По тонкому льду - Фёдор Крашенинников

37. Зачем либеральная оппозиция нужна власти

Отношение нынешней власти к участию в выборах оппозиции, прежде всего либеральной, прекрасно описывает давняя (1952) эпиграмма Юрия Благова: «Мы – за смех! Но нам нужны // Подобрее Щедрины // И такие Гоголи, // Чтобы нас не трогали». Вопреки убеждениям многих участие либералов в выборах нужно и даже необходимо власти. Во-первых, чтобы наполнить электоральную процедуру хоть каким-то содержанием. Многочисленным «патриотам» и сторонникам Путина всех мастей надо с кем-то бороться, против кого-то мобилизовывать свой электорат, а Обама, Порошенко и даже Дженнифер Псаки не согласятся участвовать в теледебатах с Жириновским и Зюгановым. Во-вторых, оппозиция должна самим своим видом оттенить провластные партии, показав, что и они не так плохи. А это довольно непростая задача, учитывая форму большинства провластных политиков. Поэтому кастинг будет строгим. По сути, допуск к участию в выборах в России – это прежде всего допуск в телеэфир, а сама современная российская легальная политика – серия телешоу, идущих в прайм-тайм по федеральным каналам. Требования к потенциальным участникам этого представления очевидны и вытекают из формата: несложно представить себе, какая либеральная оппозиция нужна власти в ТВ, а значит, и на выборах. Как в эпиграмме: «подобрее» и «чтобы нас не трогали». Удобная и безвредная, чтобы не опасно было избирателям показывать. Еще либеральная оппозиция должна быть карикатурой на саму себя – такой, какой ее рисует горячечное воображение активистов «антимайдана»: замысловатые фамилии, двойное гражданство, опыт работы с Гайдаром или Чубайсом, близкие отношения с Западом, несколько сомнительных цитат, раскрученных еще в 90-е. Желателен открытый гомосексуализм, но это уже идеальный вариант. В общем, либеральная оппозиция на выборах должна выступать и выглядеть так, чтобы Жириновский или даже Кургинян легко повергали ее на обе лопатки. Тут ведь как с Украиной: надо было напугать обывателя. И вот из каких-то опереточных и совершенно маргинальных персонажей вроде давно забытого Сашко Белого (Музычко) сформировали миф о нацистах, пришедших к власти в Киеве. Как оно там все в Киеве на самом деле – не важно: главное, что публика ненавидит, презирает и беснуется. Ну и хорошо – главное, что она себе такого не хочет, как в ТВ про Украину показывают, и любые призывы к переменам и реформам можно нейтрализовывать вопросом: вы что, хотите устроить майдан? Этот рецепт годится и для выборов: допустить к ним такую либеральную оппозицию, чтобы она была, как телебандеровцы – страшная, ненавистная и заведомо никуда не избираемая. Кстати, про Украину. Допущенные к ТВ персонажи должны играть по правилам и поднимать только удобные власти темы. Либеральная оппозиция должна охотно и много говорить про Украину, а лучше для пущей наглядности приходить в студию с украинским флагом. Важно также, чтобы она в постоянном режиме ругала «радикальную» оппозицию, т. е. тех, кого к участию в выборах не допустили. Это единственное амплуа, в котором, скорее всего, и будут выступать те, кто согласится быть «умеренной оппозицией». К сожалению, умеренность в политическом словаре нашей власти – это всего лишь синоним к «удобности» и «безвредности». Если желающие сыграть эту роль найдутся и будут соответствовать вышеописанным критериям, их допустят к участию и позволят, получив свои 2— 3%, публично признать свое – и всех либералов в своем лице, конечно же, – поражение на честных и справедливых выборах.

38. Воспоминания о будущем

Память причудлива и субъективна: человек вполне может «помнить» то, чего вовсе не было, и напрочь забывать то, что было. В более простой форме это отражено в поговорке «врет, как очевидец». Манипулирование прошлым – это не только пресловутая «фальсификация истории». Как показывает практика, пропаганда способна изменить воспоминания людей и о недавнем времени.

Крымско-украинской эпопее всего-то полтора года, но она кардинально изменила не только настоящее, но и прошлое многих наших сограждан: люди искренне убеждены, что всегда интересовались украинской политикой и уж точно всегда мечтали о возвращении Крыма в состав России. Опрокинув текущую политическую ситуацию в прошлое, пропаганда придала ей вид давнего противостояния двух миров. К реальной истории вопроса все это, естественно, не имеет никакого отношения: самый пристрастный обзор российской политической публицистики за 1990—2013 годы доказывает только то, что Украина как таковая вовсе не была в центре внутрироссийских политических дискуссий и какого-либо особого интереса, а если и попадала в повестку дня, то только в период «оранжевой революции» или из-за бесконечных газовых разбирательств.

Особенно важно помнить, что «сакральный Крым» никогда в новейшей истории России не был ни символом, ни лозунгом, ни политической программой какой-либо мало-мальски влиятельной или представительной политической силы. Исключением, доказывающим правило, можно считать склонного к геополитическому популизму бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова, который в свое время разыгрывал в том числе и крымскую карту. Но он так и не стал ни президентом, ни премьер-министром и вообще сошел с политической сцены за несколько лет до всей этой истории, что лишь подтверждает маргинальность крымской темы во всей предыдущей российской политической истории и ее несамостоятельность. Жириновский с его любовью к экспансионистской и реваншистской тематике – тем более не аргумент, хотя бы потому, что и в его риторике Крым если и появлялся, то совершенно точно никогда не был главной темой.

Единственный заметный феномен массовой российской культуры, в котором можно обнаружить тему Крыма и антиукраинскую риторику, – фильм «Брат-2». Однако такое его восприятие – лишь еще один пример переосмысления прошлого с позиции сегодняшнего дня. Несомненно, украинцам этот фильм не мог понравиться, но ведь и снимался он для внутрироссийского потребления. В народ из него пошли вовсе не антиукраинские инвективы, а лозунг «Сила – в правде», который кто только ни использовал с тех пор. Между прочим, «антиукраинскую» линию в фильме про Данилу Багрова (отнюдь не основную, по сюжету) в 2000 году парадоксальным образом можно считать первой попыткой смириться с тем, что украинцы – это не потешные «младшие братья» и «ненастоящие русские», а вполне себе отдельный народ, который говорит на своем языке и не обязательно дружественно настроенный. Если вспомнить тогдашнюю официозную российскую дружественно-снисходительную риторику по отношению к Украине и украинцам, это был действительно важный шаг к признанию де-факто состоявшегося развода двух народов. Но все-таки необходимо признать, что этот фильм действительно стал важной вехой в становлении современного нам порядка вещей – возможно, вопреки замыслу авторов. Как бы то ни было, но и «Брат-2» отнюдь не стал катализатором антиукраинских и прокрымских настроений.

Для того чтобы вернуться к нормальной жизни и нормальным отношениям двух народов и государств, необходимо отделить настоящие воспоминания от фальшивых и не забывать, что вражда не была извечной, как бы ни убеждали нас в этом шовинисты с обеих сторон. Если Германия и Франция смогли стать ближайшими партнерами после веков взаимного уничтожения, нам неизбежно придется идти тем же путем, а эти годы признать годами лжи и позора, осудить их и постараться, чтоб все это никогда больше не повторилось.

39. Чужая свадьба

Решение Верховного суда США относительно легализации однополых браков сильно возбудило общественность по нашу сторону океана. Неудивительно: антиамериканизм и гомофобия – важнейшие компоненты того идеологического коктейля, которым власть поит наших сограждан. Тезис о том, что противники нынешней власти являются не только агентами влияния США, но и гомосексуалистами, настолько часто употребляем, что в некоторых кругах стал практически аксиомой. Решение Верховного суда США стало долгожданной вишенкой на давно готовый торт: в возбужденном мозгу борцов с американским империализмом США окончательно отождествились с рассадником и проповедником сексуальной девиантности.

Оживленная интернет-полемика не сопровождается какой-либо содержательной дискуссией в прессе. И это тоже понятно: по действующим ныне законам публично говорить об однополых браках и контактах что-либо, кроме осуждения, – это рисковать подпасть под известную статью. С другой стороны, широкое распространение примитивной псевдологики «если ты не гомофоб, то ты гей» (ничем, кстати, не лучшей, чем излюбленный тезис гей-активистов «все гомофобы – латентные геи») заставляет многих благоразумно молчать, чтобы не напороться на вал оскорблений. Но широкая и свободная дискуссия на эту щекотливую тему России все-таки предстоит в каком-то отдаленном (или не очень отдаленном) будущем, и перепалки в Интернете – лишь репетиции этой полемики. Можно сколько угодно говорить, что для России эта тема неактуальна, но энтузиазм, с которым все это обсуждается, явным образом сообщает обратное.