Страна Австралия (сборник) - Александр Хургин

Но то, что когда-то давно эта стена не была такой серой и не имела этой неряшливой надписи, Калиночка мог утверждать авторитетно, так как что-что, а уж это он почему-то помнил. Никто не может объяснить, почему человек запоминает одно и не запоминает другое, гораздо более важное. Отец Калиночки, например, запомнил и не простил его матери увезенную кровать. Они, когда поженились, у родителей жить стали - в столице, у дедушки, значит, Юрия Петровича и у бабушки, которые тогда не были дедушкой и бабушкой, поскольку Юрий Петрович еще не родился. А когда он родился, его мать перестала мирно уживаться со своими родственниками по мужу, потому что жить им всем впятером стало тесно и неудобно. И она решила уехать к себе на Украину, несмотря на то, что после войны никого у нее там из родственников не осталось - сестра вернулась туда позже, в пятьдесят пятом, что ли, если и вообще не в пятьдесят седьмом году. И она списалась с подругой и спросила, можно ли у них в городе найти жилье и работу, и та ответила ей, что да, при случае и при желании можно. И мать сказала своему мужу - ты давай, доучивайся и приезжай к нам, если к тому времени не передумаешь, а мы сейчас поедем и там устроимся на жительство. И она взяла грудного сына Юру и собрала самые необходимые вещи, и сказала мужу, что раз неизвестно, где ей поначалу придется жить и будет ли там какая-нибудь мебель, пусть он отправит на ее имя кровать багажным вагоном. И муж - отец Юрия Петровича - отправил свою кровать, а сам спал на полу. Это же начало пятидесятых годов было и лишнюю кровать он не мог позволить себе купить, будучи студентом вуза. Ну, а приехав после окончания учебы к ним, увидел он, что кровать стоит в том виде, в каком он ее отправил, даже не собранная. Не понадобилась она его семье, поскольку удалось жене снять комнату с мебелью - кроватью, шкафом и этажеркой. И отец страшно обиделся, сказав, я на полу спал, а тебе, значит, кровать моя не нужна была. Мать ему говорила, что не могла же она знать, что ей так повезет с жильем и что не отправлять же было эту кровать обратно в столицу. И он как будто согласился с ее доводами, но засела у него в памяти эта невостребованная кровать, и через пятнадцать лет, уходя от них ко второй своей семье, которая существовала к тому моменту не год и даже не пять лет, отец сказал матери, что ты никогда ко мне по-человечески не относилась кровать заставила багажом отправлять, которая тебе так и не понадобилась, а я год, считай, на полу спал, простужаясь от сквозняков и болея насморком и бронхитом.

Вот и Калиночка неизвестно зачем и почему запомнил, что вернулся он после того, как отработал по распределению обязательные три года ни с чем, никакой карьеры не сделав, хотя ему и сулили там золотые горы. Но не получилось. Так осточертел ему маленький грязный городок, каких в Донецком угольном бассейне было бессчетно. Да и сейчас они никуда, надо полагать, не делись. А осточертел этот городок Калиночке по совершенно банальной причине: в те годы Юрий Петрович был молодым и жизнелюбивым человеком, а там не было у него ничего, кроме работы. Фильмы в кинотеатрах, и то показывали столетней давности, виденные Калиночкой в детстве и по телевизору и не по одному разу. Он не переставал удивляться, где, из каких спецзапасников эти антикварные фильмы брали. В общем, Калиночка доработал свой срок с большим трудом, а в конце просто считал оставшиеся до истечения срока дни недели, как считают их солдаты перед демобилизацией. И начальство видело, что все ему до фонаря и что он ждет-не дождется того дня, когда сможет подать заявление, уволиться и сбежать. А раз начальство все это видело и все понимало, то, естественно, ни о какой карьере речи идти не могло и не шло. В первые месяцы попытались его куда-то там продвигать, на какие-то вакантные должности, и Калиночка поначалу испробовал заполнить собой несколько таких вакансий, но быстро заскучал и запросился назад, в рядовые ИТР, чтобы не отвечать за взрослых и плохоуправляемых людей, которые и сами за себя часто отвечать не могли, чтобы не ходить к начальству на всевозможные заседания и оперативки, где обращались с ним - да и вообще со всеми - как с нашкодившими школьниками, а то и как с преступниками, злоумышленниками или круглыми дураками. Вот Юрий Петрович и пошел на попятную, думая, что еще успеет начать движение вперед и вверх по служебной лестнице, успеет где-нибудь в другом месте, более приспособленном и оборудованном для жизни. Но на деле обычно так не бывает и тот, кто тормозит в самом начале и тем более дает задний ход, упускает что-то незначительное, но невосполнимое и чаще всего проживает потом все свои годы как Бог на душу положит.

С вокзала домой Калиночка приехал в такси, потому как, несмотря на двенадцать отосланных из города Снежное посылок, вещей у него набралось много. За три года он оброс множеством всяческих вещей, вещичек и вещиц, необходимых для жизни, как обрастает ими любой человек, даже самый неприхотливый и непритязательный. И Калиночка приехал с чемоданом и огромной неподъемной сумкой. Кроме того, он вез в зеленой безразмерной авоське не влезшее никуда больше зимнее пальто. И Калиночке прекрасно запомнилось, что таксист свернул с Калиновой во двор его дома, но у подъезда не остановился, побоявшись увязнуть в болоте, образованном зеленой водой, которая хлестала из горла канализационного люка. Поэтому шофер медленно проехал вдоль дома и свернул налево и только там остановился. Калиночка расплатился с шофером, дав ему на радостях целую трешку, вынул из багажника свои сумки-авоськи и поднял голову, и осмотрел стену, поскольку стоял прямо перед ней и осматривать ему больше было нечего. Стена - он точно это помнил - была побелена и имела свежий, аккуратный и почти нарядный вид, хотя на улице стояла осень и дожди шли уже чаще, чем многим того хотелось бы.

Мать встретила его с радостью, правда, и со спокойствием - мол, приехал, так приехал. Но с ней он прожил недолго, потому что женился буквально в один день и изменил свою жизнь во всем, в чем можно было ее изменить. Кстати, полученный не без труда диплом о высшем техническом образовании никогда больше Калиночке не пригодился, и сейчас он даже неточно знал, где лежит эта синяя картонная книжица с выпуклым гербом несуществующей ныне страны и не потерялась ли в суете переездов с одной квартиры на другую. Когда бумажка человеку становится не нужна, она может затеряться и исчезнуть сама собой, без всякого вмешательства извне. И не только бумажки обретают такое свойство, потеряв свою нужность. Жена Юрия Петровича тоже давно затерялась для него, и он представления не имел, что с ней, где она, как живет и живет ли вообще. Впрочем, он точно так же для нее был потерян, и она точно так же ничего не знала о его теперешней одинокой жизни. Незачем ей было про это знать и ни к чему. Что она могла узнать нового или почерпнуть для себя полезного из нынешней жизни своего бывшего забытого мужа? Ну, жил он себе в квартире умершей матери, становился все более тяжел во всех отношениях - как в прямом то есть смысле, так и в смысле общения. Иными словами, он менялся с возрастом, и как все - менялся не в лучшую, а в другую сторону. Так что его жена прошлых лет вряд ли получила бы какое-нибудь удовольствие или удовлетворение от созерцания Калиночки в его нынешнем виде. Разве что позлорадствовала. Но и это вряд ли, так как злорадство не было присуще ее характеру раньше - почему оно должно стать свойственно ей теперь? К тому же причины злорадствовать, собственно, и не было. Юрий Петрович Калиночка в нынешнем своем положении чувствовал себя абсолютно нормально. Пусть не с точки зрения окружающих, но о его отношении к мнению окружающих уже говорилось достаточно. А самого Калиночку его жизнь не просто устраивала по всем параметрам, он очень ею дорожил и не хотел бы променять ни на какую иную. Возможно, он в силу своего зрелого возраста стал консерватором и любые изменения воспринимал как ухудшение. Хотя то, что людям - всем, не только Калиночке - трудно даются изменения образа жизни, давно известно. И резко улучшать этот образ так же нелегко, как и резко его ухудшать. Жизнь, она требует плавности хода, иначе это не жизнь, а родео какое-нибудь или в крайнем случае, бег с препятствиями по сильно пересеченной местности. Да еще бег на время, где по общему мнению выигрывает не тот, кто прибежит быстрее, а тот, кто дольше удержится на дистанции. Тех, кто рад с этой дистанции сойти по собственному желанию и не сходит из-за одного лишь инстинкта самосохранения, а также тех, кто, несмотря на инстинкт, сходят, общее мнение почему-то не учитывает и во внимание не принимает.

Но Калиночка, очевидно, чувствовал, что сейчас у него все улеглось и устоялось, а то, что обязано идти - идет и идет так, как может идти долго. Вот он и оберегал ту жизнь, какою жил и какая сложилась у него сама собой в течение и в результате прожитого им времени. И надо сказать, что состояние человека, не стремящегося и не рвущегося из кожи вон, чтобы изменить свою жизнь - это состояние во многом счастливого человека. Отсюда глубокие старики, если, конечно их не мучают хвори и немощь, часто бывают счастливыми людьми. Им ничего не нужно, у них работают старые, забытых конструкций, холодильники, телевизоры, стиральные машины и пылесосы, работают не самым лучшим образом, но старики притерпелись к их дефектам и приноровились к недействующим выключателям, ручкам и реле, и эти ветхие бытовые приборы и механизмы будут служить им до смерти и рассыпятся только тогда, когда к ним прикоснутся руки детей или внуков умерших. Старикам даже одежда фактически не нужна, а еда нужна, но в незначительном количестве, и вкус у них притуплен, поэтому не нуждается в деликатесах, удовлетворяясь простой, самой обыкновенной пищей. И что интересно, все они, будучи молодыми и зрелыми людьми, во многом нуждались и им многого недоставало, и они от этого даже страдали и чувствовали себя несчастными и обделенными судьбой и жизнью, и самим Господом Богом. А потом, понемногу, день за днем, желаний у них становилось все меньше и меньше, и они - кто умом, а кто интуитивно понимали, что минимум желаний - это совсем не так мало, и приходили к избитой веками и тысячелетиями истине, гласящей, что человеку по-настоящему нужно совсем не много и, имея одно только это немногое, он может не ощущать своей ущербности и обделенности, а скорее, совсем напротив - это осознание сделает его жизнь и спокойнее, и умнее, а может быть, и счастливее. Но приходит к этому человек обычно незадолго до смерти, если, конечно, смерть ему суждена естественная и небезвременная. В этом, наверно, и состоит главная мудрость всего нашего существования, что потребности у нас отнимаются постепенно - по одной в течение лет, и перед смертью их потребностей - и вовсе у нас не остается, в том числе не остается потребности жить. Не зря же большинство стариков, проживших много лет, не боятся смерти и ждут ее прихода без страха, суеты и прочих эмоций. А ведь они прекрасно понимают, что смерть - это навсегда, и понимают - что означает слово "навсегда". Хотя, вполне возможно, перед смертью им что-то открывается, что именно, никто, к сожалению, не знает. Кроме них. Но их знание ничем не может помочь тем, кому еще не время, это знание не передается от человека к человеку.