Вся трилогия "Железный ветер" одним томом - Игорь Николаев

Слухи…

Им не было преград и препятствий. Против слухов оказались бессильны цензоры, полиция и контрразведка. Тайные слова змеились среди городов и поселков, прокрадываясь по улицам, заползая в каждый дом, проникая бесплотными щупальцами в уши, жадные до новостей.

Слухи о битвах и поражениях. О воздушных чудовищах, летающих быстрее звука, извергающих с неба смерть. О ползущих по полям сражений бронированных монстрах, неуязвимых для бронебойной артиллерии. О Врагах, к которым лучше не попадать в плен.

Затем к слухам добавился и личный опыт.

Название города Таланов не запомнил, какой-то промежуточный пункт на пути между Мюнхеном и Саарбрюкеном. Генералы забыли первое правило новой войны — любое крупное скопление войск в тылу очень быстро вызывает налет бомбардировщиков. Транспортная развязка оказалась забита техникой и людьми почти на неделю, непозволительно долгий срок. Таланов какое-то время мрачно взирал на все это, а затем, улучив момент, посоветовал комбату отвести часть подальше. Зимников внял.

Всего лишь одна бомба, контейнерный термобарический заряд из тех, что обратили в пепел Саранск. Ярчайшая вспышка в ночном небе, яростный порыв ветра, в считаные мгновения превратившийся в ураган — миллионы кубометров воздуха устремились в пустоту, выжженную взрывом.

Благодаря настороженности капитана трехротный батальон всего лишь стал двухротным, а въедливый и придирчивый капитан вернул уважение бойцов.

Таланов вышагивал среди мотоциклов, укрытых брезентом. Несмотря на надвигающуюся ночь, рота не спала. В неверном свете переносных фонарей солдаты перебирали несколько машин, сильно изношенных после маршей по дорогам Европы. Кто-то чистил оружие — ритуал, заменяющий бойцу молитву и медитацию. Среди негромкого говора, металлического позвякивания, запаха бензина, масла и оружейной смазки Виктор искал что-нибудь, что следовало бы исправить, неполадку, которую следовало устранить, недочет, на который следовало указать.

— Господин капитан, комбат вызывает… Совещание…

Таланов смерил взглядом щуплого лейтенанта, командира минометного взвода, поджал губы. Тот немедля осознал оплошность, подтянулся, заученным жестом бросил к виску напряженную ладонь.

— Господин капитан. Разрешите!..

— Все уже, обратился, — оборвал его Виктор. — Веди.

Лавируя вслед за лейтенантом меж групп людей и машин, Таланов ощутил мимолетный укол совести — маленький тощий офицерик, попавший в гвардию по недоразумению и авралу военной неразберихи, не заслужил такой суровой отповеди. На войне, пусть даже и в тылу, формальности неизбежно сглаживаются. Но совесть успокоилась быстро и легко.

В небольшой будке, похожей на сторожку путевого обходчика, разместилось все командование батальона — сам комбат майор Петр Захарович Зимников и командующие первой мотоциклетной ротой, разведотрядом, бронебойщиками, ремротой и отдельным разведвзводом.

С комроты-два Талановым и лейтенантом-минометчиком командование батальона собралось в полном составе. Рядом с майором занял место неизвестный кондуктор-«аэростатчик» в мятом темно-синем мундире, с пышными усами «по-польски», впрочем, печально и неряшливо обвисшими. Офицеры разместились вокруг широкого неструганного стола с единственной лампой «летучая мышь» посередине. Рядом с лампой лежал вскрытый конверт коричневой плотной бумаги с надломленными сургучными печатями и стандартной двуцветной шнуровкой. Боевой приказ.

Зимников обозрел присутствующих и открыл совещание, по старой привычке стукнув по столу авторучкой.

— Господа, — начал он, отбивая в такт все той же ручкой, словно ставя точку после каждого слова. — Новости следующие. Как вы знаете, последние десять дней боевые действия шли северо-западнее Саарбрюкена, вдоль трассы пятьдесят один. Вчера окончательно наметились изменения в стратегии противника. Он переносит ось наступления к Саарлуи.

Майор развернул карту, кондуктор молча затеплил лампу, добавляя света. Таланов отметил, что его пальцы слегка подрагивают, зажечь керосинку он смог лишь с третьей спички. Зимников сделал вид, что не заметил этого.

— Чем рады, другой нет. Карты нынче в дефиците, — заметил он, стараясь сгладить напряжение.

Таланов привстал, как и все остальные, склонился над картой. Она была французской, вместо привычной красно-черной гаммы условных обозначений эта была разрисована комбинацией сине-желто-красных значков. Франкская система Таланову, как и прочим присутствующим, была знакома, но непривычные обозначения вспоминались с некоторым усилием.

— Саарлуи — это в первую очередь перекресток шести главных автодорог, железнодорожная магистраль и ответвление Большой Дороги,[23] — продолжил Зимников. — Конечно, там хорошо поработали вражеские бомбардировщики, но узел все еще работоспособен. Судя по всему, противник намерен прихватить его своей загребущей лапой. Как легко заметить, в этом случае он получит полный контроль над рокадой в своем ближнем тылу, даже двумя, если считать двести шестьдесят девятую автостраду. А еще у него будет возможность наступать вдоль любой из трех дорог, идущих на юго-запад, к Метцу и в обход его. Это плохо, потому что если у него получится, будет новое окружение.

Зимников прочистил горло, потер шею ладонью, словно разогревая и подгоняя застрявшие слова.

— Стараниями Кнорпеля и наших славных летчиков, — продолжил он, слегка качнув головой в сторону усатого кондуктора, — Саарлуи достаточно хорошо защищен с воздуха, насколько это вообще возможно, а авиации у противника не густо. Поэтому есть надежда, что на этот раз получится свести бодалово к сугубо наземному, без всей этой воздушной катавасии… — Майор вздохнул. — Хотя, конечно, это было бы слишком хорошо… И мы на это надеяться не будем. Итак, наша задача.

Палец Зимникова скользнул по карте и уперся в небольшую точку на тонкой синей линии ниже и правее крупного кружка, подписанного «Saarlouis».

— Это приток Саара, неширокий, но, зараза, глубокий, как чертова задница. По сути, ущелье. Там мост, фермовый, но рассчитан на автопоезда. Прочный, вполне выдержит бронетехнику и тягачи. Если там, — Зимников значительно поднял палец к потолку, — все угадали правильно, завтра-послезавтра противник этот мост попытается захватить. Соответственно, мы немедленно сворачиваемся, своим ходом выдвигаемся и воспрепятствуем. Держимся до завтрашнего вечера, к этому времени к нам подойдет сводный отряд из французов и немцев. Даже с броневиками.

— Кто противостоит? — деловито спросил комроты-один, потирая костяшки пальцев. Внешне он казался бесстрастен, но в голосе звучала плохо скрытая надежда.

— Как повезет, — исчерпывающе ответил Зимников. — Хорошо повезет — побьем немножко англичан, а там как получится. Плохо повезет — в гости приедет… «панцершпиц»…

Сказанное слово повисло в воздухе осязаемой, плотной тяжестью.

«Panzerspitze».[24]

— Все зависит от того, что в наличии у противника и какое значение он придает именно этому мосту, — закончил майор. — Мы здесь ничего поделать не можем, поэтому выполним приказ как должно.

— Нас мало, — заметил командир разведвзвода, объединявший в одном лице бесшабашную удаль и мрачный пессимизм.

Этими двумя словами он и ограничился, но то, о чем он умолчал, было и так очевидно. Неполный батальон составом менее двух сотен человек отправлялся на острие нового витка большой схватки. Это сулило очень большие приключения, даже если им повезет и в бою батальон встретится только с британцами…

— Зато мы высоко летаем и далеко ездим, — ответил Зимников и закончил прения кратким и суровым. — К исполнению.

Глава 2

Мост

10 октября.

Когда Зимников только поступал в офицерское училище, в ходу была поэтическая поговорка: «Расстояние между жизнью и смертью солдата можно высчитать с точностью до миллиметра, оно строго равно глубине его окопа». Сам Петр Захарович говорил проще: «Кто ленится окапываться — тот дурак» — и неукоснительно требовал от своих бойцов умения закопаться по уши в землю в кратчайшие сроки в любой обстановке. Иногда над ним посмеивались — аэродесантникам редко доводилось участвовать в позиционных боях. Критикам и насмешникам майор отвечал просто: «Лопата круче винтовки — на ней еще можно готовить» — и требовал от снабженцев весь положенный по штату шанцевый инструмент.

Таланов командирского увлечения землекопными работами не разделял, но по необходимости учил свою роту и следил за соблюдением нормативов. Теперь он очень хорошо понимал, что майор был мудр и прозорлив. Со всех сторон доносились характерный скрежет лопат и хруст разрубаемых корней, регулярно прерываемые образными и смачными проклятиями. Пехота окапывалась как одержимая.