Сады диссидентов - Джонатан Литэм

Матусевич $285 Гоган $180 Стоун $265.

Сочинения Чарльза Диккенса. Грэм Стоун уверенно отвечает: “Фейджин”. Питер Матусевич выбирает слишком высокую ставку и спотыкается на “Джарндайсе против Джарндайса”. А потом Арт Джеймс зачитывает Мирьям такой вопрос:

– После путешествия за границу в тысяча восемьсот сорок втором году Диккенс выпустил книгу путевых заметок, которая была хорошо встречена в Англии, однако вызвала громкий скандал в той стране, которую он посетил. Назовите эту страну.

Мирьям на мгновенье задумывается о том, что это похоже на уже звучавший раньше вопрос о “помеси Вавилона с императорским Римом”: Вас ждет неузнаваемое изображение вас самих, в котором вы, однако, непременно себя опознаете.

– Это мы, – отвечает она. – Америка.

– Так оно и есть – это Соединенные Штаты. – Голос Джеймса смакует последние слова, будто это бифштекс. – Ну что ж, Мирьям, вы прекрасно выкарабкались после долгого падения.

Перестав проигрывать, Мирьям вдруг прекращает молчать: внутри у нее как будто прорывается какая-то плотина.

– Забавные они, эти британцы, – замечает она. Пускай она сегодня и не выйдет победительницей состязания, но, как и тогда, на собеседовании в КРР, хотя бы выговорится. – Приезжают сюда и устраивают истерику.

– Да, – говорит Арт Джеймс, но так, словно перелистывает какую-то воображаемую страницу между ними.

Приводить все в движение, не допускать застоя – вот единственный настоящий стиль Джеймса, стиль, прячущийся под ярким галстуком и внешней шутливостью: тут проступает холодная военная закалка. Если продвигаться вперед и не мешкать, то в понедельник поместятся сразу понедельник и вторник, ну а среду, четверг и пятницу можно запихнуть во вторник, – тогда оставшееся время можно запасти впрок.

– Вот здорово – приезжает сюда Дж. Б. Пристли, впадает в раздражение и обзывает нас империей!

– Э-э-эр-да.

Но все это вырежут.

– Можно было бы тут целую категорию вопросов придумать – о всякой чепухе, какую британцы наговорили об Америке. Г. К. Честертон, Ф. Р. Ливис и Д. Г. Лоренс.

Но все это вырежут.

– Э-э-эр-да. Итак…

– Потому что еще ни один ньюйоркец никогда не сравнивал этот город с Вавилоном – настолько это фальшивое сравнение.

Но все это вырежут.

Матусевич $285 Гоган $230 Стоун $315.

Потолок кубышки. Цитаты: библейские выражения. В последнем раунде ограничения ставок до пятидесяти долларов снимаются, так что формально это игра для всех. Мирьям долж на осуществить свое безумное желание и одержать немыслимую победу – при едва ли выполнимом условии, что и Стоун, и Матусевич дадут осечку в этом же раунде (чего пока ни разу не случалось), а также памятуя о том, что совершенно нелишне было бы принести домой чек на двести долларов. И стоило ей только об этом подумать, как ее вдруг охватила лютая тоска по малышу: она как будто услышала его голосок, увидела его светлые волосы, мокрые от слез у висков. Потому что, если Мирьям хоть один час не думает о Серджиусе, то (очередное доказательство тому получено сегодня) тревога и любовь, отложенные на час, словно накопившись в каком-то неведомом органе тела, а затем прорвав его, с новой силой будто впрыскиваются ей в вены.

Периодические отлучки, когда Мирьям хочется ненадолго вырваться из сладкого плена материнства, оказывается, можно вынести лишь в крайних обстоятельствах триумфа или беды. Как тогда, при аресте на ступенях Капитолия, и в тюремной камере: тот день оказался сплошным триумфом и сплошной бедой – с зияющей пустотой посередине. И то, что Серджиус оставался на руках у Томми и Розы (оба они, в отличие от Стеллы Ким, даже пеленки сменить не умели), нисколько ее не тревожило. Крайности, сопряженные с борьбой за правое дело, и унижение, воплощенное в колбасных сэндвичах, – вот что избавило тогда Мирьям от чувства вины. Поддаваясь этой внутренней тяге к катастрофизму, Мирьям сейчас испытывает соблазн поставить на кон все свои деньги, чтобы потом выйти отсюда с чем-то более весомым, чтобы выскочить из серого круга посредственности, внутри которого и протекает большая часть жизни – той самой жизни, где малыш ждет, когда же она наконец спустится в метро и заберет его из общины на Кармайн-стрит, где, скорее всего, он ползает по полу, пока Стелла готовит еду, или курит траву, или болтает по телефону, а он, наверное, цепляется за ее ноги, требует внимания и не понимает, что происходит.

Мирьям, решив все-таки подстраховаться, ставит пятьдесят на “Что?”, один к двум, и Арт Джеймс зачитывает:

– В перечне наказаний, оговоренных в заповедях Моисея, есть знаменитая фраза, означающая простое и однозначное возмездие, где упомянуты определенные части тела. Произнесите эту фразу.

– Око за око, зуб за зуб?

Мирьям произносит ответ вопросительным тоном не потому, что не уверена. Скорее потому, что вся ее резкость вдруг куда-то улетучивается, и она снова проникается условностями игры, позволяет ей просто течь в прежнем русле, следуя тому сценарию, который она уже давно впитала физически, как пассивный зритель телешоу. В данном случае сценарий требует от игрока скромного тона, как бы выражающего неуверенность в том, что даже самый очевидный ответ заслужит одобрение Арта Джеймса и принесет очки. Она – мать, домохозяйка, она занимает пока третье место, но стыдиться здесь нечего, ведь она играет против двух соперников-мужчин. Финал игры – нечто вроде маленькой смерти, сопровождаемой аплодисментами и раздачей призов, и теперь Мирьям кажется невероятным, что Арт Джеймс и его помощники способны разыграть больше одного такого финала за один день. Выскочка-бухгалтер в итоге побил щеголеватого Матусевича, отобрав у него звание победителя недели, но произошло это потому, что он оказался вовсе не выскочкой, а сторонником статуса-кво в борьбе против всех этих подозрительно цветистых рекламщиков, которые говорят как-то слишком вкрадчиво, говорят как-то почти страстно, говорят как-то так, словно пытаются умилостивить суровых полицейских на передовом крае антивоенной демонстрации. Грэм Стоун явился сюда слегка в маскараде, со своей непристойной бороденкой, однако его костюм, а также скрывающееся под костюмом брюшко, да и четкая линия стрижки над ушами, и хрипловатая мощь голоса – все это вместе заявляет о его праве на присвоение победы. В итоге Питер Матусевич оказался всего лишь очередным хлипким хиппи, его зачесанные поверх ушей и воротника волосы никого не обманули, а телешоу, получается, было задумано так, чтобы опозорить его под занавес: ибо в самом конце он с треском запарывает свою библейскую цитату, тогда как бухгалтер гордо козыряет своей. А Мирьям уже удалилась, совсем-совсем, ее смыло со сцены последней волной, растворившей все ее надежды, и отчасти она уже мысленно едет в вагоне подземки, грохочущем по тоннелям, едет вызволять своего малыша, и теперь ей кажется, что она предала не только Серджиуса, но и того скорбного человека с фотографией в раме, в честь которого она играла здесь сегодня, пускай тот даже не подозревал об этом. И что с того, что Арт Джеймс выкрикивает: “Верно!”, услышав ее постыдно очевидный ответ, и снова осыпает ее поздравлениями по поводу успеха на этом почтенном зрелище. Сейчас ей вручат чек на двести восемьдесят долларов. А еще она выиграла пожизненный запас спрея для волос от фирмы “Адорн” – одного из спонсоров передачи. Что означало “пожизненный” – Мирьям узнала два месяца спустя, когда на ее адрес прислали огромную картонную коробку, внутри которой лежало двадцать цилиндрических баллончиков с аэрозолем, а также сертификат, где говорилось, что она всегда может потребовать еще любое количество.

А Стелла Ким, которая любила, в духе иппи, использовать дрянную продукцию порочного мира для игры в абсурдные политические жесты (они обе с удовольствием запихивают кочаны салата в магазинные морозильники, или заталкивают датские монетки из сплава или тринидадские пенни в щели телефонов-автоматов для десятицентовиков, или вскрывают кучу рекламной почты, вытаскивают оттуда все оплаченные конверты для ответов из разных одиозных корпораций, вкладывают в каждый конверт по куску американского сыра “Крафт”, в тот же день украденного специально для этой цели из магазина, а потом все это опускают в почтовый ящик, чтобы фирмы-отправители сами же и получили свои конверты, промасленные и вонючие), – так вот, однажды, когда Комитет американских квакеров на службе общества бросил клич отправить грузовой контейнер с гуманитарной помощью осажденным в горах гватемальским изгнанникам, Стелла предложила Мирьям, действуя в этом же духе, собрать никчемные и уже пылящиеся в углу баллончики “Адорна” и отправить их в контору Комитета – пускай добавят к другим посылкам. И, хотя это уже идет вразрез с духом ненасилия, который исповедуют квакеры, Мирьям в душе надеется, что гватемальцы сумеют смастерить из этого вклада Арта Джеймса в их борьбу, например, личные огнеметы. Или бомбу.