Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

не должен был вернуться». – «Значит, ты – не я? – спросил он с отчаянием. – Ты – не я?!»

…Чей-то знакомый голос пробивался к нему сквозь пелену вещего сна:

– Не валяй дурака, Кон-стан-тин, тоже нашел время спать. И не притворяйся, будто ты без чувств, я прекрасно слышу твой ровный здоровый храп. Что за место такое заколдованное: все норовят уклониться от исполнения служебного долга и уснуть!..

9

Едва открыв глаза, Белоцветов попытался рассказать, что именно ему приснилось. По его словам, сон был серый, сюжетный и довольно унылый, картинка шумела и прыгала, как на старой кинопленке.

– Самое противное, – сипел он пересохшей гортанью, часто прикладываясь к трубочке с питательной жидкостью от щедрот системы жизнеобеспечения скафандра и морщась, – что я в происходившем практически не участвовал. Стоял в сторонке бревно бревном и тупо таращился, хотя руки жутко чесались все разобрать, собрать заново и хоть как-то наладить…

– Потом, потом, – отмахивался Татор. – Что вы помните последнее перед тем, как уснуть?

– Решительно все! – воскликнул Белоцветов и поперхнулся. – Черная дыра, которая жует без разбору…

В это же время Кратов приводил в чувство Мадона, хотя и сам все еще чувствовал себя опустошенным, как будто из него вынули половину того, что идеалистически настроенные персоны обычно называют душой.

– Монраше, – сказал он. – Белый монраше.

– Кто вам донес? – вяло насторожился Мадон. – Имею я право на личные пристрастия?.. Ну да, литровая емкость, я специально припрятал ее в охлаждаемой секции каюты на случай, если понадобится отметить какое-нибудь важное событие. Вы что, выпили его в мое отсутствие?!

О том, кто же сейчас находился на корабле под личиной Мадона, страдавшего секторными провалами в памяти, утратившего навыки обхождения с «архелоном», что за человек, вернее – что за существо, неотличимое от человека ни внешне, ни на ментальном уровне, с какой целью и какие это могло повлечь последствия, Кратов старался не думать. Сейчас важно было добраться до корабля. И уже тогда задавать неприятные вопросы.

Если будет кому их задавать.

Они стояли возле Инкубатора, собираясь с силами, слегка подкачиваясь стимуляторами из внутренних запасов, чтобы вернуть мышечный тонус и ясность ума, и с тревожным любопытством озирались. Даже Кратову, которому здесь ничего вроде бы не было в новинку, все виделось в новом свете. Эффект сверхразумности давал возможность различать множество мелких деталей и сильно отвлекал на обработку информации. Но его не стало, и камень обернулся камнем, а не сочетанием щербинок, вкраплений и химических формул, переплетения светящихся нитей рассеялись, отступив за пределы оптического восприятия, и только маскеры остались тем, чем были: уродливыми куклами, трехмерными шаржами на вертикальных гуманоидов.

– Каковы наши действия, Кон-стан-тин? – спросил Татор уже обычным деловитым голосом.

– Двигаемся вперед, по возможности не привлекая внимания. Ведем себя осмотрительно. Экономим ресурсы.

– Вы что же, не знаете обратной дороги? – сварливо осведомился Мадон.

– В общем, нет, – без большой охоты признал Кратов. – Меня, как и вас, какое-то время тащили по воздуху.

– И вы тоже видели черную дыру? – оживился Белоцветов.

– Не было никакой дыры. Но я был в полном сознании, обнаружил много интересного и… вряд ли нам это поможет.

– Звучит вдохновляюще, – проворчал Мадон. – А мы совершенно беззащитны…

Кратов молча похлопал по «смаугу», притороченному к поясу.

– Ага, – быстро сказал Белоцветов. – Значит, старина Брандт на борту, но решил расстаться со своим дружком.

– Я все искал повод спросить, – смущенно признал Татор. – Как там они… Что весьма глупо характеризует меня, как командира корабля.

– Но ведь большого повода для беспокойства не было, не так ли? – мстительно заметил Кратов.

Инженеры переглянулись, неуклюже качнув шлемами, а командор, деликатно откашлявшись, произнес:

– Мы сочли, Кон-стан-тин, это обстоятельство второстепенным и не заслуживающим твоего внимания. В конце концов, среди нас нет ни метарасистов, ни гомошовинистов…

– В экипаже у Декстера Цао оба пилота тоссфенхи, и никто им в нос не тычет, – сказал Белоцветов.

– А у Галилео Бруно второй пилот так и вовсе женщина, – буркнул Мадон.

– Все же стоило сказать, – отрезал Кратов. – Тому, кто вытаскивал мертвые тела из-под снега, это знание не помешало бы. – Он вдруг вспомнил, как удирал с поля боя во все лопатки, и подумал, что здравый смысл и трезвый расчет все же недостаточно оправдывают такое поведение. – Впрочем, предлагаю отложить разбор полетов до лучших времен.

– Смотрите! – вдруг закричал Белоцветов шепотом, тыча пальцем перед собой.

Мимо них на подсекающихся ногах проковыляла нелепая фигура. Так мог бы выглядеть крупный человек в скафандре высшей защиты модели «галахад», если бы его облили с головы до ног растаявшим сливочным мороженым.

– Да ведь это я! – воскликнул Белоцветов рыдающим голосом.

Все глядели на него, ожидая самой неприятной шоковой реакции на неожиданное зрелище сверх всего ранее пережитого.

– Наконец-то хоть для кого-то я стал образцом для подражания! – объявил Белоцветов с потешной гордостью. – Что, завидно?

Общий выдох облегчения был ему ответом.

10

Обратный путь обещал быть насыщенным событиями.

Расчетливо увязавшись за новорожденным маскером, они вступили в проход, что вел к котловану. Дабы ненароком не обогнать невольного поводыря, идти приходилось гуськом, след в след. В какой-то момент Кратов услышал, что Белоцветов мурлычет под нос детскую песенку, что-то вроде: «Мы длинной вереницей… пойдем за синей птицей…» Ему стоило некоторого усилия сдержаться и не потребовать тишины в эфире. Здесь никто не мог их услышать. Командор шел впереди, инженеры топотали посередине, а Кратов завершал шествие, не выпуская из виду сутулую спину Мадона. Маскер, не уделявший незваным попутчикам ни малейшего внимания, иногда останавливался, словно бы переводя дух, медленно вращал цилиндрической головой, а затем внезапно припускал с удвоенной скоростью. Предугадать его намерения не было никакой возможности.

– Ну вот опять! – ворчал Мадон. – Что ж ему нормально не идется!..

– Это его дом, – рассудительно замечал Татор. – А он даже не успел толком обжиться.

– Не пытайтесь понять нечеловеческую логику, – глубокомысленно витийствовал Белоцветов. – Особенно когда ее нет вовсе! Не так ли, Консул?

Кратов машинально кивал и уже погодя соображал, что никто не видит его кивков.

Что-то с их маскером было неправильно. Как если бы механизм, ведавший бесконечным репродуцированием копий, на этом экземпляре дал необъяснимый сбой. Маскер явно не торопился воссоединиться с популяцией. Спотыкался на ровном месте, застывал с поднятой ногой, беспокойно крутил башкой и в конце концов остановился вовсе. Остановились и люди.

– Что происходит? – шепотом