Срази и спаси! - Джон Мур

— Ваше высочество, — провозгласил он. — Я нашел ее.

— Потрясно, Норвилл! Замечательно! А вы уверены, что она — та самая?

— Абсолютно. И описание, и размер туфельки — все сходится.

— Тогда, значит, это она. Ножки у нее на редкость миниатюрные.

— Извините меня, — перебила Аврора. — Вы примериваете девушку к этой туфле? Но она вовсе не такая уж маленькая. И, конечно, придется впору множеству девиц.

— Она производит подобное впечатление, — сказал Норвилл. — Но это далеко не так. Мы примеряли эту туфельку почти всем молодым девицам в городе, и ни одна, кроме вышеупомянутой, не смогла надеть ее.

— А она правда стеклянная? — спросила Энн.

— Баккара высшего качества, — ответил Норвилл. — Вот послушайте! — Граф постучал ложечкой по узкому трехдюймовому каблучку. По комнате разнесся тихий мелодичный звон. — Меня удивляет, как каблук не обломился, но, видимо, он очень прочный.

— Можно мне примерить?

— Не нахожу никаких возражений, но вы лишь напрасно потратите время.

Граф вручил туфельку Энн, и она, сбросив сандалию, попробовала надеть туфельку. И пробовала, и пробовала несколько минут. Аврора наблюдала за ней со все более снисходительным видом, а Шарм воспользовался возможностью о чем-то тихо переговорить с Норвиллом. Наконец Энн сказала:

— Не то что туфля так уж мала, но она слишком узкая. То есть не вся узкая, но в носке очень странно сужается.

— Мне кажется, слово, которое вы ищете, — «изящная», — заметила Аврора. — Совершенно очевидно, что эта туфелька изготовлена для девицы с изящными ступнями. Естественно, тупую широкую ступню в нее невозможно всунуть.

— Тупую и широкую!

— Боже мой, до чего же я бестактна, правда? Я просто имела в виду, что у владелицы туфельки фигура, вероятно, миниатюрная, а не дородная.

Энн скрипнула зубами.

— Ну, ладно, мисс задавака, примерьте-ка ее сами!

Аврора взяла туфельку и начала всовывать в нее ногу. Несколько минут она напрягалась и дергала туфельку.

— Эта туфля меньше, чем кажется с виду. Видимо, хрусталь создает иллюзию величины.

— Во-во! — сказала Энн.

Аврора бросила на нее злобный взгляд, взяла со стола ложку и, используя ее как рожок для обуви, с большим усилием впихнула ступню внутрь туфельки.

— Ну вот! — воскликнула она.

— Ступня вошла не вся.

— Нет, вся!

— Нет, не вся! Пятка не коснулась хрустальной стельки. Вы даже спокойно постоять не сможете!

— А вот и смогу! Ой-ёой-ёой-ёой! — охнула Аврора, попытавшись встать и снова садясь. — Такой неудобной обуви я еще не мерила! И, видимо, она безумно дорогая.

— Я понимаю, о чем вы. У нас в королевстве есть сапожник, который шьет туфли к вечерним платьям. Ну просто великолепные. И ноги от них болят невыносимо.

— Для моего первого бала мне заказали такие прелестные туфельки, что даже надеть их было сущей мукой. Жутко дорогие, но они того стоили. Я потом два дня шагу ступить не могла. Только вскоре этого сапожника переманил Бруно, король Омбрии, на открывшуюся вакансию заплечных дел мастера.

— Д-е-е-е-рь… — сказал Венделл.

Шарм все еще тихо, но очень настойчиво беседовал с графом Норвиллом.

— Вы ее видели?

— О да, — ответил Норвилл голосом, в котором лишь чуть-чуть проскальзывал намек на брезгливость.

— Горяченькая, а?

Норвилл вздохнул:

— Принц Шарм, прошу, поверьте, что я весьма серьезно старался постичь ваш маниакальный интерес к этой форме ублажения плоти. И все же не могу понять, как вы способны испытывать влечение к подобной… э… непотребной девке, особенно если учесть, что в пределах только нашего королевства имеется избыток чистых и непорочных дев. Даже если бы вы ограничились девицами, равными вам по положению, как эти две юные красавицы, которых вы привезли с собой в замок…

— Да ну их, Норвилл! А эта девочка — огонь! Едва мы начали танцевать, как она уперлась в меня грудями. И пока мы танцевали, не упускала случая потереться тазом о мое бедро. А все время, пока я с ней разговаривал, она глядела мне прямо в глаза и облизывала губки кончиком язычка. Мне чудилось, я вот-вот взорвусь. Правда, о себе она почти ничего не говорила.

— Видимо, она полагается на язык жестов.

— Ага. Вот именно! Норвилл, мне надо увидеть эту девочку. Я хочу сказать: она от меня без ума. Если мне удастся остаться с ней наедине… она, я знаю, только и ждет, чтобы я ее обработал. Так вы пригласили ее на обед сегодня вечером?

— Я подумал, что лучше всего будет как можно скорее распутаться со столь неблагоуханным эпизодом. На случай, если эта молодая женщина в самом деле согласится на омерзительные действия, которые вы так предвкушаете, я предупрежу отдел связи с общественностью быть наготове для припудривания ситуации. Ах да! Как мне ни неприятно огорчать вас, юный сеньор, Золия придет не одна. С ней будет ее крестная мать.

— Ее крестная мать?

— Неужели вы полагали, что молодая барышня может выезжать в свет без сопровождения старшей родственницы?

— Но почему крестная? Нет, не говорите, что ее родная мать скончалась.

— Ее отец тоже скончался. Хм-м-м. Возможно, ее распущенное поведение в какой-то мере связано с отсутствием крепких семейных связей. Как бы то ни было, с крестной у нее как будто очень теплые отношения. Крестная — руководящее влияние в ее жизни.

— Не забыть спросить Мандельбаума, нет ли зависимости между красотой и безвременно скончавшимися родителями.

— Видимо, у нее с мачехой и сводными сестрами возникли какие-то трения. Собственно говоря, все они старались спрятать ее от нас, чем и объясняется, что розыски так затянулись. Не то чтобы я искал оправдания для моих подчиненных!

— Ну хорошо. Я пригляжусь к крестной и посмотрю, не найду ли способ отвлечь ее. Возможно, все решит удобный случай.

Венделл выбрался из-за стола и подошел к принцу и Норвиллу.

— Государь, так вам нравится девчонка, с которой вы познакомились на балу?

— Она самая.

— Хо! Ну, меня все равно днем не будет, государь. Мандельбаум покажет мне, где искать грибы для травяных зелий.

— Хорошо. Нет, погоди! Э… сегодня днем я тебя отпустить не могу, Венделл. Я… э… хочу поупражняться в бою на палках, и мне нужна твоя помощь.

— Так вы же никогда на палках не деретесь. Мы даже не берем их с собой.

— Вот почему мне нужно попрактиковаться. Так что никуда не уходи.

— Но Мандельбаум…

— Мне очень жаль, Венделл. С Мандельбаумом я все улажу.

— Слушаюсь, государь.

— Я утром видел Мандельбаума, — сказал Норвилл. — Вид у него был совершенно измученный.