Синдикатер - РуНикс

даже не будучи свидетельницей этого часто. Улыбки в ее темном мире были жестоки. И ее возлюбленный, он на самом деле не улыбался чисто, его собственная душа была такой же темной, как и ее, более потускневшей. Улыбки, которые он дарил мир был фальшивым, и те, которые он ей давал, были подергиваниями его губ, окрашенными теплом в глазах. Улыбка Данте Марони была мегаваттной, сияющей, ей пришлось приспособить к ней глаза.

Он не сделал ни единого движения, чтобы подойти к ней, а встал у двери, как часовой, в защитной стойке.

Прежде чем она успела об этом подумать, снаружи раздался визг шин, за которым последовали быстрые шаги кого-то бежавшего. Секундой позже силуэт влетел в дверной проем, остановившись в последнюю секунду. Данте отошел в сторону, молча кивнул тому, кто стоял у двери.

Силуэт сделал глубокий вдох, прежде чем войти в помещение, его глаза осматривали его.

Она увидела его прежде, чем он увидел ее. Короткие темно-русые волосы, светлые глаза, которые, как она знала, были ярко-голубыми, высокая мускулистая фигура, готовая к движению в любой момент.

Тристан Кейн.

Ее старший брат.

Наконец его взгляд упал в ту сторону, где она сидела, и он замер.

Она видела, как его грудь быстро двигалась, и ее собственная последовала за ней, ее сердце забилось как дикая лошадь, освободившаяся из клетки ребер, ее руки дрожали от крепкого сжимания мягкого сиденья рядом с ней, их глаза встретились.

Его глаза путешествовали по ней, подробно изучая каждую мелочь, которую он мог видеть, и ее глаза делали то же самое, вбирая каждую мелочь — от мятой рубашки до щетины на его челюсти, которая выглядела так, будто он не прикасался к ней несколько дней, до теней под его глазами, которые выглядели так, будто он тоже не спал несколько дней. Она вобрала в себя все это, как и он, их глаза двигались друг над другом, возвращаясь и сцепляясь, и снова двигаясь, и снова возвращаясь.

Затем, спустя секунды, минуты, часы простого вникания в происходящее, он сделал глубокий вдох и шаг вперед.

Костяшки пальцев начали болеть от сжимания.

Он сделал еще один медленный, размеренный шаг, внимательно наблюдая за ней, словно она была испуганным животным, которое он не хотел спугнуть.

Она застыла, неспособная произнести ни слова, неспособная осознать свои чувства, неспособная что-либо сделать, кроме как просто сидеть и смотреть.

Еще шаг, и у нее защипало в носу.

Последний шаг, и он был перед ней, так близко, что она могла дотронуться до него. Она хотела дотронуться до него. Но ее руки не двигались, запертые по бокам, связанные цепями, которые она не могла видеть, но чувствовала, как они их связывают.

Он посмотрел на нее сверху вниз, когда она подняла глаза, их взгляд не прерывался, тяжесть эмоций в его глазах была тяжелой, но не такой, которую она могла прочесть. Все, что она чувствовала, была ее интенсивность, и она заставила ее собственную выйти на передний план, обжигая ее глаза и конденсируя испарения ее чувств в слезы, которые затопили их.

И тогда, не говоря ни слова, увидев влажность в ее взгляде, он опустился на колени перед ней. Внезапно она посмотрела на него сверху вниз, а он посмотрел на нее снизу вверх.

Они просто смотрели, дышали в присутствии друг друга впервые за десятилетия, воспоминания висели между ними, те, которых она не знала, а он не мог забыть. Он поднял руки, шершавые ладони были обращены вверх, оставляя их между ними, просто наблюдая, ожидая, его собственные глаза были красными и затуманенными, как и ее.

Краем глаза она видела, как дрожат его руки.

Каким-то образом, увидев это, она озарилась: это ее брат.

Ее старший брат.

Мужчина, который искал ее с тех пор, как она пропала.

Мужчина, который не оставлял попыток найти ее на протяжении более двадцати лет.

Единственная кровная семья, которая у нее осталась, корни дерева, которое она никогда не могла увидеть.

Лайла даже не взглянула на его руки, ничто в ней не позволяло ей отвести от него взгляд, но каким-то образом, увидев его руки, она разорвала цепи, сковывавшие ее.

Она подняла свои дрожащие руки и медленно вложила их в его руки.

У него перехватило дыхание, глаза на секунду закрылись, слезы, висевшие в них, потекли по щекам и подбородку.

Лайла почувствовала, как падает, икота сотрясала ее тело, она изо всех сил старалась не издать ни звука, не нарушить этот момент, ее дыхание было коротким и напряженным.

Он снова посмотрел на нее, и что-то такое нежное, такое прекрасное было в его глазах, что заставило ее всхлипнуть.

Как будто ее звук спровоцировал его. Прежде чем она успела моргнуть, он потянул ее на ковер и в свои объятия, втягивая ее меньшее тело в большое тепло своего тела, его большие руки обвились вокруг нее, защищая, и это ощущение сломало ее.

Она почти умерла, веря, что у нее никогда этого не будет. Она прожила всю свою жизнь, веря, что она этого не заслуживает. Каждый раз, когда кто-то ломал ее в детстве, в подростковом возрасте, в молодости, до того, как ее нашел Дайн, она жаждала объятий брата, который защитил бы ее, умирая изнутри, когда они не приходили. То, как он держал ее, прижимая к себе, снова и снова ломало ее, напоминая ей о каждом разе, когда она желала этого, умоляла об этом, молилась об этом и так и не получила.

Рыдания сотрясали ее тело, ее вопли громко разносились по пространству, отдаваясь эхом, но ей было все равно, она плакала всем сердцем, всем телом, всей душой, и она была не одна. Он плакал вместе с ней, не так громко, но так же тяжело, его тело сотрясалось вместе с ее, его руки сжимали ее, словно он никогда не позволит ей уйти.

Она смутно осознавала, что к двери подходят люди, но даже не смотрела, и он тоже. Им было все равно, сломленному брату и разбитой сестре.

Мир мог бы закончиться, а они бы так и остались там, прижавшись друг к другу, распластавшись на земле, воссоединяясь, восстанавливаясь и залечивая открытые раны, которые не переставали кровоточить на протяжении двадцати лет.

Глава 13

Данте, Глэдстоун

Она была настоящей.

После стольких долгих поисков она почти стала для него легендой. Хотя он никогда не сомневался, что однажды они узнают правду о том, что с ней случилось, ради Тристана он надеялся, что они