Я/Или ад - Егор Радов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два Иванова молчали, как скалы. Они зевали и все время всматривались внимательно в окружающую их реальную действительность. Она была похожа на картину Кандинского. Вот красным треугольником подошел официант.
— Чего желаете, господа?..
Иванов 3-й отчаянно потер руки. Кутнем же, черт побери!
— Пожалуйста — водки, закуски, вина и сигарет…
— Слушаюсь.
И через пять минут все три героя погрузились в счастливое растворение в том, что уже известно до боли в желудке, — водка прожигала их насквозь, веселила их потрепанные души, запутавшиеся в назначении, пространстве и времени; вино мягко расслабляло их мозги, погружая все заботы в мягкую дымчатую ванну — тело наливалось теплом, стремлением к веселью и глупости… Что может быть лучше вина?!!
— Да брось ты, старый идиот… — шепнул тут мне Иванов 3-й на ушко. Но потом тоже — выпил рюмку и отдался тому, что приготовлено было для него природой химических веществ.
Два остальных Иванова тоже медленно спивались под аккомпанемент сумасшедшего оркестра, который что-то играл в углу. Музыканты были похожи на импульсы — они наливались жизнью в течение одной секунды, а потом исчезали, погружаясь в пустоту.
— Мы всем, всем покажем… — говорил уже пьяный Иванов 3-й.
— Что? Что покажем? — спросил Иванов 2-й.
— Покажем! Революция!.. Только тихо…
— Тссс… — прикусил язык Иванов 1-й и повалился на стол.
— Встань, свинья! — заорал Иванов 3-й, потом махнул рукой и тоже куда-то упал в страшной скуке.
К ним подошел официант-треугольник.
— Господа, платите!
— Что? — закричал Иванов 3-й, вскакивая. — Да ты знаешь, сволочь, кто я?!! Я — Иванов! Молчать! Ать-два… А то я тебя искрошу, скотина!.. Треугольник вшивый!
— Простите, — надменно сказал официант. — Но в таком случае мне придется вести с вами через утку.
И его равнобедренные углы предупредительно дрогнули.
— Да иди ты хоть через задницу!.. — закричал Иванов 3-й в дикой ярости и вдруг начал смеяться все сильнее и сильнее — так смешно ему показалось то, что он сказал… Потом на глазах выступили слезы. — Где это все… — прошептал он, — где наша…
Официант углами двинулся на него. И все закрутилось в глазах у Иванова — треугольник вращался с бешеной скоростью, он уже стал кругом, потом принялись вращаться квадраты — и летали числа туда-сюда. Голова наливалась соком, и каждый звук исходил словно из седьмого чувства…
— Не трогайте, — торжественно произнес Иванов 3-й с ощущением, словно он говорил через километр ваты.
И вдруг — уууууть! — оборвалось, точно проводок какой-то… “Умер” — неслось перед глазами.
И миллионы лет прошли, ничего не заметив.
Часть восьмая
Но Иванов встал и посмотрел в зеркало.
— Нет, я жив!!! — сказал он с усмешкой. — Я не могу здесь умереть, суки… Мы же все-таки в мозгах…
Но тело было не в лучшем состоянии.
Он вышел в сад. Осенний воздух трепал желтые листья, пахло сыростью и яблоками.
На дорожке валялись окаменелые остатки двух других Ивановых.
— Да, друзья… — усмехнулся Иванов, ибо он был теперь одним и последним искушением во внутреннем мире, и пнул эти камни ногой.
— Салют вам… — сказал он. — Где вы теперь?
И он плюнул высоко в небо.
— А помните, как мы с девушкой… Пиво… — задумчиво промолвил Иванов. — Но теперь ладно… Главное, я ликвидирован!!! Теперь хозяин мира — я!!! То есть тьфу…
И он опять смешался, погрустнел, но потом воспрял и провозгласил:
— Хозяин мира — Иванов!!!
Мир без Я
Иванов шел по дороге с портфелем. Он поднялся в какой-то дом, позвонил. Открыли.
— Здравствуй, Иванов.
— Здравствуй, Иванов.
Они стали пить чай. Разговаривали.
— Ты работаешь слесарем?
— Я работаю токарем.
— Я работаю слесарем.
Помолчали.
— Мы делаем революцию?
— Мы делаем революцию.
— До свидания, Иванов.
Иванов ушел, пошел в другие гости. Он поднялся в маленькую комнатку на самом верху. Толстая женщина стирала пеленки. Орали дети.
— Привет, Иванова!..
— Здравствуй, Иванов.
— Тебе плохо?
— У меня много требований. Я плохо живу, нечего есть.
— Хорошо.
Иванов ушел. Иванов шел по улице, зажав под мышкой портфель. Он готовил революцию, которая должна была свершиться, согласно объективным законам.
— Иванов чувствует себя сонно, — сказал Иванов.
— Привет, Иванов!..
— Здравствуйте, Ивановы. Мы делаем революцию.
— Привет Иванову! — сказал Иванов, подбивая население на большой бунт. Ведь экономические противоречия уже сложились. Это понимали все.
Глава третья
Большое политическое собрание
— Итак, Бога — нет!!! — закончил Иванов свою тираду с анализом экономических сил.
— Какого из них? — послышались недовольные голоса. — Того, кто спереди, или того, кто сзади?..
— Так, начнем все сначала… — вздохнул измучившийся Иванов. — Во-первых, Бог может быть только один. Бог — един, понимаете, един!..
— А что такое один?
— Вот, — сказал Иванов, поднимая один палец.
— Палец? — спросили рабочие и народ.
— Палец — один. Так и Бог — один!
— А!!! — закричали рабочие, показывая два пальца.
— Но его нет.
— Которого спереди?
— Нет никакого… Никакого, черт!!! А который спереди — этого не может быть!!! Это — бред!!! Пойдемте убивать… — умоляюще сказал он. Видно было, что он очень устал.
— Кого убивать?
— Негодяев.
— А кто такие негодяи?..
— Вот!!! — закричал Иванов, показывая почему-то вверх.
— Луна… — решили рабочие и народ. — Лунная пыль… Лунный сыр…
— Луна — твердое тело, — хрипло, но настойчиво проговорил Иванов.
— Вранье! — сказал кто-то.
— Я могу доказать! Я полечу туда!!!
И ему принесли ракету на блюдечке с голубой каемочкой.
— Привет, сумасшедшие, — заявил Иванов, улетая. — Я вам докажу! Бога нет!!!
Иванов уносился в космическое пространство. Он лихорадочно дрожал.
— Господи, как мне надоели эти звезды… — шептал он в сердцах.
Пока же он летел, те, кто остались, совершили религиозную революцию. Потом началась ядерная война. И солдаты лежали в окопах и грезили о Богах: и о тех, кто спереди, и о тех, кто сзади.
И Иванов — бух — рухнул как был, в ракете, в огромный ком лунной пыли, величиной с саму Луну.
— Добро пожаловать. Лунный сыр?
“Это конец”, — судорожно подумал Иванов, отплевываясь от тонн желтого противного вещества, которое забивалось ему во все дырки.
И задавило его, но в последний момент огромная живучая сила, которая в нем трепетала, сказала свое последнее слово.
— Пусть так! — вдруг воскликнул Иванов из последних сил. — Хорошо. Я принимаю… Я согласен!.. Я сломлен и умираю, я запутался в возможностях, я хотел дать нормальный выход и царство справедливости… Но пусть так. Вы сильнее. Я принимаю это и переиначиваю свои мозги по вашему образу и подобию. Хорошо… Я говорю: “Да”.
Да
