Деревянные актеры - Елена Яковлевна Данько

пекарь, месивший тесто у окна пекарни. Оглянувшись, я увидел, что он тихонько пошел за нами следом по пустынным улицам Тольца.

— Не оглядываться! — гаркнул бородатый стражник.

Нас привели в арестный дом и посадили в узкую мрачную камеру. Ее решетчатое окно выходило на площадь. Ярмарка кончилась. Только полинявшие мачты для лазанья уныло торчали вверх, да на месте нашего балаганчика виднелись четыре колышка.

— К окну не подходить! — сказал бородатый стражники развязал нам руки.

Мы сели на гнилую солому в углу. Стражник принес два куска хлеба и две кружки с водой.

Мы хотели накормить Бианку. Но она не стала есть хлеба, только жадно попила воды и, вся дрожа, уселась в углу на соломе. Тогда я снял с Геновевы бархатный плащ, который и так держался на одной ниточке, и надел на бедное, дрожавшее тельце обезьянки, завязав вокруг ее шеи серебряные тесемочки. Обезьянка, нахохлившись, спрятала под плащ свои озябшие черные ручки.

— Откуда у тебя эта кукла? — спросил Пьетро, хищно сверкнув глазами.

— Это не моя кукла. Это кукла… мейстера Вальтера.

— Отдай ее мне. Я подвяжу ее на нитки и буду показывать вместе с Бианкой! — сказал Пьетро.

— Это не моя кукла!

Но Пьетро уже взял Геновеву, и Бианка, протянув лапку, уже обнюхивала ее паричок.

— Отдай куклу, я расскажу тебе все про твою сестру. Я все знаю, — заговорил Пьетро.

Сердце у меня встрепенулось.

— Ох, расскажи, Пьетро! — Но тут я вспомнил отчаянные глаза Марты, когда она, сжав руки, говорила: «Кто это позволил?» — и выхватил Геновеву из рук Пьетро. — Это не моя кукла! —сказал я.

— Ну, тогда ничего не узнаешь…

— Пьетро, у меня есть другая кукла, хорошая — Пульчинелла, который раскрывает рот, — я отдам его тебе, только расскажи.

— Хороший? И рот раскрывает?

— Да, да. Самый хороший. Самый чудесный в Баварии… — повторил я слова мейстера Вальтера. — Я отдам его тебе, когда нас выпустят.

— Ладно. Когда отдашь, тогда расскажу. — Пьетро улегся на соломе, подложив руки под голову. Бианка равнодушно спряталась под его куртку. Больше я ничего не мог от него добиться.

Часы тянулись медленно. Я следил, как тень от колокольни переползла площадь. Солнце шло к закату, когда безусый стражник принес нам горшок с похлебкой.

— Ну, а ты, зверь заморский, сахару, небось, хочешь? — спросил он и дал Бианке кусочек сахару. Она отправила его за щеку и радостно зачмокала.

— За что нас посадили сюда? — спросили у стражника.

— Вот вечером приедет судья, тогда узнаете, — ответил он и, пощекотав на прощанье ушко Бианки, ушел.

На площади послышался какой-то шум. Выглянув в окно, я увидел кучку смеющихся людей, а посреди них верхом на Гекторе возвышался — кто бы вы думали? — мейстер Вальтер!

Зеленый лопух залихватски торчал на его шляпе. Венок из одуванчиков покачивался над покорными ушами Гектора. Взяв свистульку в рот, мейстер верещал голосом Кашперле. Пекарь, громко хохоча, вел Гектора под уздцы. Со всех сторон бежали ребята и подходили взрослые.

Пьетро вылавливал из горшка с похлебкой вкусные косточки для Бианки, а я, забыв голод, прилип к окну. Что дальше будет? Неспроста мейстер валяет дурака, — наверное, пришел ко мне на выручку!

— Здравствуйте, голубчики, толстые купчики, худые слесаря, веселые пекаря, девушки красивые и тетушки сварливые! — верещал мейстер Вальтер. — Вчера прощались, сегодня увидались. Пособите моему горю!

— Да какое у тебя горе, мейстер? — нарочно громко, так, что его было слышно на всю площадь, спросил пекарь.

— Хлопот полон рот, гостил я у господ, угостили меня пинками, наградили тумаками, в замке Гогенау свалился я в канаву! — болтал, как горох сыпал, мейстер.

— Ха-ха-ха! — раздалось в толпе.

— Уж мейстер Вальтер расскажет — животики надорвешь!

— А ну, расскажи еще!

— По дорожке я бежал — все добро порастерял… — продолжал мейстер Вальтер.

— Что же ты потерял? — спросил пекарь.

— Подручного мальчишку, веселого парнишку, волоса кудрявые, сапоги дырявые, собой лупоглазый, лицом черномазый, — признавайтесь, кто его видал?

— Да неужто мальчишку потерял?

— Которого? Два у тебя их было?

— Без подручного как без рук! — раздались сочувственные голоса.

— Началось мое мученье — не могу играть представленье! Мои куклы плачут, на нитках скачут, грозят мне пальчиком: что ты сделал с мальчиком? — трещал мейстер Вальтер, а сам беспокойно оглядывал стену и окна арестного дома.

— Хо-хо! — загрохотал седой бочар. — У него куклы бунтовать затеяли!..

— Подавай, говорят, подручного, а то играть не станем! Вот так штука! — взвизгнул вынырнувший из толпы сапожник.

Пекарь подводил Гектора все ближе к моему окну.

— Я здесь, мейстер Вальтер! — крикнул я что было мочи, ухватившись за железные прутья.

— Ах, вот он где! Не думал, не гадал — за решетку попал! — крикнул мейстер Вальтер, весело махнув шляпой.

— А что, служивый, у тебя другого дела нет, как малых ребят в тюрьму таскать? — вдруг спросил он выскочившего на шум молодого стражника.

В толпе опять засмеялись.

— Вишь какого преступника нашли, — скоро грудных младенцев в тюрьму сажать будут! — крикнула какая-то тетка в цветном чепчике.

— Разбойники все на свободе, а честных ребят под замок запирают! — гаркнул незнакомый парень.

Вся толпа была на моей стороне.

— Что их обижать — люди веселые, всех забавляют. А тут в арестный дом! — подзуживал соседей сапожник.

Тогда я набрался духу и, высунув Геновеву в окно, крикнул:

— Вот какой арестный дом — плачет кукла под замком!

Хохот так и покатился по рядам. «Вот какой арестный дом — плачет кукла под замком…» — запели многие. Мейстер Вальтер перехватил у меня Геновеву и, потрясая куклой над толпой, закричал:

— Вот до чего мы дожили! Мало того, что ребят — еще кукол под арест берут!

— Да что они, в самом деле? Чего мальчика морят! Мы все мейстера знаем! — взвизгнула тетка.

— Будет дурака валять, служивый, отпирай замки! — крикнул бочар.

Толпа смеясь напирала на стражника.

— Стыдно! А еще стража! Правосудие! Ребят да кукол арестовывают.

— Да я что ж? Что приказано, то и делаю… — оправдывался молодой стражник, красный, как рак, под градом насмешек. — Я сам вижу — парнишки не плохие.

— А,