Шерлок Холмс идёт по кровавым следам - Дэвид Дэвис

— Тем не менее, несмотря на протесты Коллинза, девицу Маркэм всё же перевезли домой в Лондон, и она оказалась вне пределов досягаемости Дракулы.

— Где она превратилась в Призрачную леди, которую мы встретили на Хэмпстедской пустоши, — пробормотал Ван Хельсинг себе под нос, словно проясняя для себя ситуацию.

— Её отъезд, вероятно, разозлил графа, — сказал я.

— Верно, — откликнулся Холмс. — Её увезли прямо у него из-под носа, но он не собирался последовать за ней в Лондон, поэтому выбрал себе в невесты другую воспитанницу Гарднера — Кэтрин Хантер.

— А тем временем Коллинз с помощью Мейнстера припрятал в округе гробы Дракулы. Сам же Дракула переместился в центр своей паутины — Баскервиль-холл.

— А теперь скажите, Холмс, как вы догадались, что Дракула находится в поместье Баскервилей?

— Мне сказал об этом Стэплтон.

— Что!

— Не напрямик, разумеется. Я знал, что, раз Стэплтон считал меня мёртвым, он обратит внимание на Баскервиль-холл. Помните, он ведь полагал себя его законным владельцем. Если припомните, после получения в академии его второго конверта с предупреждением я предположил, что скорее мы последовали за Стэплтоном в Дартмур, чем наоборот.

Я кивнул.

— Оставив меня в горящем здании, он был так уверен в моей смерти, что забрал свои вещи с Макколи-стрит и сел на ранний утренний поезд в Дартмур, приехав туда, по сути дела, на день раньше нас.

— А как насчёт того предупреждения, что мы получили на следующее утро после пожара? Наверняка он не стал бы посылать его, знай он, что вы мертвы.

— Если помните, тот конверт, в отличие от другого, был без адреса. Это потому, что он предназначался вам.

— Мне? — пролепетал я.

— Это было предупреждение вам не мстить за мою смерть. Я рассказывал Стэплтону о принятой нами символике паука и мухи, и его извращённый ум увидел в дохлой мухе угрозу, которую вы распознаете.

— В таком случае он недооценил меня, думая, что подобный жест остановит меня в действиях.

Холмс тепло улыбнулся мне.

— Приехав в Кумб-Трейси, Стэплтон нашёл себе временное убежище, тем временем разнюхивая положение вещей. Вероятно, в одной из таких вылазок он и увидел меня. — Холмс хохотнул. — Представляю себе, как он был неприятно удивлён, вновь увидев меня — человека, которого он ненавидел больше всего на свете, человека, которого считал умершим.

— Отсюда предупреждение в академии.

— Да. Он не смог удержаться от искушения и дал мне знать, что снова у меня на хвосте. Однако для Стэплтона дела приняли дурной оборот. К этому времени он был сильно раздосадован тем, что я выжил, поэтому совсем потерял самообладание и утратил связь с реальностью. Я знал — стоит ему обнаружить, что Баскервиль-холл пустует, и он, скорей всего, вломится туда и завладеет им, осуществляя безумную мечту стать хозяином поместья Баскервилей.

— Но ненадолго, а — Холмс? — заметил Ван Хельсинг. — Дракула не допустил бы в своё святилище другого хозяина.

— Совершенно верно. Дракула, обнаружив незваного гостя, не стал тратить времени даром и приобщил его к культу восставших из мёртвых. В погребе Коллинза мы с Уотсоном наткнулись именно на Стэплтона в обличье вампира. Тогда-то я и понял, где прячется граф, — в убежище Стэплтона, Баскервиль-холле.

— Теперь понятно, Холмс, — сказал я, — но почему Дракула попросту не убил Стэплтона?

— Нужно помнить, Уотсон, что Дракула, несмотря на своё животное существование, был хитрым и умным существом. Он видел в Стэплтоне своего последователя. Завоевав душу Кэтрин Хантер, он намеревался отправиться с ней на новые пастбища, оставив Стэплтона рыскать в поисках крови по девонширской сельской местности, где тот вовлекал бы новых адептов в этот нечестивый культ. Таким жутким способом Стэплтон осуществил бы свои дикие амбиции и стал повелителем вересковых пустошей.

— Если это так, то зачем он был заколочен в гробу?

— Потому что Дракула не хотел, чтобы Стэплтон мешал ему. В этой округе места хватало лишь для одного действующего вампира, и Дракула постарался, чтобы это был он сам. Без сомнения, Коллинзу было велено освободить Стэплтона, как только граф с невестой уедут. Фактически он в конечном итоге освободился бы самостоятельно — так велика была его жажда крови.

— Если бы я преждевременно его не освободил, — добавил я.

— Силы небесные, что произошло? — воскликнул Ван Хельсинг.

Холмс пересказал наше жуткое приключение в погребе, когда Холмс обезглавил нашего давнего противника пилой.

— Вот ещё над чем я ломаю голову, — сказал я, когда он закончил. — Почему, зная, что мы его выслеживаем, Дракула не побеспокоился о своей безопасности и не покинул эту местность?

— Возможно, я смогу ответить на ваш вопрос, доктор Уотсон, — молвил Ван Хельсинг. — Дракула был трансильванским дворянином и обладал гордостью дворянина, которую унёс с собой в могилу. Он, конечно, не потерпел бы, чтобы его планы нарушило вмешательство обыкновенного смертного. Ваше присутствие его и раздражало, и бросало ему вызов. Одну невесту уже вырвали из его когтей, и он не собирался терять другую.

— Вот тут он и совершил роковую ошибку — недооценил противника.

Улыбнувшись, я взглянул на Холмса, но он, казалось, не слышит отпущенного ему комплимента. На какой-то миг в его глазах появилось отрешённое выражение, говорившее о том, что в мыслях он далеко от Бейкер-стрит.

Наконец он продолжил рассказ, изложив Ван Хельсингу все оставшиеся подробности этого дела, в том числе и то, как на следующее утро после нашей первой встречи с Дракулой он попросил местного кузнеца в Кумб-Трейси переплавить одно из серебряных распятий в пулю. Ещё он живо описал заключительные моменты нашего приключения, когда мы были свидетелями того, как останки графа погружаются в зелёную тину Гримпенской трясины. Ван Хельсинг сидел, подавшись вперёд, и, сверкая голубыми глазами, заворожённо слушал рассказ моего друга.

Когда Холмс умолк, профессор некоторое время молчал, а потом хрипловатым от волнения голосом тихо произнёс:

— Теперь, когда этого омерзительного существа больше нет, мне жаль, что я не был свидетелем его конца. Мир в большом долгу перед вами, Шерлок Холмс.

— Благодарю за комплимент, — любезно молвил Холмс, — но успех в этом деле не был бы возможен без моего дорогого друга Уотсона.

— Разумеется, — согласился Ван Хельсинг, тепло улыбнувшись мне.

— Тем не менее, — сказал Холмс, — я радовался бы гораздо больше, если бы сумел спасти жизнь Кэтрин Хантер. Я виню себя в её смерти.

Мы с Ван Хельсингом хором запротестовали.

— Вы сделали всё, что возможно в человеческих силах, — заверил я его.

Голландец подался вперёд и коснулся плеча моего друга.

— Разделяю ваши чувства в отношении смерти этой юной девушки, — тихим, ровным голосом произнёс он, — но, друг мой, взгляните на это в перспективе. Разумеется, смерть мисс Хантер — трагедия, но сравните это с тем, чего вы достигли. Если бы Дракуле удалось скрыться и выжить, подумайте, сколько ещё юных девушек сумело бы развратить это ночное чудовище. Не сомневайтесь, это всё спасённые вами жизни.

По выражению лица Холмса я догадался, что его тронули эти слова, произнесённые с таким жаром. Он с благодарностью кивнул Ван Хельсингу, и почти сразу настроение его улучшилось.

— Ну а теперь, — потирая руки, оживлённо произнёс он, — хватит разговоров о мертвецах. У нас было несколько недель напряжённой работы, а сейчас наступила праздничная пора, так что давайте отдыхать и веселиться. Уотсон, будьте так любезны, наполните наши бокалы. А мне бы хотелось предложить нашему другу новый сорт сигар, что я купил в лавке Брэдли.

Я сделал то, о чём меня просили, а Холмс взял с каминной полки коробку сигар и предложил её Ван Хельсингу.

— Прошу прощения, Холмс, — сказал тот. — Не хочется быть невежливым к хозяину, но я не курю сигар, а предпочитаю вот эти маленькие сигары с обрезанными концами.

В подтверждение своего заявления Ван Хельсинг вытащил из внутреннего кармана кожаный портсигар.

— Но вы просто должны! — воскликнул Холмс, пододвигая коробку к Ван Хельсингу, который был несколько ошеломлён настойчивостью моего друга. — Должны попробовать одну.

— Хорошо, — неохотно согласился Ван Хельсинг.

Стоило ему открыть коробку, как выражение вежливой сдержанности сменилось у него радостным удивлением. Коробка была пуста, если не считать маленький блестящий предмет, на котором заиграл свет, как только Ван Хельсинг вынул его.

Холмс тихо засмеялся.

— Прошу извинить меня за несколько театральный способ презентовать вам сувенир, который напомнит вам о нашем сотрудничестве, но я просто не смог удержаться. — Внимательно рассматривая предмет, Ван Хельсинг едва ли слышал эти слова. — Это перстень графа Дракулы, — объяснил Холмс. — Всё, что осталось после того, как высохла отрубленная кисть. Я подумал, будет правильно, если он достанется вам.