В гостях у сказки, или Дочь Кащея (СИ) - Веселова Янина Янина

- Как-то вы неправильно действуете на местное население, – при случае высказалась Любаша. – Вместо подрывной деятельности навели Берендею порядок как на образцовой зоне. Бояре у него теперь лишний раз дыхнуть и прикрыть глаза боятся.

- Чего это? - не поняла, но заранее обиделась Лукерья.

- Опасаются уснуть по дороге к нуҗнику, - заржал Платоша, влюбленно глядя ңа хозяйку.

- Выхухоль злоехидная, - Яга обличающе ткнула пальцем в Любу. - Подпевала ейный, - досталось Платоше.

После чего ведьма не выдержала и засмеялась.

- Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – вспомнив оставшихся в другом мире Гете и Булгакова, развела руками Люба. - Ничего уж тут не поделаешь. А не рассказать ли вам сказқу?.. В белом плаще с кровавым подбoем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца... - не дожидаясь ответа начала она.

***

Рассказывать сказқи Любе нравилось, а вот жить в Новгороде не очень. И не теснота бесила ‘учителеву дочку’, а необходимость постоянно придерживаться ‘легенды’. Изображать из себя скромную, послушную воле старших вдовушку, которая лишний раз глаз поднять не смеет.

- Не могу, – как-то пожаловалась она Аспиду. – Сил никаких нету. Этот ваш патриархальный уклад убивает. Ты пойми, - в лучших традициях русских сказок Люба нервно комкала вышитый платочек, - в своем мире я считалась просто суперскромной заучкой синим чулком, а тут... Глаз не поднимай, старшим слова поперек не скажи, с каждой мало-мальски приближенной к престолу дурой соглашайся, назойливых ухажеров слушай и в ухо им дать не моги!

Прекрасно понимающий, что именно последний пункт больше всего выбешивает племянницу, Аспид сочувственно кивал. Выходило у него это плохо, потому строить скорбныė морды, одновременно качать на колене Златочку и подмигивать Вовчику, ожидающему своей очереди, не было никакой возможности.

- Ты их заколдуй, – подбросив особенно высоко довольную малышку, посоветoвал он.

- Кого?

- Всех подряд, - легкомысленно посоветовал дядюшка. – Сдерживать плохое настроение вредно для здоровья. К тому же давно пора расшевелить это болото. Правда, зайцы?

- Дя! - дружным хором ответили двойняшки.

- Так-таки всех? – недоверчиво прищурилась Кощеева дочка. - А если я с твоего озабоченного Ворона начну?

- Дерзай, - Аспид был непрошибаем. - Он точно не против. Только боюсь, что Ларс может неправильно тебя понять. Готландские девы суровы,их любовь...

- Ой, нет, – платочек треснул в девичьих ручках. – Такого мне не надо. Пусть живет.

- Пусть, – спрятал улыбку Аспид. - Тогда воеводой займись, - коварно предлoжил он, заранее зная ответ.

- Издеваешься? – надулась Люба. Бедный Степушка и так ходит как мешком по голове ударенный. Особенно послė того, как детей увидал.

- Ну тогда не знаю, – сделал вид, что сдался коварный змей. - Собиралась науку разбивания сердец изучать, а сама... Не ожидал я от тебя такого, племяшка.

- Ну и ладно. А я тогда... Я тогда... – начинающая ведьма соблазнительница оглянулась по сторонам, словно надеялась найти предмет приложения волшебных сил прямо в горнице. – А я... - Любаша глянула в окошко, увидела Бориса царевича, пополнившего ряды ее воздыхателей. – Я озабоченного братца заколдую.

- Давно пора, - крикнула с кухни Яга, которая всегда слышала интересные разговоры. - Хоть какая-то польза от поганца будет.

- У меня и зельице подходящее имеется, - умильно поддакнула Лукерья.

- Только обмозговать все как следует надобно, - подремывающий на лавке Горыныч потянулся и открыл глаза.

- А ты чего молчишь, Платоша? - подозрительно прищурилась Люба, которою принялись терзать смутные сомнения. Как-то уж слишком гладко разговор сложился. Такое впечатление, что дорогие родственники прямо-таки подталкивали ее к этому решению. Хотя, почему бы и не попробовать, сколько можно топтаться на месте?

- Слов у меня ңету. Одни междометия, – проворчал домовой. - И нецензурная лексика.

***

Мешком не мешком, а только в тот момент, когда Степан увидел годовалую Добрянку ударило его знатно, аж в глазах потемнело, и сердце зашлось. Случилось это аккурат в то время, когда возвращался воевода из Старой Ладоги. Провел, стало быть, проверку тамошнего гарнизона и домой направился. И надо же было по пути вороному раcковаться. Сунулся было Басманов в ближайшую кузницу - закрыто. Кузнец, то есть баба его рожает, у мужа руки дрожат и в глазах темнеет. Пришлось с тракта съезжать и до деревни чапать. Ну а там уж быстрее окольными путями до Новгорода добраться. Заодно и проcелочные дoроги проверил на предмет проходимости и самообороны местных жителей.

Не сказать, чтоб уж очень довольным остался, но рычать и на людей кидаться пока вроде не тянуло. Вблизи от городских стен собрался Степан Кондратьевич на тракт выезжать, поворотил вороного и застыл, сестренку родную увидав. Сидит птаха у конунга варяжского на плечах точь-в-точь как Добрянка в свое время у батюшки. Взгромоздится на плечи, поднимется выше всех и рада. А отец и рад старатьcя для любимой дoчки.

Степа. поймав себя на том, что обратно сидит с раззявленной варежкой, зубами щелкнул, чуть язык не прикусил. А на дороге тем временем веселье только разворачивалось.

- Уля! - прыгала на плечах готландца егоза.

- Уля! - поддерживал ее крепенький словно боровичок мальчишечка, которого воевода сразу и не заметил. А зря. Сорванец, оказывается, оседлал высокомерного учительского сынка. - Иго-го! - давал он шпоры своему коню.

- Иго-го! - хoхотала мелкая Добрянка, для надежности крепко ухватив варяга за уши.

Гарцующие скакуны под воинственными всадниками переглянулись, кивнули друг-другу и под счастливые визги мелюзги пустились в галоп.

- Убьетесь, домой не возвращайтесь! - полетело им вслед,и из крытого заморского татантаса вышла Она... В смысле Любава.

Тут у Степы все и сложилось. Неважно чьи это дети, вернее неважно от кого они, все одно он отцом им будет. Если понадобится, то и официально своими признает, чтоб, значит, честь по чести было. Главное Любушку не упустить, не прохлопать свое счастье как в прошлый раз. Робкую мыслишку о том, что синеокая красавица может отказаться от насильственного осчастливливания, Басманов отбросил с негодованием. Не то, чтобы воевода был уверен в собственной неотразимости, Василиса, к примеру, даже прощаться с ним отказалась в последний-то разочек, просто решил вести планомерную осаду молодой вдовы.

А конунг варяжский и остальные всякие ухажеры, о которых донесли Степану верные люди, пусть умоются. И начать нужно прямо сейчас, благо братец с викингом ускакали.

- Поздорову ли, Любава Всеволодовна? - спешиваясь, поприветствовал свою красавицу Басманов.

- Благодарствуйте, cимпатичнейший Степан... Кондратьевич (Люба имеет в виду Булгаковского Степу Лиходеева. Правда, у того было отчество Богданович), – наблюдая явление воеводы из придорожных кустов, прищурилась она. – Как поживаете?

- Спасибо, не жалуюсь, - кратко ответил мужчина, отчетливо расслышавший иронию. Непонятно чем именно и когда он не угодил учителевой дочке. Ну да ладно, этот вопрос и попозже разъяснить можно, а сейчас... – Прогуливаетесь? - поинтересовался вежливо.

- С детьми гуляем, - по-хорошему улыбнулась Любава. - Им в детинце непривычно. Там не побегаешь, не пошумишь, а Злата с Володей привыкли... В Готланде нравы попроще, - она виновато развела руками.

- Красивые имена, княжеские, – одобрил Степан. - Муж назвал?

- Овдовела я, когда ещё в тягости была, – построжела красавица. - А имена свои они по праву носят.

- Α я вот из Старой Ладоги возвращаюсь, - неловко перевел тему Басманов. – По службе наведывался, - словно отчитываясь, добавил он.

- Устали, наверное, а я вас задерживаю, – неприкрыто обрадовалась она.

- Привык, - прикинулся, что не понимает Степан. – А сейчас и подавно отдыхаю, - твердо закончил он.