Аметисты Серафимы Суок - Алина Егорова

Заказчик просил потерпевшую не беспокоить, сделать все тихо, чтобы она даже не узнала о его обращении в «Чеглок».

«Покрасоваться хочет», – догадался о причине конфиденциальности Акимов. Впрочем, хозяин барин.

Обращаться к потерпевшей и не потребовалось. Действовал новичок, сразу определил Акимов. Домушник засветился на видеорегистраторе одного из автомобилей.

Сергей легко вычислил нужный автомобиль – тот, что обычно паркуется у подъезда. Дальше дело техники. Уже через день бусы были у заказчика.

– Где вы их нашли? – удивился Нечаев.

– В траве возле дома валялись, – не стал вдаваться в тонкости Званцев.

* * *

– А я вам говорю, убили моего Пашу! – твердила суматошная, с осветленными до состояния пакли волосами, одетая по крикливой провинциальной моде «товар лицом» и от этого выглядящая безнадежной теткой еще довольно молодая женщина. – Почему вы мне не верите?

– Потому что на это нет оснований, – теряя терпение, повторил следователь.

– Как нет, если есть! Вот в этой бумажке написано, что мой муж не справился с управлением из-за остановки сердца. Сердце само по себе не останавливается! Это я вам заявляю как медицинский работник! У Паши было здоровое сердце! – женщина попыталась надавить авторитетом, невзирая на то что работала администратором в стоматологической клинике, и то это было два года назад, и к медицине имела лишь отдаленное отношение.

Енизеркин лениво скользнул взглядом по судебно-медицинскому заключению, которым трясла вдова. Он его уже читал в прошлый раз, когда гражданка Киселёва приходила все с тем же – убедить сотрудников полиции начать расследование убийства ее мужа.

– Здоровых людей не бывает! – рыкнул он. – И вообще, Алла Леонидовна, если на то пошло, это ваш муж убил человека – сбил сотрудника ГИБДД.

– Измываетесь? – прошипела Киселёва.

Она поднялась с неудобного стула, насупила широченные, нарисованные какой-то халтурщицей иссиня-черные брови, так нелепо смотрящиеся на ее рязанском бело-розовом курносом лице, пытаясь придать себе устрашающий вид, и, уходя, пригрозила:

– Я на вас управу найду! Я вашему начальству пожалуюсь! Я на сайт президента напишу!

– Пишите. Хоть в спортлото! – отмахнулся следователь.

– А вы мне не хамите! – грозно зыркнула вдова и скрылась за дверью.

После общения с представителями власти на их угрюмой территории Алла Киселёва чувствовала себя раздавленной и оплеванной.

Какой чудовищный формализм! Какая невыносимая канцелярщина! И нигде, нигде не найти справедливости! Что за до ужаса бездушная система! У нее погиб близкий человек, а отношение такое, словно она пришла просить милостыню. Тьфу!

«Даже сказать не дали», – сетовала про себя Алла.

Киселёва шла к следователю, чтобы рассказать нечто важное, а ее сразу перебили и все вывернули так, что виноватым оказался ее муж.

«Ну конечно! Сафонов чиновник, а они простые смертные. Справедливости тут быть просто не может!» – пришла вдова к печальному заключению.

Алла не поехала сразу домой, как планировала раньше, – не выдержала. Нервы совсем стали ни к черту.

Она зашла в кафе и долго отмывала руки, как ей казалось, впитавшие в себя липкий слой казенщины. Потом щедро ополоснула холодной водой покрасневшее от волнения лицо.

Косметикой Киселёва не пользовалась с тех пор, как узнала о смерти мужа. Не до этого было. Даже волосы расчесывала не каждый день.

Стоя в общепитовском санузле, вдова, пожалуй, впервые за последнее время внимательно рассматривала себя в зеркале.

Зеркало отнюдь не радовало: бледное, усеянное, словно разбитым стеклом, мелкими морщинками куперозное лицо с мешками под глазами, с проросшими ниже нарисованных черных дуг волосками бровей, выдающими отсутствие всякого ухода.

В свои тридцать шесть лет Алла Киселёва смотрелась на все сорок пять. Ей вдруг стало за себя обидно. У иных ее ровесниц внешность как с картиночки, а она чучело чучелом.

Алла никогда не была красоткой с кукольной внешностью, тем не менее считалась вполне симпатичной: кругленькая, невысокая, с аккуратной, манкой фигуркой, Алла притягивала к себе мужские взгляды, а ее покладистый нрав не давал шансов остаться одной. И когда это она успела превратиться в грымзу, запущенную и сварливую? Теперь уже не спасали ни ежемесячно пополняемый на «ягодах» гардероб, ни обилие блесток где только возможно, ни высокий каблук. Тяжелая артиллерия – джинсы и топы в обтяжку – и та сдала позиции.

Алла пила зеленый чай, задумчиво глядя сквозь отделявшее кафе от торговых павильонов стекло.

По залу скользила молоденькая официантка – тщательно причесанная и накрашенная, ручкой с хохломой на длинных ногтях она проворно забрала грязную посуду.

Алла невольно бросила взгляд на свои руки с до неприличия отросшими лунками в сочетании с пожарно-красным маникюром. Траур трауром, а это уже ни в какие ворота! «Надо привести себя в порядок! Несмотря ни на что», – решила она.

* * *

Следователь Виталий Алексеевич Берестов был в том возрасте, когда карьера обычно катится под горку и на горизонте отчетливо маячит пенсия. Он, конечно, считал себя мужчиной в самом расцвете сил и, несмотря на пошаливающее давление вместе с не совсем здоровым желудком, пополнять ряды старых развалин категорически не желал.

Военная выправка, широкие плечи и высокий рост Виталия Алексеевича создавали о нем впечатление как о сильном и энергичном человеке; рельефное лицо с выдающимся вперед подбородком, богатыми поседевшими бровями над выразительными коньячного цвета глазами наводило на мысли о принципиальности и суровости. Хотя на самом деле Берестов имел сущность ранимую, даже мягкую, что всегда виртуозно скрывал.

Невзирая на шестой десяток, Виталий Алексеевич оставался молод душой и с присущими молодости амбициями втайне жаждал славы и признания. Или хотя бы повышения по службе, а то засиделся уже в подполковниках. На худой конец, его самолюбивую натуру устроило бы неординарное дело, полное загадок и тайн. Как назло, дела, которые попадали к Берестову, были одно банальнее другого.

«Так и закиснуть можно в этом болоте», – угрюмо думал он, от скуки листая страницы своих знакомых в социальных сетях. У одного дача на побережье, у другого – серфинг по океанским волнам, третий на лыжах в Альпах.

Одноклассник Генка, все школьные годы числившийся в безнадежных двоечниках, сейчас рассекает за штурвалом «Боинга», а лоботряс Федька стал импресарио и мотается, старый хрыч, по свету в компании длинноногих танцовщиц.

У всех жизнь бьет фонтаном. Один он, Виталий Берестов, закопался в бумагах, как канцелярская крыса, и ничего интересного у него не происходит. А годы идут, и жизнь уже на излете. Эх, успеть бы сделать что-нибудь значительное, масштабное, такое, чтобы на первую полосу (или как оно теперь называется?) – на все таблоиды. Орден бы получить. Или звезду героя. Герой России Виталий Берестов. За это и жизнь отдать не жалко. Пожил уже,