Синдикатер - РуНикс

что мы делаем физически, если мы делаем это по три, наши системы согласуются с пространством, в котором мы находимся. Наши глаза трихроматичны и могут воспринимать только три основных цвета… все остальные добавляются к ним. Три — это также число триады, и оно важно в геометрии, что делает архитектуру, которую мы видим по всему миру. Существует прогрессия в трех и вероятность. Вероятность любого события может быть краткой в правиле трех. В музыке тоже есть основная триада, хотя я все еще читаю об этом. В математике любое уравнение сводится к трем числам, двум с одной стороны и одному в результате. И самое интересное для меня — это компьютеры. Мы можем использовать три двоичных числа, чтобы закодировать что угодно, 01, 10 и 11. Морана сказала она меня научит, когда я стану старше. В психологии тоже есть правило трех, мне об этом доктор Кол рассказала.

Зефир застыл, забытая миска для смешивания. Она в ошеломленном шоке наблюдала, как мальчик говорил то, о чем большинство взрослых не знали, выплескивая больше слов, чем она когда-либо слышала от него. Он был не просто особенным; он должен был быть одаренным. Такой интеллект и артикуляция были отнюдь не нормальными для ребенка его возраста.

«Ух ты. Кто такой доктор Кол?» — спросила она, искренне не зная, но в то же время чертовски очарованная страстью, с которой он говорил, его темп был быстрее обычного.

Ксандер вытащил немного масла из керамической штуковины, которую ей нужно было достать. Масло было идеально мягким внутри.

«Он мой психолог», — поделился Ксандер. «Он разговаривает со мной и помогает мне». Его тон дал ей понять, что он не хочет об этом говорить.

Очнувшись от легкого оцепенения, Зефир поставила сковороду, подождала, пока она нагреется, и добавила в нее тесто. «Три?»

Он закусил губу, наконец, как дети его возраста. «А можешь сделать большие, чтобы я был сыт?»

Она ухмыльнулась. «Конечно». Добавив еще теста, она спросила его. «Ну что, у тебя появились друзья в школе?»

Он покачал головой. "Нет. Я думаю, что некоторые дети злые. Большинство из того, что они говорят, я не понимаю. Хотя Морана злится".

Говнюки. Она ненавидела, какими жестокими могут быть дети, ведь сама подвергалась издевательствам, но была рада, что ему не досталось почти ничего. Она указала на него лопаточкой. «Если кто-то слишком сильно тебя беспокоит, расскажи об этом кому-нибудь. Тристану, Моране или учителю. Кому угодно. Не терпи дерьмо от людей, особенно тех, кто тебя не знает».

«Блин подгорает», — заметил он, и Зефир тут же перевернула его, с облегчением выдохнув, когда увидела, что все в порядке.

«Ты заболела?» — спросил ее мальчик из ниоткуда.

Зефир моргнул. «Что?»

Он указал на гостиную. «Ты упала, голова закружилась. Ты больна?»

Зефир долго смотрела на него, закусив губу. У нее не было возможности рассказать об этом кому-либо. Доктор Ней проверил ее, и она вернулась с положительным результатом. Сказать, что она была ошеломлена, было бы преуменьшением. Хотя врач заверил ее, что это могло быть пропущено из-за ее недавнего стресса, и, возможно, в больнице ее вообще не проверяли, это было совершенно нормально, и ей просто нужно было записаться на прием к гинекологу на следующей неделе, чтобы убедиться, что все в порядке.

Она думала, что сообщит Альфе эту новость, когда он вернется домой. Но прежде чем она успела это сделать, он набросился на нее, целуя ее до потери сознания, просто целуя, потому что терпеливо ждал, когда она даст ему сигнал, что она готова снова заняться сексом в сознании. А потом, посреди их поцелуя, позвонила Морана, и все настроение изменилось.

И теперь, стоя в незнакомой квартире в незнакомом городе и глядя на парня, который не был для нее таким уж чужим, она поняла, что он станет первым, кто услышит эту новость.

«Ну», — начала она. «Я беременна».

Ксандер замер, его глаза слегка расширились, он переместился к ее животу. «У тебя в животе ребенок?»

Зефир посмотрела на изгибы, намеченные в ее свободном топе, и улыбнулась. «Да».

«Как он туда попал?»

Кровь бросилась к ее щекам от невинного вопроса, ее взгляд метался повсюду, слегка паникуя, потому что, черт возьми, она могла рассказать ребенку о том, как делаются дети? Она не хотела быть его первым собеседником на эту тему, не хотела говорить что-то, что могло бы травмировать его. Она огляделась вокруг пространство для вдохновения, прежде чем сделать глубокий вдох, осознав, что он ждет ответа.

«Ну», — проглотила она, снимая один блин и кладя его на тарелку, затем добавляя тесто для второго. «Когда мужчина любит женщину, он делает ей особый… подарок, который может сделать только он. И когда женщина любит его в ответ, она принимает его. Этот подарок становится ребенком».

Вот. Это было очень по-детски и очень просто.

Ксандер продолжал смотреть на ее живот. «Это неправда. Я была ребенком, но не думаю, что я появилась на свет благодаря дару любви».

Тяжелые слова, сказанные таким простым, прямым тоном, пронзили ее сердце. Зефир посмотрела на маленького мальчика, размышляя о том, какой была его жизнь раньше, у кого он родился, и знала, что не сможет ничего сказать в ответ на его заявление, потому что ничего не знает.

«Как ты думаешь, откуда ты взялся?» — небрежно спросила она его, готовя еще один блин и стараясь занять себя, чтобы не показалось, что ее слишком интересует его ответ.

«Я не знаю», — просто заявил он. «Я увидел любовь после того, как родился, а не до этого».

Зефир прикусила язык, чтобы не совать нос в чужие дела. Она ничего не знала о его прошлом опыте и не хотела переступать через любые травмы, которые у него могли быть или не быть. «Тебя сейчас очень любят, даже если люди тебе об этом не говорят».

Он кивнул. «Я знаю. Люди выражают любовь по-разному. Некоторые говорят мне, некоторые показывают мне, некоторые делают и то, и другое».

"Хорошо. Ты заслуживаешь всей любви". Зефир наконец закончил готовить — три с дополнительным маслом для себя и один для себя — и разложил еду по тарелкам, поставив их на стол. Ксандер, как бы хорошо он ни был воспитан, сначала добавил стаканы воды и апельсинового сока рядом с ее тарелкой, а затем и в свою, и Зефир задумался, было ли это чем-то, чему он научился до или после того, как переехал туда жить.

Они оба