Измена. Вернуть любовь - Евгения Ник

уже не изменить. Я не заклинатель часов и не могу повернуть время вспять. Ты думаешь, я себя не корил ни разу? Да я не знал, как мне дышать, элементарно! Ненавидел каждый новый день своей грёбанной жизни!

— Да, но ничего не делал, а спустя пять лет вдруг вспомнил о чувствах. Как же легко у тебя всё Миронов…

Знаю, что режу по самому больному. Сдираю его раны, которые, как и мои, очевидно, не затянулись. Остановиться не в силах. Самой плохо, но всё, что я могу сейчас, лишь ранить в ответ.

Он ударяет кулаком по рулю и опускает голову вниз.

— Я не хочу с тобой ругаться. Ни сейчас, никогда. Я люблю тебя и уверен, что твои чувства не погасли. Это видно, Белова, как бы ты ни скрывала. Я не хочу тратить ещё пять лет или год, да хоть день. Сейчас, Яна, я хочу быть с тобой СЕЙЧАС, завтра, послезавтра, всю нашу жизнь… и последующие, на других галактиках, — поднимает голову и поворачивается ко мне. — Меня зовут Глеб. Миронов Глеб Григорьевич. Я предлагаю тебе познакомиться со мной вновь и, надеюсь, ты сможешь влюбиться в меня, потому что я… безумно по тебе тащусь!

Глава 27

Яна

Удары наших сердец отсчитывают ритм, словно огромные напольные часы. Смотрим друг на друга без отрыва, не моргая и кажется, не дыша. В носу нестерпимо начинает щипать, и я понимаю, что дальше на глаза начнут набегать слёзы.

Не хочу.

— Глеб, не надо, прошу тебя, — молю шёпотом. — Прошло уже слишком много времени. — Для нас слишком поздно.

Миронов тянет ко мне руку, ласково гладит по щеке, но его глаза темнеют, становясь похожими на самые долгие ночи. Прикрываю глаза, замолкаю и чувствую, как меня ведёт. Я одурманена. Пьяна этим невозможным мужчиной.

— Яночка… — подавшись вперёд, касается губами кончика моего носа, щеки и наконец, губ.

И я ничего не могу с собой поделать. Остаётся только злиться на свою слабость, но и на это сейчас неспособна. Потому что…

Люблю.

— Пожалуйста… — ещё тише шуршит мой голос с каким-то надломом.

— Не-а, — он ближе притягивает к себе, врывается языком в мой рот, заражая собой на клеточном уровне. Меняет мой геном. Вливает тонны своей информации, оставляя о себе след в каждом атоме моего организма, чтобы привязать к себе снова. Затем он немного отстраняется и сканирует мои глаза. — Любишь?

Как выдержать? Как не умереть? Как солгать, глядя в эти бездонные омуты глаз?

Набираю полную грудь воздуха и прикрывая веки, выдыхаю вместе с жизнью:

— Не люблю.

— Посмотри на меня и ответь ещё раз, — произносит чуть подрагивающим голосом. — Посмотри на меня, — говорит жестче.

Открываю глаза, из уголков тут же скатываются хрусталинки слёз. Какая нечестная и жестокая ситуация.

— Миронов, прекрати, пожалуйста. Ты зашёл слишком далеко. Разве не видишь, что делаешь мне больно?

Повисает долгая, томительная тишина. Никто не решается заговорить первым. Наше молчание, куда красноречивее любых сказанных слов. Мои слова о боли, это и есть ответ на его вопрос. Когда не любят, боли нет.

Я понимаю, что всё равно кому-то придётся нарушить затянувшуюся паузу. Пора уходить.

Крепче сжимаю ручку сумки, искоса смотрю на Глеба, поджав нижнюю губу. Склоняю голову вниз, открываю дверь и выпархиваю из салона автомобиля на улицу. Туда, где в лёгкие врывается спасительный воздух.

Глеб, тут же выскакивает за мной вслед, оббегает Porsche и с силой врезается в меня. С болезненным стоном врывается очередным отчаянным поцелуем. А затем, оторвавшись, смотрит уже совсем другим взглядом. Сердитым и с присущим ему холодком.

— Я не верю твоим словам, но я верю тем ответам, что даёт твоё тело… и это любовь.

* * *

Осторожно захожу в дом, собираюсь прошмыгнуть в спальню, но попытка моментально терпит крушение. За столом в гостиной сидит Саша, и по его взгляду, я понимаю, что дальше меня ждёт полный разнос. Боже, только его мне и не хватало. Как же я устала в данный момент.

— Ты была с ним? — железным тоном давит он.

— Саш, не начинай, а, — тут же ловлю раздражение. — Давай, позже поговорим.

— Значит, с ним, — кивает сам себе и отстукивает по столу пальцами. — Ты совсем ненормальная? Просто ответь мне, потому что я реально тебя не понимаю. Пять лет, ты жила спокойно, счастливо и что в итоге произошло? Чего тебе не хватало?

— Откуда тебе знать, что было у меня внутри все эти года? — спокойно отвечаю, глядя ему в глаза. — Ты уверен, что я вообще жила, а не существовала?

— Оу-у-у, вот как! Я тебя понял. Окей, Златовласик. А сейчас как? Живёшь полной жизнью? Так улетела в своём счастье, что забыла даже элементарно мне или Анаит хотя бы написать, что с тобой всё в порядке и ты жива, а не валяешься в какой-нибудь грязной канаве, — прекращает играть пальцами, сжимает руку в кулак и грохает ею по столу. — Ты понимаешь, что мы чуть с ума не сошли сегодня, пока ты радостно кувыркалась с Мироновым или как там его… Нестеровым!

Лицо обдаёт таким жаром, словно рядом со мной костёр вспыхнул. Гнев, обида, непонимание близких и жалость к себе смешались в единый гремучий коктейль. Глубоко дышу, сдерживая себя, чтобы не сорваться на защитный крик. Сдерживаю себя, сдерживаю, но щеколду всё равно с треском срывает.

— Да, пошёл ты, Саша, знаешь куда?! — выкрикиваю до надрыва связок и срываюсь в спальню.

Забегаю, закрываю за собой дверь и, привалившись к ней, шепчу:

— Иди ты к чёрту! Задушил уже… — выдыхаю и бегу к гардеробной. Вытаскиваю свой чемодан, спортивную сумку и начинаю судорожно носиться по комнате, собирая вещи. Нет времени, чтобы складывать их аккуратно. Я просто кидаю комком всё подряд, что попадается под руку. Пот течёт градом, дыхание сбилось до частой одышки, но я останавливаюсь только тогда, когда не остаётся места в чемодане и сумке. Застёгиваю их, выдыхаю и сажусь сначала на корточки, а потом и вовсе заваливаюсь