Миниатюрист - Джесси Бёртон

Дхана, носившаяся по всем комнатам в поисках подружки, в конце концов обреченно улеглась перед горящим камином, поскуливая в сторону подозрительного мешка.

– Мы ее похороним? – спрашивает Нелла, теряя терпение.

– Надо бы, – кивает Корнелия.

Но Марин в сомнениях.

– Не будем спешить.

– Она же начнет разлагаться.

– Снесите ее в подвал.

Без лишних вопросов молодые женщины спускают мешок с Резеки в подвал, где ей предстоит коротать время с влажной глиной, грибами, картошкой и кромешной тьмой. В доме царит настроение мрачного праздника – все-таки Богоявление. Такое ощущение, что собирались отмечать Двенадцатую ночь, но веселый спектакль не оправдал ожиданий. Предстоят похороны мертвого пса, Джек ранен ножом в плечо, а «королевский пирог» со спрятанной в нем счастливой монеткой стоит нетронутый на кухонном столе. У Неллы такое чувство, что они еще никогда не были так близки, как в эти минуты.

– Скоро приедет Йохан. – Ее слова повисают в воздухе.

– Я принял решение, – подает наконец голос Отто. – Я не могу здесь оставаться.

– Как? – вскидывается Корнелия. – Тебе ведь некуда идти.

Марин, присевшая у камина, уставилась на огонь.

– Корнелия, принеси мне что-нибудь поесть, – просит она и поднимает глаза на Отто.

Служанка, обрадовавшись возможности чем-то занять руки, берется за дело, избегая встречаться взглядом с молодой хозяйкой. Нелла наблюдает за ее действиями. Корнелия не кладет на тарелку ни картошки, ни грибов. На дверь, ведущую в погреб, она старается не смотреть.

Марин делает несколько глубоких вдохов, обдумывая решение.

– Йохан должен узнать о том, что здесь натворил Джек.

– Я вас подставил, – говорит Отто. – Не удержался. Теперь Джек всем расскажет, что я натворил и чем наш господин…

Он себя обрывает. Корнелия, стоящая у плиты, аж крякает. Какое-то время все молчат, прислушиваясь к знакомым звукам: грохоту чугунной сковородки и шипению бекона и лука на растопленном масле. Нелла вдруг понимает, как она проголодалась, и эта беспечная кухонная суета звучит для нее лучше любой музыки. Корнелия ставит перед ними тарелки с жареным беконом. Нелла и Марин набрасываются на еду, а вот Отто к ней даже не притрагивается.

– Он меня воспитал, – в голосе Отто слышатся жалобные нотки. – Он меня воспитал, а я ему вот чем отплатил.

– Это не тот случай, когда возвращают долг. – Марин вытирает рот, не глядя в его сторону. – Он купил тебя для собственной забавы.

Корнелия тихо ахнула. Посмотрев на нее, Отто отвечает:

– Он меня спас. – И помолчав: – Нет, не хочу даже обсуждать.

– И не надо, – соглашается Марин. – Парень жив, ты никого не убил. Йохан будет больше взволнован смертью Резеки.

Корнелия выставляет корзинку с белым хлебом, цикорием и куском гауды, поблескивающим боками. Нелла молча отрезает себе ломтик.

– Как я мог, даже не верится, – бормочет Отто. – Он меня убьет.

– Ты не мог иначе, – успокаивает его Марин. Они встречаются глазами в полной тишине. Нелла слышит только, как Дхана стучит хвостом об пол и как ее зубы расправляются с сухой коркой. Молчание затягивается. Отто прикусил губу.

– Я запрещаю тебе уходить из дома, – говорит Марин. – Отто, ты меня слышишь? Запрещаю.

Он смеется.

– Вы не можете мне запретить.

– Это почему же? – Она макает хлеб в растопленный жир от бекона. – Ты мой слуга.

– Я его слуга, а он не захочет, чтобы я остался.

Марин внимательно на него смотрит.

– Ты правда хочешь уйти?

Вопрос повисает в воздухе. В больших светящихся в темноте глазах Отто читается страх.

– Это не вопрос моего желания, сударыня.

Марин, поджав губы, швыряет нож на тарелку.

– Господи, ты совершил одну ошибку. Неужели надо тут же делать еще одну?

– Я поставил вас под удар. – И после короткой паузы: – Вас всех.

Корнелия открывает рот, чтобы что-то сказать, и в этот момент Марин берет Отто за руку. Нелла, не веря своим глазам, следит за игрой света и тени на переплетенных пальцах. А Марин, кажется, все равно. Похоже, она думает, что они его уже потеряли, хотя физически он пока с ними. Нелла вспоминает вечер на Калверстраат, когда они шли к миниатюристу и Отто не выпускал ее руки. Мужское рукопожатие – когда еще она его почувствует? Она выглядывает в окно, ощущая спазм в желудке. Сейчас, должно быть, уже часа четыре.

– Идите спать, – тихо говорит Марин. – Все будет хорошо.

Трудно понять, к кому она обращается. Отто высвобождает руку, глядя на хозяйку чуть ли не с жалостью. Он словно впервые осознал, что в комнате есть кто-то еще. Он направляется к выходу, тяжело переставляя ноги, а Марин страдальчески глядит ему вслед. Потом поворачивается к Нелле:

– Тебе не мешало бы переодеться.

– Зачем?

Марин трет лоб, как будто пытаясь прогнать навязчивые мысли.

– Посмотри на себя.

Нелла опускает глаза. Корсет и блузка в темных пятнах крови.

– Все равно не отстираются, – говорит Нелла.

– Корнелия отстирает.

С этими словами Марин выходит, и через минуту они слышат, как захлопывается дверь в ее спальню.

После того как Корнелия раздела ее в спальне, Нелла сидит на кровати в нижнем белье, дрожа от холода. Служанка влажной тряпочкой смывает следы крови.

– Хозяин любит Отто больше, чем Джека, – Корнелия говорит вроде как сама с собой, быстрой скороговоркой, словно бормоча молитву. – Он его простит. Резеки была его любимицей. Когда он услышит, что с ней сделали… Джек свалял дурака, придя сюда со своими требованиями. Сидел бы дома и помалкивал.

Нелла задумалась. «Ты что-то натворил, и он намерен это выяснить», – бросил Джек в лицо Отто. Нет, это не пустая угроза.

– Их нельзя сравнивать, – возражает она служанке. – Любовь бывает разная…

– Повернитесь, – говорит Корнелия. – Я расшнурую корсет.

– Корнелия, ты можешь мне поклясться, что не сговаривалась с Отто?

В глазах Корнелии промелькнул испуг.

– По поводу чего?

– Миниатюр.

Взгляд Корнелии блуждает по комнате.

– Не понимаю, о чем вы говорите. – Она уходит с грудой перепачканной одежды.

– И все-таки? – бросает ей вслед Нелла, но с таким же успехом можно обращаться к стене. И через минуту слышит, как начинает громыхать посуда на кухне. Все они по-своему толкуют этот привычный язык без слов. Вслушиваясь в грохот кастрюль на территории, где Корнелия чувствует себя хозяйкой, Нелла понимает, что на ответ рассчитывать не приходится.

Нелла вдруг вспоминает про доставленную Джеком посылку, которую она позже обнаружила в углу прихожей, куда ее зашвырнула чья-то нога. Она вдруг испытывает возбуждение, смешанное с каким-то влажным страхом в низу живота. Нелла распечатывает посылку. Словно услышав призыв, миниатюрист ей ответил, и ответ должен быть внутри. И тут выпархивает записочка, написанная мелким почерком:

«Все проходит».

В первой коробке обнаруживаются две кроватки – одна с пологом из шелка лимонного цвета, отороченным высушенной лавандой, а другая из алого бархата. Во второй лежат изящно переплетенные книжечки, некоторые размером с ноготок, исписанные убористым почерком, с географическими картами и геральдическими картинками. Она пролистывает их в поисках любовной записочки, но ничего не находит, испытав при этом то ли разочарование, то ли облегчение. В третьей коробке она находит Библию с крупной буквой «Б» на обложке, а также всякую домашнюю утварь: плетеные корзиночки, мешочки, бочонки и швабру, сушилку для одежды. А еще горшочки с кастрюльками, совсем крохотные ножи-вилочки, расшитые думочки и даже две картинки маслом с изображением цветов.

Все в радость. Никакой назойливости, внутренняя гармония в противовес хаосу и противоречиям внешнего мира. Никакого вызова, полное умиротворение. Она открывает четвертую коробку, и из груди вырывается «ах!». В оберточной бумаге лежит миниатюрная зеленая птичка, перышки кажутся настоящими, позаимствованными у другой, с более незадачливой судьбой. Птичка глядит на нее своими блестящими черными глазками-бусинками. Коготки из проволоки, покрытые воском, легко приспособить под любой насест.

Сомнений нет, это Пибо. Снова его увидеть – вот счастье! А какое искусство! В фигурке схвачена сама суть, которая кажется реальнее живого попугая, его сжали до особой плотности, удостоверили, запечатлели на все времена. Нелла подносит фигурку к свету, вспоминая свои ощущения в Ассенделфте, когда ей подарили попугая. Но радость быстро оборачивается разочарованием. Модель покусилась на оригинал и в конечном счете похитила оригинал у нее. Украла его душу. Эта птичка умещается на ладони, но она не заменит ей настоящего Пибо. И никогда не взлетит.

А на смену разочарованию приходит страх: откуда миниатюрист знает, что случилось с ее птицей? Не может же это быть простым совпадением. Сколько в Амстердаме зеленых попугаев? Пибо был уникален. Может, миниатюрист поймал его и ощипал? Может, это Марин подстроила весь этот мрак, оставив окно открытым в надежде, что несчастная птица долетит до улицы Калверстраат? «Ну нет, это уж ты загнула. Но вот что бывает, когда мы не бережем своих любимых».