Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920 - Владимир Литтауэр

Тылы мощной немецкой армии, разбившей армию Самсонова, упирались в Алленштейн. Немцы не испытывали недостатка в пехоте, подтягивая все новые резервы и постепенно оттесняя нас все дальше и дальше. Одна за другой наши спешившиеся линии выходили из боя и отступали к лошадям. Сменив пару раз позицию, батарея в конечном итоге отступила к нашим вскочившим в седла гусарам. Приблизительно в три часа дня наши полки сидели в седлах. Построившись в колонну, мы приготовились к отходу.

В это время головные отряды немецкой пехоты вышли из леса и направились по полю в нашем направлении. Они прекратили стрельбу, вероятно решив, что у нашей маленькой армии, находящейся в глубоком немецком тылу и практически попавшей в окружение, нет иного выбора, как сдаться на милость победителю. Думаю, что они уже рассматривали нас как военнопленных. Пару минут стояла полная тишина. Затем Гурко выехал вперед и, словно на параде, скомандовал:

– Дивизия, направо! Держать расстояние между полками! Вперед! Шагом марш! – и указал шашкой направление движения.

Колонна развернулась. Тут же последовал приказ пустить лошадей рысью, а затем галопом.

Не веря собственным глазам, немцы наблюдали за нашими маневрами. Когда они наконец осознали, что мы ускользаем из их рук, они открыли огонь, но было уже поздно. Наши полки входили в лес; незначительные потери понесли гусары, ехавшие в хвосте.

Возможно, нам бы не удалось так легко спастись бегством, если бы мы предварительно не взорвали железнодорожные пути. Наши разведчики доложили, что поезд с немецкой пехотой был вынужден вернуться обратно. До сих пор не пойму, почему немецкая пехота не могла выгрузиться из поезда и продолжить преследование в пешем строю.

Через пару часов мы подошли к реке с илистым дном. Значит, о переходе вброд не шло речи. Пришлось воспользоваться узкой дамбой. Пока уланы и казаки медленно переходили на другую сторону реки, гусары сдерживали немцев. Когда последний взвод перешел на другую сторону, дамбу взорвали. С этого момента мы были потеряны для немцев.

Темнело, и, поскольку в непосредственной близости от нас немцев не наблюдалось, Гурко посчитал возможным дать отдых солдатам и лошадям. Мы не могли долго оставаться на месте: по нашему следу шли немцы. После двухчасового отдыха мы продолжили движение. Поджидая нас в одном из населенных пунктов, немцы осветили дорогу прожекторами.

Дивизия остановилась в лесу. Разведчиков отправили изучить местность. Вскоре они сообщили, что впереди глубокий овраг. Гурко собрал старших офицеров, чтобы сообщить, что полки смогут передвигаться по пересеченной местности, а орудия придется оставить. Но мы единодушно решили, что не будем оставлять орудия, а понесем их на себе.

Пока старшие офицеры совещались, командиры эскадронов совершили серьезную ошибку: они позволили солдатам спешиться. Измученные солдаты упали на землю и заснули. Когда командир приказал трогаться с места, нам стоило огромных усилий разбудить смертельно уставших людей. Предстояло пройти по сильно пересеченной местности. Только гусарам, помогавшим артиллеристам нести орудия, разрешили спешиться; остальные спали, сидя верхом, обняв лошадей за шею. Понятно, что двигались мы крайне медленно; за три часа нам удалось покрыть только пять с половиной миль. Знакомые с местностью немцы не ожидали, что мы выберем этот маршрут, и на какое-то время опять потеряли нас. Всю ночь мы двигались без остановок.

В девять утра начал накрапывать дождь. Гурко, считая, что нам удалось оторваться от преследования, приказал остановиться и расседлать лошадей. Только солдаты успели расседлать лошадей, как разведчики сообщили, что к нам приближается немецкая армия: пехота, кавалерия, артиллерия. Лошадей оседлали, и усталая дивизия опять тронулась в путь. Наш полк находился в арьергарде, поэтому мы должны были задержать немцев. Известный своей храбростью Гурко пожелал остаться с нами; он всегда выискивал для себя самые горячие точки. Несколько минут мы находились под ураганным огнем противника, а затем, выйдя из боя, поскакали к нашим полкам. Мы не успели проскакать и мили, как на холме, с которого открывался прекрасный обзор на дорогу, появилась немецкая пехота. По всей видимости, они готовились взять нас в клещи. Полк приготовился вступить в бой с немецкой пехотой, но внезапно резко потемнело, и, вместо мелкого дождика, с неба хлынули потоки воды. Дождевая завеса скрыла нас от врага. Мы развернулись и скрылись в лесу, торопясь догнать наших уланов и казаков. И в этот раз удача была на нашей стороне.

Вечером 1 сентября нам показалось, что немцы все-таки упустили нас, и Гурко решил устроить привал. Мы действительно очень нуждались в отдыхе. За тридцать девять часов дивизия в общей сложности прошла порядка ста двадцати километров, а разведчики и того больше. И это не считая нескольких перестрелок и небольшого сражения при Алленштейне. И люди, и лошади еле держались на ногах.

Рано утром нас обнаружил отряд немецких кавалеристов-разведчиков, и нам ничего не оставалось, как двинуться дальше. Мы все еще находились на значительном расстоянии от нашей линии фронта.

Немцы упорно продолжали поиски пропавшей дивизии. То тут, то там появлялись небольшие пехотные и кавалерийские отряды; звучало слово «окружение». Однажды дивизия остановилась на несколько минут: командиры хотели обсудить дальнейший маршрут следования. Наш эскадрон спешился, и Меньшиков с офицерами сели под деревьями. Неожиданно из-за деревьев выскочили два казака на лошадях и закричали:

– Нас окружили!

Мы застыли в молчании. Меньшиков, глядя на наши помрачневшие лица, спокойно заметил:

– Знаете, а ведь, возможно, в этот момент немцы находятся в еще худшем положении.

Сейчас меня ничего не могло обрадовать больше, чем мысль, что кому-то может быть хуже, чем мне.

В полдень Снежков, с которым я уже несколько часов скакал бок о бок, вдруг сказал:

– Я дам три рубля первому пехотинцу, которого мы встретим.

Сейчас пехота ассоциировались для нас со словом «защита»; она гарантировала нам безопасность. Даже сравнительная безопасность может казаться полной, когда на тебя охотятся словно на зверя.

Ближе к вечеру мы увидели бородатого солдата с винтовкой, сидящего под деревом у дороги. Снежков подъехал к нему и протянул три рубля.

– За что, ваше благородие? – удивленно спросил солдат.

– Просто за то, что я чертовски рад видеть тебя, – ответил Снежков.

Сзади засмеялись гусары.

Прошло шестьдесят три часа с начала операции. Уланы понесли самые тяжелые потери; мы же умудрились обойтись без потерь.

Несколько дней мы отдыхали. В дивизию прибыло пополнение взамен понесенных потерь. Спустя три недели доставили первую почту.