Мы уходим последними… Записки пиротехника - Виктор Иванович Демидов

стоило утром зайти прямо с вокзала в магазин – и я был бы на седьмом небе. Видимо, он почувствовал в моих причитаниях какие-то заискивающие нотки, потому что сказал:

– Было бы время, завернули ко мне, я бы вам отдал. Мне-то это так, баловство…

Но мы уже подъехали к вокзалу.

– Слушайте, может, пришлете, а? – попросил я. Захлестнутый обилием чувств, понятных только собирателям, наскоро накорябал адрес, сунул растерявшемуся попутчику все бывшие со мной деньги и выпрыгнул из машины.

Когда я рассказал об этой встрече приятелям, они подняли меня на смех: «Пропил этот малый твои гроши за твое же здоровье…» Единственным пришедшим мне в голову аргументом было:

– Бросьте! Вера в человека стоит этих рублей…

Но через месяц вера поколебалась даже у меня – книги не приходили. Еще через месяц все про все забыли. А на третий я получил вдруг через канцелярию письмо. «Уважаемые товарищи! Два месяца назад в Волхове я случайно встретился с военным, кажется, со старшим лейтенантом и, кажется, минером. Он был в очках и небольшого роста. Я взял у него деньги и пообещал выслать книги. А адрес вот потерял. Нет мне теперь покоя. Что теперь он про меня подумает?! Помогите мне его найти. Очень вас прошу». И подпись.

Я часто вспоминаю этот эпизод и очень люблю рассказывать. Не потому, что вижу в нем что-нибудь особенное, выдающееся, напротив, он мне нравится именно своей обыденностью, типичностью, если хотите. Но типичностью своеобразной…

Раньше в газетах помещали такие объявления: «Нашедшего просим… за приличное вознаграждение…» Сейчас о «приличном вознаграждении» говорить неприлично. Можно здорово обидеть, а то и нарваться на неприятность. «Дети будут лучше нас», – сказал однажды Владимир Ильич Ленин. Да, всего за пятьдесят лет мы создали такую систему нравственного воспитания, которая привела бы в восторг величайших педагогов, – от Сократа и Марка Фабия Квинтилиана до Яна Коменского, Иогана Генриха Песталоцци и Константина Дмитриевича Ушинского.

Вся наша страна стала как одна большая семья. Я узнал это из самой жизни.

Но надо быть честным: раз в одной из самых глухих деревенек Новгородской области с нас потребовали деньги за пользование хозяйской лодкой. «Вы нам – мы вам…». Так это, кажется, когда-то формулировалось? Всего один случай! А сколько раз выезжали мы на задания!.. И никогда, пожалуй, не обходились без людской помощи. Бывало, командировка затягивалась (приедешь в одну деревню, а уже из соседней звонят, что мины нашли) – нас кормили, устраивали на ночлег… Выходила из строя машина – помогали отремонтировать, кончался бензин – давали, попадали не на ту дорогу – находился добровольный проводник…

Сейчас у нас многие ездят за границу. Возвращаясь, рассказывают: «Культура обслуживания! Сервис! Любую услугу – все окажут…»

– Просто так?

– Ну, что ты! Сигаретой угостят – тут же надо рассчитываться… Но зато – культура, вежливость…

…Один встреченный нами на дороге колхозник Киришского района был не очень вежлив. Даже наоборот. И тем не менее… Впрочем, лучше по порядку…

* * *

Двухсуточные мытарства по просекам и осенним болотам вывели нас, наконец, к широкой ровной дороге, идущей прямо в Чудово. А оттуда и до Ленинграда рукой подать. Но чтобы попасть на эту дорогу, надо преодолеть Пчевжу: есть такой водный рубеж в Ленинградской области, но нет на нем ни мостов, ни паромов.

– Саперы мы или нет? – сердито сказал старший лейтенант Миша Горячев. – Неужели одну машину не переправим? Топоры к бою!

Через час незатейливый, слепленный из «подручных средств» плот был готов.

Предстоящий спектакль – «форсирование водного рубежа» – собрал на противоположном берегу реки все мужское население маленькой деревеньки, от которой начиналась дорога в Чудово. Помочь они нам ничем не могли, а потому в ожидании начала представления лишь усердно упражнялись в остроумии. Особенно донимал нас рыжий ехидный мужичишка в залепленных грязью сапогах и выгоревшей гимнастерке без ремня. Стоило нашему Горячеву бросить призывный клич: «Братцы, хоть плыть, но быть!» – как он уже откликался:

– А где – быть-та? Где раки зимують?

Стоило шоферу угрюмо буркнуть себе под нос: «Угробим машину…», он уже снова тут как тут:

– Как же не угробить-та? Как пить дать угробити… И все в таком духе.

Наконец дрожащий мелкой дрожью огромный трехосный ЗИЛ опасливо заскользил по косогору, и мы начисто отключились и от зрителей на том берегу и от их реплик и замечаний. Только рыжий еще успел крикнуть нам то ли насмешливое, то ли восхищенное: «Ох, и отчаянные вы ребяты!..»

Сначала все шло нормально: ЗИЛ аккуратно въехал на помост, натянулся канат, привязанный к врытому в противоположный берег бревну, плот спокойненько сполз с песчаного укоса мели, клюнул и отвалил. Деловито рокотала лебедка, не спеша наматывая трос, чуть слышно булькала вода за кормой, плот медленно приближался к быстрине.

И вдруг все рухнуло. Бревно из земли выдернулось и ушло в реку. Взвился и стал тонуть трос. Зрители загалдели. А плот резко накренился и начал быстро разворачиваться по течению. Угрожающе двинулся ЗИЛ.

– Стоп! – закричал Горячев. Но было уже поздно.

И тут неожиданно я увидел, как под самым носом парома вынырнула мокрая рыжая голова и, несусветно ругаясь, повернула к берегу, толкая перед собой подведшее нас скользкое тяжелое бревно. Рыжий насмешник, ловко перебирая ногами, отбуксировал его к берегу и с подоспевшими односельчанами снова водрузил на место. Канат натянулся, и плот остановился.

Через минуту мы уже изо всех сил тянули трос вручную, подгоняя взбунтовавшийся плот к берегу. Спаситель наш тоже тянул вместе со всеми и, не переставая, тараторил и тараторил:

– Водица-та, мать чесная, – аж… ломить! Чуть не задохнулся… Их, отчаянные вы, ребяты, их, отчаянные!

Даже уезжая, мы слышали, как он, стоя в толпе односельчан и не попадая от холода и возбуждения зубом на зуб, все твердил восхищенно:

– Их, отчаянные! До чего ж отчаянные! – и все прибавлял да прибавлял деталей к случившемуся.

* * *

Зимой пятьдесят девятого я часто бывал в Киришах. Здесь только-только разворачивалось строительство нефтеперерабатывающего завода и целого города. Но и город и комбинат приятно выглядели пока что лишь на кальках ленинградских проектировщиков. А на самом деле было здесь всего пять домиков, развалины каких-то больших строений, замороженные болота да холодная деревянная станция.

Единственный поезд из Ленинграда приходил в Кириши во втором часу ночи. Темень – хоть глаз выколи. Куда идти? Где пристроиться на ночь? А мороз!..

– Вы не к нам случайно? – раздался за спиной ровный глуховатый голос.

– На стройку.

– Значит, к нам. Пойдемте, я вас провожу.

Я