Измена с молодой. Ты все испортил! - Аника Зарян

еще не могу привыкнуть к новому своему отражению. Будто смотрю со стороны на кого-то очень родного, но не могу связать его с собой. Я чуть не потеряла себя, и очень хочу найти. Хочу понять, где я настоящая?

Где мои истинные желания и эмоции? Есть ли они у меня?

Смотрю пристально, внимательно и понимаю, что не хочу больше подводить эту девушку в отражении, которая рассчитывала на меня, и о которой я забыла.

Еще раз открываю чат и вчитываюсь в закрепленное. Набираю в строке «В цирк успеем, приезжайте ко мне» — и отправляю.

Не согласовывая с мужем.

Не узнавая, удобно ли ему?

Не уточняя у свекрови, нужна ли ей моя помощь на сегодня.

«Сейчас?»

«Могу после работы».

«Домой?»

«Пиши адрес!»

«Блин, середина недели. Давай в пятницу».

«Вот это я понимаю, Ксюша снова с нами!»

Чат заполняется озорными подмигиваниями и бокалами вина.

Все дружно ставят реакцию одобрения под сообщением о встрече в конце рабочей недели.

Понимаю, что они правы.

Смотрю на время — успеваю за детьми. Сажусь в машину, оформляю заказ продуктов с доставкой — не хочу тратить время на магазин. Отправляю подругам свой домашний адрес и добавляю: «Жду всех в пятницу!»

И еду в школу.

По пути удается поговорить с тремя мамами из списка, который прислала Нина Ивановна. Как оказалось, Карен уже принес извинения. Компенсировал всем и разбитые очки, и разорванную книгу… До мамы Стрелкова я не дозвонилась, но уже не сомневаюсь, что и с ними муж решил все вопросы.

К машине Вика и Гера идут, что-то бурно обсуждая, а я облегченно выдыхаю, видя улыбки на их лицах.

Но замечаю, как, увидев меня, сын становится серьезнее. В груди становится тесно.

Пожалуйста, умоляю — пусть мне это только показалось…

Смахиваю тревожные мысли и выхожу им навстречу. Гера останавливается в шаге от меня, а Вика подпрыгивает в объятья, привычно подставляет щеку для поцелуя и сразу начинает щебетать о том, как написала словарный диктант.

Гера молчит.

Час от часу не легче…

Он открывает заднюю дверь и, водрузив сначала на середину сиденья ранец, залезает сам на бустер. Вика проделывает то же самое с другой стороны. Помогаю дочери застегнуть ремень безопасности. Гера пробует пристегнуться самостоятельно. Вижу, что ему сложно — заглушка никак не хочет попасть в замок — но о помощи он не просит.

— Сын, подожди, я сейчас.

— Я сам, — отвечает он.

Я не настаиваю. Сажусь за руль и спокойно жду, когда Гера справится с защелкой. Завожу машину, когда слышу щелчок ремешка.

— Всё в порядке, милый? — спрашиваю сына. В зеркале заднего вида замечаю, как он отворачивается к окну. — Что-то случилось в школе?

— Мам, он…

— Молчи, Вика, — рычит на сестру.

— Гер, ты чего, — шепчет ему дочь, думая, что я так не услышу. — Это же мама!

— Гера, расскажи мне. — Стараюсь сконцентрироваться на дороге, но мозг начинает суетливо искать причины, по которой сын так странно себя ведет. Неужели, снова подрался и боится мне в этом признаться?

— Ничего не случилось, — букой огрызается он.

— Мам, это неправда! — не выдерживает Вика. — Просто он обижен.

— Вика! — взрывается Гера, но она бросает на него упрямый и уверенный в своей правоте взгляд.

— На кого? — я смотрю на сына через зеркало. Он обиженно хмурит брови, взгляд направлен вниз.

— На тебя, — снова вместо него отвечает дочь, за что получает от брата пинок по ботинку и растерянно пищит, — ты чтооо?

— Вот как… — Ответ дочери тревогой растекается по венам. — И почему же?

— Он… — пытается продолжить Вика, но замолкает, увидев сердитые глаза брата.

— Предательница. — шипит он.

— Вика, пусть братик попробует сам ответить. — По рукам от кончиков пальцев ползет зябкая дрожь, поднимаясь выше, по плечам — прямо к горлу, и сжимает его в тиски. Пытаюсь найти кармашек, чтобы припарковаться — оставаться за рулем в таком состоянии точно не стоит. — Гера?

Сын молчит, но я наконец ловлю его взгляд в зеркале и повторяю свой вопрос:

— Гера, чем я тебя обидела? — Удачно нахожу, где можно остановиться, паркуюсь, заглушаю машину и разворачиваюсь к задним сиденьям. — Расскажи мне.

Мой ребенок сжимает зубы так сильно, что я вижу, как начинают играть желваки на его еще совсем детском лице. Смотрит на меня исподлобья и сшибает почву у меня из-под ног своим ответом:

— Ты не хочешь помириться с папой.

Сглатываю.

Пытаюсь держать ровный ритм дыхания.

Здесь я взрослая. Я не могу перед ребенком показать, насколько точно он попал в болевую точку, и как мне горько от его слов.

— Почему ты так решил? — спрашиваю, сохраняя мнимое спокойствие.

— Я сам слышал, — уже смелее говорит Гера.

— От меня?

Суматошно перебираю в голове ситуации, когда он мог услышать наши с Кареном споры, но понимаю, что не могу их расчленить друг от друга — все они смешались в моей памяти в один вязкий, смрадный ком.

— От папи он слышал, мам. — говорит Вика. — Я ему сразу сказала, что это неправда, но он не верит.

Это невозможно.

Я задета нынешним отношением свекра. Очень. Но даже в своей обиде твердо уверена, что он не стал бы говорить с ребенком на эти темы. Но я уже успела развенчать столько незыблемых истин, из которых состояла моя жизнь, что смогу добавить в список еще одну.

— Гера, — спрашиваю тихо, — когда тебе такое дедушка сказал?

— Он не мне сказал. — Сын отводит взор. Вижу, что он готов вот-вот расплакаться, но продолжает упрямо сжимать челюсть. — Он с папой говорил, а я услышал.

— Хм… — судорожно выдыхаю. Новый вдох еле-еле пробирается в легкие.

— Я же говорю, это неправда, — снова повторяет дочь, смотря мне прямо в глаза, словно ищет в нем подтверждение своим словам.

— А почему тогда он спит в другой комнате? — срывается на крик сын. — Я видел!

— Милый, взрослые тоже иногда могут поссориться. — осторожно подбираю слова. — Такое случается. Мы с папой сейчас в разных комнатах, чтобы дать друг другу время успокоиться.

— Это же глупо! — Его глазки наполняются слезами. — И очень долго! Надо просто