'Москва' над Берлином - Борис Николаевич Масленников

Вода подступала к городу не только с востока, с бухты, но и с затопленных немцами южного и юго-восточного его пригородов. И противовоздушная оборона города была достаточно сильна.　

Все это мы узнали из информации майора Резника. А еще узнали, что 27 марта начнется решительный штурм города. И что задача авиации и нашего полка тоже — бомбардировочными ударами поддержать штурмующие город-крепость наземные войска.　

Значит, сегодняшний наш боевой вылет нацелен как раз на выполнение этой задачи.　

Все, вроде, по уму получается. И — взлет. И — сбор девяток. И — встреча с истребителями сопровождения. Вон они, четверки «яков», расчетливо заняли свои места в боевом порядке: справа и слева, почти на нашей высоте — это группа непосредственного прикрытия; метров на 600–800 выше и сзади — ударная группа. Одно удовольствие идти в таком сопровождении на боевое задание. Хотя в последнее время истребители противника нас не очень-то и тревожат…　

Отошли от исходного пункта маршрута. Вдруг, непонятно почему, самолет Коваля с резким снижением и правым разворотом неожиданно для нас покидает строй. Подключаем СПУ к командной радиостанции, слышим последние слова доклада Коваля на КП полка: «…сдал двигатель, иду на вынужденную…»　

Иван подстраивает нашу «пятерку» к самолету Беспалова. Видим: между ним и Левой Косенко происходит возбужденный диалог, сопровождающийся оживленной жестикуляцией. А как же: решают вопрос, как вести группу на цель: они же оказались ведущими группы.　

Вдруг раздается команда с КП: «Лебедь-281, - это позывной Половченко, — выйти вперед, вести группу!»　

Иван, переключив СПУ на внутреннюю связь, иронизирует:

— Ну вот, получили ЦУ — ценное указание. — И снова подключает СПУ к командной радиостанции — надо же быть в курсе того, что в эфире творится и что нас может касаться.　

А под нашу уже не девятку, а восьмерку, подныривает и становится во главе группы эскадрилья Половченко. Решение командования понятно: Половченко опытный ведущий, да и его штурман — Виктор Добринский — по негласной «табели о рангах» стоял на втором месте в штурманской иерархии полка после Михи Янина. А раз уж Михи нет, значит, он, Добринский, первый, самый лучший. Кому же, как не этому экипажу, вести полк на ответственное боевое задание к неизведанной для полка непростой цели, в очень сложной и непрерывно изменяющейся обстановке — ведь идет штурм окруженной и отчаянно сопротивляющейся группировки противника. Тут малейшая ошибка может привести к удару по своим.　

…Прошло минут сорок полета. Под нами Висла, главная река Польши, польская Волга. Отличный линейный ориентир — в ее дельте и расположен Данциг. Впереди, на фоне устремленного вверх клубящегося столба грязного дыма — это горит Данциг — и полупрозрачной пелены дымки, заполнившей все обозримое воздушное пространство, вырисовываются очертания Данцигской бухты, знакомые по прежним вылетам изгибы береговой черты залива Фришес-Гафф, косы Фрише-Нерунг. Просто, как на географической карте, только нет меридианов и параллелей.　

Слышим по радио: «Лебеди, Лебеди, — нам, значит, — цель — корабли в бухте, цель — корабли в бухте!» — и позывные КП 4-й Воздушной армии генерала Вершинина. Это — перенацеливание. Интересно, почему?　

Иван коротко резюмирует:　

— ЕБЦУ — еще более ценное указание. Посмотрим, к чему это приведет.　

Подлетаем ближе. С высоты полета и не разберешь сразу, где кончается Данциг и начинается Гдыня. Они, по существу, слились в один город. Но сейчас-то, когда этот сплошной город почти под нами, Данциг опознается хорошо: он весь в огне и дыму, даже сверху понятно, что там идут ожесточенные бои.　

Ага, понятна и причина перенацеливания: вблизи данцигского берега бухты показались вражеские корабли. Ведут — видно по вспышкам корабельных орудий — огонь по нашим войскам. Раз, два, три… шесть крупных — наверное, крейсеры, более десятка мелких кораблей…　

Половченко берет курс на скопление кораблей. Идем сквозь завесу взрывов зенитных залпов — вся корабельная артиллерия обрушивается на нас. Дело привычное, на это уже не обращаешь внимания. Тем более что мы идем на порядочной высоте — около 4000 метров. И это, и пелена дымки от пожаров на земле, и сплошной слой серой облачности, впритирку к которому идут наши девятки, затрудняют противнику возможность и наблюдать за нами, и вести прицельный огонь. В воздухе нам тоже ничто не угрожает — вражеских истребителей поблизости нет, одни «яки» за нашей работой внимательно наблюдают.　

Мы — на боевом пути. Короткое прицеливание, сброс бомб, фотоконтроль — все, как всегда, в отработанной до автоматизма и проверенной боевым опытом последовательности. Потерь нет.　

Проскочили Данцигскую бухту и оказались на своей территории — вся Восточная Померания занята нашими войсками. Только вот в Данциге, на косе Хель, да в восточной части дельты Вислы армиями 2-го Белорусского фронта намертво «заперты» разрозненные остатки восточно-померанской группировки противника.　

Выполняем левый разворот. Справа — гладь Балтийского моря. Где-то здесь, на выходе из Данцигской бухты, совершил беспримерный подвиг экипаж подводной лодки «С-13» под командованием капитана 3-го ранга Александра Маринеско: в конце января этот экипаж потопил германский лайнер «Вильгельм Густлов», а в начале февраля — транспортный пароход «Генерал Штойбен», вместе с которыми ушли на дно моря тысячи представителей фашистской элиты, спасавшиеся, вместе с награбленным ими добром, от возмездия за свои преступления на востоке, и не один десяток подготовленных экипажей подводных лодок — последняя надежда гитлеровского подводного флота. О подвиге экипажа «С-13» было известно на всех фронтах.　

…Иван вдруг забеспокоился:　

— Смотри, давление масла на левом двигателе падает. Убрать ему обороты — в строю не удержимся, из строя не выходить — двигатель загубим…　

Я смотрю на приборную доску. Да, стрелка масляного манометра левого двигателя медленно, но неуклонно сдвигается влево — давление масла действительно уменьшается.　

Посмотрели друг на друга. Решение было однозначным: надо выходить из строя. Мы это — с разрешения Половченко, он же ведущий группы, — и делаем.　

Иван устанавливает наиболее благоприятный режим работы двигателей, в одиночном полете это не трудно. Идем, обгоняя свою группу, к Грислинену со снижением.　

Интересно выглядит земная поверхность с высоты нескольких тысяч метров. Все, что на ней расположено — строения, озера, реки, леса, поля — кажется хаотичным, безжизненным, однообразным, игрушечным и плоским. Как будто все это вылеплено по прихоти разыгравшейся детской фантазии из пластилина или песка. А при снижении она, земная поверхность, мало-помалу становится разнообразной, объемной, цветной. Постепенно приобретают четкие очертания границы озер и лесов, реки, дороги, резче просматривается рельеф. А потом уже становится виднее и виднее то, что на земле живет и движется.

Изменяющаяся картина земной поверхности при снижении, а это непременный элемент