Леший и Кикимора - Вера Копейко

Он звал ее на каждое соревнование — болеть.

— Опя-ять? — с тоской спрашивала Анна. — Но я была сто раз. Я знаю, твоя команда выиграет…

— Но она выиграет по-другому… — говорил он.

А та шла с ним. Она вопила громче всех на трибуне. Едва ли он различал ее голос среди других голосов, но что-то он чувствовал… Однажды Анна все-таки пошла и увидела, как ее соперница подпрыгивает на трибуне. А потом… — даже сейчас она закрыла глаза, чтобы не видеть, — он вышел из воды и обнял ту, другую, которая раскрыла объятия победителю. Он целовал ее. Впервые в жизни Анна похолодела и ледышкой сидела на трибуне, пока он и другая не ушли…

Поезд дернулся, но еще не пошел. Раздался стук под вагоном — это рабочие подбивали тормозные колодки. Анна вздрогнула, как от предупреждения. Если она будет жить так, как сейчас, она потеряет и Витечку с его искренней, она не сомневалась в этом, любовью.

Поезд лязгнул колесами, они прокрутились нехотя. Попутчик вернулся в купе, он принес с собой хрустящий аромат морозной ночи. Она видела теперь не большого заспанного енота, засевшего в норе, из которой блестели его глаза, теперь он весь вывалился наружу.

Попутчик сбросил серый твидовый пиджак. Он остался в черных брюках с острыми стрелками, черном свитере, на ворот которого спускались концы белоснежной рубашки. На гладком лице не было и тени щетины, наверняка побрился вечером, перед выходом из дома.

Он улыбнулся.

— Меня, кстати, зовут Степан. Степан Сухинин. А вас? Я знаю, вы не из тех, кто знакомится в поезде. Но для удобства общения представимся.

Она кивнула.

— Анна Удальцова.

— А теперь вы. Расскажите, что так сильно вас мучит, Анна.

4

Витечке было все равно, почему Анна согласилась выйти за него замуж. Но он точно знал, что рассчитал верно. Он сделал ей предложение ровно в тот день, час и минуту, когда она могла сказать ему «да». Более того, сейчас он понял, как правильно поступил, придя к ней с шампанским и шоколадными конфетами. Витечка усмехнулся. Как много надо знать, чтобы добиваться своей цели.

Он лежал на верхней полке в поезде, который вез его из Екатеринбурга в Суходольск. Он ощущал себя странно, ему вдруг показалось, что все приятности и неприятности, которые происходили до сих пор с ним, материализовались в одну большую приятность. Как будто золотая банковская карта — талисман, который отныне направляет его растрепанную жизнь в единый тоннель, с гладко укатанным бетоном. Они с Анной покатятся по нему вместе, вперед. Навсегда. Как того и хотелось ему с первого мига. Он увидел ее во дворе дома — большую белую девочку с льняной косой, она несла в правой руке пузатый черный портфель, но шла очень прямо.

Она нравилась ему — высокая, сильная. Она проходила по двору, ни на кого не глядя.

Она нравилась ему, когда выходила гулять со своим длинноногим черным щенком неизвестной породы.

У него замирало сердце, когда Анна шла на школьную дискотеку, на которую его класс не пускали по малолетству. Оно замирало, когда Витечка наблюдал в окно поздно вечером, как она входит в подъезд, возвращаясь, а рядом с ней маячит фигура провожатого. Он крепко закрывал глаза, чтобы не узнать — поцелуются они или нет.

Витечка слегка успокоился, ему показалось, он стал ее забывать, когда Анна уехала в Пермь учиться в университете. Он остался дома, в политехническом. Он заставлял себя иногда провожать сокурсниц. Всякий раз разных — девушки не выдерживали его холодности и не хотели с ним встречаться.

Он видел Анну, когда она приезжала на каникулы. Они болтали ни о чем, столкнувшись в подъезде или во дворе. А однажды мать как-то невзначай бросила:

— Видела Удальцову-старшую. — Поджала губы, потом усмехнулась. — До чего она все-таки манерная, — и осуждающе покачала головой.

Витечка замер, глядя, как мать вытирает тарелку. Полотенце было клетчатое, догадался он, но такое старое, что красные и желтые клетки, пропитанные влагой, почти слились в одно розовато-фиолетовое пятно. Он вздохнул, ему показалось, что он уловил запах застарелого жира.

— Идет, закинув голову, — продолжала мать, — как будто у нее на макушке банка с водой. — Она взяла со стола пол-литровую банку с остатками огуречного рассола, в котором плавали веточки укропа, и выплеснула в раковину. Одна веточка застряла и, казалось, снова проросла. Только игольчатые листики поникли.

Витечка молча смотрел на соленую зелень.

— Она говорит, что они переезжают… Куда бы ты думал? — Не ожидая, когда догадается сын, ответила сама: — В Москву! — Мать умолкла и поджала губы. — Вот так и бывает — мы переехали с твоим отцом сюда из Москвы, осели здесь навсегда. Погнались за северной романтикой. А некоторые явились черт знает откуда, а уезжают в столицу.

Витечка не говорил ни слова, он слышал эту, как он называл, печальную песнь матери о коварстве судьбы много раз. Что мог он сказать? Он, родившийся в Суходольске? Что ему Москва, которую он видел толком однажды, когда ездили на похороны деда? Ему тогда было десять лет.

— Я спросила ее: а как же дочь? — Витечка насторожился. — А она говорит: дочь собирается замуж.

Он увидел, как мать вешает на крючок полотенце, оно опадает под тяжестью пропитавшей ткань воды. Он подумал, что если сейчас снять с него майку, надетую под рубашку, и повесить рядом, то и она опадет так же. Он взмок.

Анна выходит замуж. А что тут такого странного? И какое ему дело? Анна понятия не имеет, что он в нее… он в нее влюблен? На самом деле? — спросил он себя. Что ж, хорошо, что не знает… Не так обидно…

— Такие, как она, — продолжала мать, — мужчинам по вкусу. Они смотрят на худышек, а мечтают о толстушках. — Она засмеялась и расправила полные плечи.

Его мать была пышной всегда. И отцу нравилось, что его жена, как он говорил, не газель. Витечка не раз слышал, как отец, обнимая мать за плечи и прижимая к себе, нарочито громко шептал: «Моя мягкая ватрушечка… Люблю…»

— Значит, они продадут квартиру? — спросил Витечка.

— А ты хочешь купить? — насмешливо полюбопытствовала мать. — Было бы неплохо, — заметила она. — Если бы у нас на то нашлись деньги. — Она поморщилась. — Ты бы женился и жил в одном доме с нами. Я бы, так и быть, занималась внуками, а…

— Мам, перестань. — Сын скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу. Он словно защищался от ее слов.

— Но я думаю, они не станут ее продавать, — сказала мать. — Какой смысл? Вряд ли Анна выходит за миллионера, а ее родители навсегда уехали в столицу.

Они оставят квартиру себе как отнорок, будет где отсидеться в непогоду.