Охота на олигархов - Павел Генералов

Часть третья

Разгром

Глава первая. Вызываю огонь на себя

13 января 2004 года

Лондон,

аэропорт Хитроу

В небольшом холле при VIP-зале, за окнами которого садились и взлетали самолёты, характерного шума аэропорта было почти не слышно.

Вокруг круглого стола в очень неудобных жёстких креслах расположились Гоша, Лёвка, известный российский адвокат Сигизмунд Пойда и его английский коллега Вильям Хант.

Двое коллег представляли собой довольно забавную пару. Они вместе и по отдельности походили на Шерлока Холмса и доктора Ватсона в классическом исполнении Ливанова и Соломина. Сигизмунд с трубкой в зубах был похож на Холмса, а Вильям, лицо которого почти постоянно осеняла добродушная улыбка, соответственно, на Ватсона.

Неторопливый разговор прервался, когда на плоском экране телевизора появилась заставка новостей. Телевизор был настроен на приём первого российского канала.

— Мать твою, — выругался Лёвка по–русски. — У них фантазии как у беременной курицы!

— Подожди, Лёва, — остановил его Гоша. — Дай послушать. Всё–таки про мою персону говорят.

Сигизмунд Пойда, ненадолго выпустив трубку изо рта, тихонько переводил, точнее, пересказывал Ханту то, о чем шла речь с экрана, на котором показывали в настоящий момент главный офис «Севернефти» на Сретенке:

— Сегодня налоговая полиция произвела дополнительную выемку документов из офиса компании. Были изъяты компьютеры финансового департамента, а также из кабинетов топ–менеджеров…

На экране как раз демонстрировался вынос этих самых компьютеров. Системные блоки выносили люди в чёрной униформе, видимо, представители налоговой полиции. Один из них зачем–то тащил плоский монитор. В Москве шёл снег. И на крупных планах было видно, что серые бока компов влажно поблёскивают.

— Вот сволочи! Хотя бы технику пожалели! — воскликнул чуть не со слезой в голосе Лёвка. — А этот! Мародёр хренов! — добавил он по поводу ушлого полицейского, уже затаскивавшего монитор внутрь микроавтобуса, и повторил, несколько обобщая только что высказанную мысль: — Мародёры!

Сюжет о «Севернефти» сменился репортажем с очередного заседания правительства, на котором сегодня, как выяснилось, обсуждались проблемы российской культуры.

— Гусары, молчать! — на всякий случай попридержал Гоша Лёвку. Пойда, пыхнув трубкой, улыбнулся.

— Ну, что скажете, Сигизмунд Карлович? — спросил Гоша, переходя на английский.

— Да что сказать, Георгий Валентинович? Хреново, — последнее слово Пойда произнёс по–русски, но господин Хант его, видимо понял. Потому как, продолжая улыбаться, согласно закивал. — Если серьёзно, то я бы на вашем месте хорошенько подумал о последствиях.

Подумать о последствиях времени не оказалось, так как в холл как раз вошел пожилой мужчина с жиденькими бакенбардами, словно бы сошедший со страниц романов Диккенса. Его сопровождала высокая огненно–рыжая женщина лет двадцати семи.

Все присутствующие встали. Хант поспешил всех представить друг другу:

— Мистер Сидоров, мистер Кобрин, бизнесмены из Москвы. Мистер Батлер, королевский нотариус, мисс Бакстер, помощница королевского нотариуса. Нотариальная контора мистера Батлера существует с тысяча семьсот восемьдесят третьего года.

Наконец все чинно расселись вокруг стола. Официант в смокинге внёс поднос с чаем.

Сигизмунд Карлович достал из папки два листочка с напечатанным текстом — один из них был на английском, другой на русском. Судя по конфигурации строк, можно было предположить, что тексты идентичны.

Тут уже слово взял господин Хант:

— Мы пригласили вас затем, мистер Батлер, чтобы вы оказали нам любезность и засвидетельствовали подпись господина Сидорова под этим документом.

Батлер кивнул. Прочитал текст на английском. Затем просмотрел и русский вариант, хотя и вряд ли что в нём понял. Затем он кивнул рыжей помощнице. Та из портфеля тёмно–коричневой кожи извлекла две коробочки — одну побольше, квадратную, другую поменьше, круглую.

Из большей коробочки рыжая достала печать и сделала на обоих листах прямоугольный чёрный оттиск.

Спустя минуту, когда печати подсохли, мистер Батлер вписал в пробелы отпечатанной формы свои заверения в подлинности документов. Поверх собственной подписи уже сам поставил круглую фиолетовую печать, предварительно достав её из меньшей коробочки.

Завершив своё профессиональное дело, мистер Батлер вновь кивнул и пододвинул оба листа мистеру Ханту. Тот просмотрел все изменения, произошедшие с документами после манипуляций нотариуса и, оставшись довольным, тоже кивнул и передал бумаги для ознакомления мистеру Пойде. Тот в свою очередь ознакомился с ними и передал Гоше. Тот взглянул и, проигнорировав Лёвку, вернул текст с печатями мистеру Ханту.

Аккуратно собрав свои вещички, недолгие гости откланялись и удалились.

У Гоши в кармане как раз зазвонил телефон.

— Извините, друзья, — обратился он сразу ко всем присутствующим и добавил уже в телефон: — Здравствуй, Соня… Да нет, вовремя… Прилетать ко мне не надо… Я сам буду сегодня в Москве… Не надо, не встречай. Боюсь, во Внуково будет слишком зябко…

— Нет, Гоша! Ты с ума, что ли, сошёл? — прикусив губу, выдавил из себя Лёвка. — Ну выжди хоть немного. Сдалась тебе эта Москва?!

— Это наша Родина, сынок! — отмахнулся Гоша шуточкой из бородатого анекдота, смысл которой был понятен только русским. И набрал номер своего пилота: — Никита Сергеевич? Через какое время мы можем взлететь?.. Через сорок минут?.. Как куда летим? — Гоша подмигнул Лёвке. — В Москву, в Москву… А ты, Лев, сообщи журналистам. Пусть встречают.

В здании Думы было шумно и приятно пахло брусникой. Понятно, народ опохмеляется, — сообразила Катя. Уже два срока подряд, а теперь, значит, уже и третий, лучшие политические умы России лечил от тяжкого похмелья коммунист Бурундуков. Бывший директор совхоза, он в своём бывшем хозяйстве организовал производство чудо–напитка. Настоянный на бруснике и каких–то таинственных травах, напиток этот многократно спасал страну, не позволяя парализовать её высший законодательный орган. Особым спросом товар Бурундукова пользовался по понедельникам и после праздников.

Катя не успела дойти до своего кабинета — возле лифта на первом этаже её перехватила тучная дама из секретариата фракции «Объединённой России»:

— Слава богу, вы пришли! — радостно сказала дама, благоухая брусникой. — Вас Васин уже несколько раз спрашивал. Вы уж, Екатерина Германовна, будьте добры, поднимитесь сразу к нему, а то он меня четвертует, — и дама захихикала. Видно, решила, что четвертование — это щекотно.

— Сейчас зайду, — Катя решила спасти даму от такой неаппетитной казни. Кажется, она знала, зачем так срочно понадобилась Васину и уже заранее злилась…

Ёлочка была мало того, что искусственная, так ещё и иголки её на концах мерцали и подмигивали разноцветными огоньками. Этакая китчуха с прибамбасами, — подумала Катя, едва зайдя в кабинет Васина. Васин, один из заместителей председателя партии власти «Объединённая Россия» встал при Катином появлении и дружественным жестом указал на кресло.

— Кофе, Екатерина Германовна? — спросил он вкрадчиво. — Или, может быть, коньяку?

— Просто кофе, Олег Григорьевич, — улыбнулась она как можно более дружелюбно. Она недолюбливала как самого Васина, так и подобных ему выскочек, вылупившихся из райкомов комсомола.

Ей не нравились и слишком гладко выбритые розовые щёчки Васина, и его редеющий чубчик, и кошачьи манеры женского угодника. А одеколон–то выбрал — прости господи! Одеколон от Армани был, кстати, вполне приятный, но то количество, что вылил на себя франт Васин, явно вредило качеству. Вдобавок ко всему липкий, изучающий взгляд Васина словно бы раздевал, а Катя считала, что Дума — это не бордель. И женщина–депутат — не объект сексуальных притязаний.

Впрочем, Васин, и она это знала, вызвал её вовсе не для того, чтобы соблазнить на адюльтер. Его соблазнение на сегодняшний день было чисто политическим. А для этого вовсе не требуется строить куры и ненароком касаться плеча.

Катя деликатно отстранилась и с независимым видом уселась в кресло. Хорошо, что она сегодня надела не провокационное мини, которое использовала для решения особенно сложных проблем. Васин с его обволакивающим взором мог бы это расценить неверно.

Васин сам — демократ ведь, блин! — разлил кофе из блестящего кофейника по маленьким, чуть ли не серебряным, ну, во всяком случае, серебристым чашечкам. Сразу видно — из провинции, понтов — выше крыши, — неодобрительно подумала Катя. Так как сама она была родом из Ростова, то всякие провинциальные выкрутасы секла с полувзгляда. Недаром она и с собственными провинциальными вкусами давно и не всегда успешно боролась.