Острова эфирного океана - Борис Красногорский

Когда первые минуты всеобщего замешательства прошли, Имеретинский, подавляя чувство неприязни, стараясь быть возможно хладнокровнее, в коротких словах объяснил им, как, благодаря только случайности — взрыву на Юпитере; они спаслись и попали все-таки на Венеру, вопреки желанию противников.

Один из них, седой старик Штейн, слывший знаменитым геологом в "Соседней Стране", придя в себя, начал говорить, заверяя Имеретинского, что он и его спутник совершенно не питают к ним вражеских чувств, он в кратких выражениях объяснил, как они согласились лететь на Венеру, как им неприятен был милитаристический оттенок, который некоторые влиятельные организаторы экспедиции старались ей придать…

Его спутник, молодой биолог, Блауменберг, заключил объяснения своего товарища следующим искренним заявлением:

— Я никогда во всю свою жизнь не прощу себе, что согласился на такие позорные условия в этой экспедиции!..

— Да, господа, — сказал Добровольский, — не дело ученых вносить дух войны в святую область науки, не знающей никаких политических и международных перегородок. Наука космополитична и интернациональна по своему существу.

— Но я не сказал вам ничего о третьем участнике экспедиции, — заметил Штейн. — Он погиб при падении "Patriaе" на Венеру. Аппарат сильно пострадал и мы едва остались в живых.

— А кто же этот третий участник? — спросила Наташа.

— Густав Иванович Штернцеллер…

Наташа и Добровольский были поражены. Штернцеллер — член клуба "Наука и Прогресс", игравший видную роль в кампании по поводу снаряжения Русской небесной экспедиции, — вдруг оказывался в стане врагов!

— Теперь для меня все ясно, — сказал Имеретинский. — Очевидно, Штернцеллер был главой вашей экспедиции и ее главным вдохновителем и организатором?

— Да, это так, — отвечал Штейн. — Но не будем судить уже мертвого. Вот там — он указал рукой, вы видите его могилу…

Вдали, под деревом саговой пальмы, виднелся крест, связанный из двух стволов лепидодендрона, и как-то странно было видеть эту первую человеческую могилу на Венере… А на некотором расстоянии от нее, на скалистых уступах холма лежали изуродованные остатки "Patria". Зеркало было сплющено в бесформенную массу, один угол аппарата глубоко вошел в скалы, другой был измят и оплавлен от теплоты, развившейся при падении.

Спутники Штернцеллера, оставшись без аппарата, были обречены на пожизненное пребывание на планете, так как возвратиться им не было никакой возможности. Как обреченные, они долго не могли взяться ни за какое дело. Постепенно, однако, они свыкались со своим положением; в поисках пищи они незаметно втянулись в научные занятия, каждый по своей специальности. Штейн исследовал горы, Блауменберг изучал флору и фауну планеты. За научными занятиями время пошло незаметно. Их удручала только мысль, что все работы, сделанные ими, были напрасны, так как должны были навсегда остаться неизвестными земным ученым и ни один из их соотечественников не узнал бы, что пионерами по непосредственному исследованию Венеры были ученые их могущественной Страны! Все будут их считать погибшими при падении на Венеру. Мало того, если экспедиция Имеретинского каким-нибудь чудом возвратится на Землю, ее участники, конечно, раскроют тайну, под покровом которой "Patria" улетела с Земли. И подозрение, конечно, падет на "Соседнюю Страну", в особенности, когда станет заметно безвестное отсутствие Штернцеллера. Можно себе поэтому представить, как велико было изумление и радость отчаявшихся злополучных ученых, когда они увидели "врагов", к которым в сущности они не питали никакой неприязни.

Когда все выяснилось, натянутость в отношениях обеих сторон сразу исчезла. Все заговорили дружественно о вопросах, одинаково волновавших ту и другую сторону и относившихся, конечно, всецело к Венере. Оказалось, что Штейн и Блауменберг, в общем, также пришли к заключению о переживаемом планетой каменноугольном периоде и сделали немало открытий в области геологии и биологии, при чем Штейн мог гордиться тем, что он первый выяснил общее стратиграфическое и орографическое строение Венеры. В составе экспедиции Имеретинского на эту сторону обращали меньше внимания. Блауменберг, однако, был в худшем положении, так как оказалось, что Карл Карлович успел сделать гораздо больше него. Но это отчасти объяснялось тем, что Блауменберг из всех отраслей биологии более интересовался растительным, чем животным миром. Но и в этом отношении, оказалось, Добровольский сделал важные открытия, которые как-то ускользнули от Блауменберга, собравшего, впрочем много материала, который Добровольским не был замечен. Что же касается астрономии, то она была недоступна для экспедиции Имеретинского, по причине вечно облачного неба. Зато ученые "Соседней Страны" могли несколько раз любоваться звездным небом Венеры, так как у них небо, хотя и изредка, но все же прояснялось. На беду никто из них ничего не понимал в этой науке и они не умели различать даже созвездий. Во всем этом они положились было на Штернцеллера, который еще дорогой производил из окна "Patria" очень важные наблюдения, но ведь он так трагически погиб при спуске на планету!..

Итак, незаметно, почти само собою как-то вышло, что "враждующие стороны" заключили мир и, надо сознаться, последний был заключен на очень почетных условиях для побежденных судьбой представителей Соседней Страны: они были приняты в состав Русской Экспедиции на правах самостоятельных исследователей, сохранявших всю полноту инициативы и свободы в их научных изысканиях.

ГЛАВА XVI

Небо Венеры

Прошло несколько дней. Однажды с самого утра стало заметно, что западный небосклон несколько просветлел. Штейн обратил на это внимание Добровольского и сказал, что всякий раз перед наступлением ясной и солнечной погоды облачный покров начинал исчезать именно с этой стороны, при чем небо никогда не прояснялось все. Облачный покров продолжал висеть на востоке. Из этого нужно было сделать вывод, что область совершенно ясного неба лежит где-то западнее от этого места. В движении облаков Венеры вообще и раньше Имеретинский заметил что-то особенное, не наблюдающееся у нас на Земле: облака почти не двигались, а если и двигались, то направление их движения менялось из одной стороны в другую и казалось, что все те же самые облачные массы, в течение целого ряда дней, держатся над одной и той же местностью: они никуда не уходят и к ним не приходят на смену другие. Это постоянство облачности было в высшей степени характерным явлением для Венеры.

В течение двух следующих дней просветление западного небосклона колебалось, то увеличиваясь, то уменьшаясь. Наташа, Имеретинский и Добровольский буквально не сводили глаз с этого места неба. Они были похожи в это время на тех астрономов, которые с тревогой в сердце следят за облачностью перед началом полного солнечного затмения. На этот раз наши друзья просто-напросто ждали момента взглянуть на звездное небо Венеры. Но и созерцание только звездного неба с поверхности соседней планеты обещало зрелище по важности и занимательности своей, пожалуй, не меньшее, чем полное солнечное затмение, вызывающее всегда лихорадочные приготовления у земных астрономов. Кроме того, им хотелось увидеть, каким выглядит Солнце отсюда. Штейн и Блауменберг уверяли, что оно кажется только немногим больше, чем с Земли, но печет настолько сильно, что они вынуждены были проводить дни в пещере из-за жары.