесконечно много страдать и терпеливо сносить всякие невзгоды. Эта война сильно подорвала у народа чувство ответственности и подточила нравственные устои нации.
Продовольственная и сырьевая блокада Германии вкупе с вражеской пропагандой, нацеленной против немецкой расы и самого духа германской нации, по мере затягивания войны все сильнее давили на нас. Блокада давала результаты, ядовитые семена враждебной пропаганды падали в Германии на благодатную почву. Ее авторы стали обращаться к солдатам на фронте, которые сделались гораздо восприимчивее к враждебному внушению. Постепенно тут и там начали возникать серьезные сомнения относительно целесообразности дальнейшего ведения войны и возможности окончательной победы. Вполне понятная жажда мира приняла такие формы, которые раскололи немецкое общество и подорвали боевой дух армии.
Отравленные семена дали ядовитые всходы. Многие отбросили прочь немецкое национальное сознание и перестали думать о судьбе своего отечества. На первый план вышли эгоистические устремления. Множились наживающиеся на войне спекулянты всех мастей, в том числе и политические, извлекавшие личную и политическую выгоду из бедственного положения государства и слабости правительства. Ущерб нашему боевому духу был огромен. Мы утратили веру в самих себя.
К тому времени немецкий народ достиг такого душевного состояния, что с готовностью воспринял идеи революционного переворота, внушаемые вражеской пропагандой и большевиками, а Независимая социал-демократическая партия Германии постаралась донести эти идеи до солдат сухопутных войск и матросов военно-морского флота. Очень скоро эти ложные учения овладели широкими массами. Немецкому народу в тылу и на фронте был нанесен смертельный удар.
Когда я вступил в должность первого генерал-квартирмейстера, Германия еще находилась в самом начале этого развития; его своеобразие и дальнейший путь еще четко не просматривались. Одно было предельно ясно: ОКХ не имело права сложа руки взирать на происходящее.
Продовольственная блокада уже не сказывалась столь жестоко: с захватом Румынии мы пробили в ней солидную брешь. Найдем ли мы другие возможности для уменьшения последствий блокады и как их используем, этого не знал никто.
Перед вражеской пропагандой мы были практически бессильны, как кролик перед змеей; эта пропаганда велась настойчиво и чрезвычайно умело, аргументы подбирались ловко, доходчивые и понятные широким массам, хороши были любые средства.
А немецкий народ, еще не освоивший искусство молчания и не познавший ему цену, своими излишне откровенными статьями, речами и поступками сам указывал пропагандистам противника на собственные слабые места, на которые следовало воздействовать.
Это в немецкой среде родилось выражение «прусский милитаризм», хотя именно «прусский милитаризм» всегда являлся воплощением духа беззаветной преданности своему долгу; именно он создал мощную Пруссию и обеспечил Германии великолепный путь развития. Второстепенные, побочные признаки выставлялись в качестве основополагающих характеристик милитаризма и не замечалась исходящая от него национальная объединяющая сила. Нужно его не осуждать, а облагораживать.
Антанта прекрасно знала эти сильные стороны «прусского милитаризма» и потому сознательно выступала против него. Теми же соображениями противник руководствовался, разжигая в Германии страсти против офицерского корпуса – верной опоры государственной власти. Враг знал, что делал, когда организовывал в Южной Германии подстрекательскую кампанию против Пруссии и кайзера, символа имперского единства, и обещал немецкому народу горы золотые, если он освободится от монарха и власти княжеских династий.
Позднее вражеская пропаганда занялась и моей особой. Нужно было посеять в народе и в войсках недоверие к действиям ОКХ, подорвать веру в победоносный исход войны, принизить фронтовых бойцов, мужественно противостоявших любым козням Антанты.
Противнику удалось, пользуясь нашими демократическими воззрениями, представить в Германии и во всем мире нашу форму правления как автократическую, хотя германский кайзер и приблизительно не обладал той полнотой власти, которой располагал президент Соединенных Штатов, и наш закон о выборах в рейхстаг, действительно представительный орган народа, был намного демократичнее аналогичных законодательств множества других стран.
Вражеская пропаганда все настойчивее стремилась расколоть немецкую нацию, внести разлад в германское государство, разъединить народ с его монархом и правящими княжескими династиями, т. е. совершить в Германии политический переворот.
Противник ясно представлял себе, как слова «мир путем переговоров», «послевоенное разоружение» и «Лига Наций» могли воздействовать на аполитичных и миролюбивых немцев, измученных длительной войной, которые жадно внимали, сознательно или бессознательно обманывая себя, этим соблазнительным дьявольским речам. А потому утверждение о том, что якобы лишь планы Германии по установлению мирового господства явились причиной войны и продолжают препятствовать заключению мира между воюющими странами, охотно принималось за истину.
На самом деле германское правительство в период после правления Бисмарка не имело никакой другой, более важной внешнеполитической цели, кроме сохранения мира на земле. О господстве в международных делах оно и не помышляло, хотя, быть может, и стремилось расширить колониальные владения Германии. Немецкому народу было вполне достаточно воссоединения немецких земель и создания собственного государства. Увеличение колониальных владений и повышение мирового статуса Германии через приобретение новых рынков сбыта диктовалось насущной необходимостью. Но достичь всего этого можно было только силой; германское же правительство выступало за мирное соревнование при полном равноправии сторон. Подходя к проблеме чисто по-деловому и полагаясь на хрестоматийные представления о справедливости, оно упустило из виду, что для других народов, претендующих на мировое господство, эти понятия неотделимы друг от друга.
Как оборонительную войну можно выиграть только нападая, так и мир сохранить можно лишь проводя ясную энергичную внешнюю политику, руководствуясь четкими критериями. Однако немецкая внешняя политика была совсем другой: непредсказуемой и крикливой. Этим воспользовались страны, настроенные к нам враждебно, чтобы объединиться против Германии. Согласились действовать против нас сообща даже государства, которые до тех пор находились в ссоре. Мы же в этот грозный час проявили неуверенность и колебания, что, естественно, не прибавило нам друзей.
Реальные планы мирового господства предполагают наличие сильно развитого национального самосознания. А мы его, несмотря на образование целостного государства, так и не обрели, и правительства после Бисмарка ничего не сделали, чтобы исправить этот недостаток. Более того, мы лишились даже того немногого, что уже имели, вместе с политической энергией и волей. Мы мыслили исключительно категориями немецкого федерализма и были чересчур разобщены. Поспешив выйти на мировую сцену без национального самосознания, мы своим космополитическим мышлением, сформировавшимся под влиянием чужеземных идей, не смогли найти сбалансированного различия между национальным и интернациональным, между нашими интересами внутри страны и за рубежом.
Вовсе не мифические планы мирового господства и якобы националистическая политика германского правительства угрожали мировому сообществу в 1914 г. и препятствовали прекращению войны в последующие годы, как утверждала вражеская пропаганда. Но ее вдохновители вовсе и не собирались говорить правду, а лишь хотели расшатать сплоченные ряды немецкого народа, ослабить его волю к победе и внушить ему полезные для противника мнения и взгляды.
В конце концов появился лозунг о праве нации на самоопределение; идея на первый взгляд будто бы и правильная, но без применения насилия неосуществимая, если на одной территории, как в большинстве случаев, проживают вперемешку представители различных народов. Этот лозунг больше задевал Австро-Венгрию, чем нас, однако и нам он нанес немалый ущерб вследствие его предвзятой интерпретации, окрашенной страхом и ненавистью и неверного истолкования его смысла солдатами на фронте.