Секретный дьяк - Геннадий Прашкевич

И мрачно глянул на сгрудившихся за кабатчиком мужиков:

– Но только через сто лет!… При вас ничего не будет!…

Хорошие мужики окончательно растерялись:

– Так мы чего? Мы только беглого барина привезли? Думали, заплатите хоть немного.

– Ага, привезли, – зловеще подбил итог Паламошный. – Всего обобрали, помяли ребра, ухо надорвали. А еще за усердие требуете денег, будто на продажу привезли барина.

– Так он же буйствовал… Он лавки в кабаке переломал… Мы кричали ему: что, мол, барин, воюешь, как с бусурманами? А он отвечал непотребное, бил нас и ломал лавки…

– Мужика бить – земле легче.

– Может, и так, – снова запричитал Похабин, боясь даже глянуть на молчащего господина Чепесюка и обращаясь исключительно к Паламошному. – Если б не мы, валялся бы барин сейчас в канаве… – И не выдержал, поднял испуганный взгляд на белое, иссеченное шрамами лицо господина Чепесюка, спрашивая при этом исключительно Паламошного: – Чего это он, а?…

– Думает.

– А зачем так бровями ведет?

– Тоже думает.

– Да зачем же так страшно думает?

– А может, хочет порешить вас всех, – объяснил Паламошный. – Вот поставит пушку и сметет все село с земли!

– Да как? – запричитал рыжий целовальник. – Разве ж так можно? Я, например, чахотошный.

– А можно!… – оборвал его Паламошный, быстро взглядывая на господина Чепесюка. – Ты, чахотошный, больше людей не мути… Мы сейчас уходим, так догонишь нас за поскотиной, привезешь чего-нибудь от села. Ну, солонинки там, капусточки, чесноку… Ну, сам знаешь, догадаешься… – И добавил значительно: – Может, простим.

– Так мы что!… – обрадовался, засуетился рыжий целовальник. – Мы подвезем… Мы моментом… Мы понимаем, казенная надобность… Мы на всю сумму подвезем, которую сумму барин потерял… Мы ж не знали… Мы думали, простой беглый барин…

– От кого ж бегать ему? – усмехнулся Паламошный.

– А нам как знать?

Иван, наконец, приоткрыл опухшие глаза.

Он, конечно, все видел и слышал, но смутно, как во сне. Он даже помнил, что действительно бил мужиков, но ведь такое от бесов… Как без их помощи один смог бы побить стольких?… Ему и самому попало. Ныла каждая косточка. Поддали ему хорошие мужики. Особенно, помнил, старался рыжий целовальник Похабин. Изловчась, даже обмакнул голову Ивана в квашню, в кислое тесто. Пришлось квашню разбить о того же Похабина. Вон стоит, распустил губы, и кафтан на нем лопнутый.

Спросил хрипло:

– Что? Обратно меня? В Тайный приказ? На пытки?

Совсем был готов принять муку, но Паламошный, быстро глянув на господина Чепесюка, тупо, но охотно разъяснил:

– Ты что! Ты нас ведешь, барин!

– Тогда развяжи руки.

Паламошный шевельнуться не успел. Рыжий целовальник, не вставая с колен, метнулся, и руками и зубами, улыбаясь счастливо, сноровисто распустил веревку. Черная ворона, оравшая на дереве, как в горячке, умолкла и с любопытством вывернула голову набок – не выдадут ли ей теперь валяющегося на телеге странного человека?

Не ходи подглядывать, не ходи подслушивать игры наши девичьи…

Нет, никто не собирался выдавать вороне человека.

– Выпить дай, – прохрипел Иван рыжему целовальнику.

– Да как же, барин? – растерялся тот. – Ты столько пил! Никогда я не видел, чтоб столько пили!

– Теперь еще сильнее хочу…

Остановил туманящийся взгляд на Похабине:

– Хочешь со мною, мужик?

– Выпить? – изумился доброте барина рыжий.

– Не выпить, дурак… В Сибирь!… В Сибирь со мною хочешь?… Зачем тебе жить в кафтане посреди мужиков?…

– А-а-а, в Сибирь… – разочарованно протянул целовальник. И вдруг загорелся: – А как прикажешь, барин!

– В для начала прикажу – выпить.

С трудом приподнявшись на локте, Иван перехватил взгляд господина Чепесюка. Вот чего угодно ожидал. Даже укора, презрения, даже брезгливости, но в отталкивающих оловянных глазах господина Чепесюка будто тускло льдинка блеснула, что-то, как усмешка, впервые прострельнуло на малое мгновение, что-то такое, чего он, Иван, пока еще ни разу не видел в глазах господина Чепесюка. Охнув, сел, повел вывихнутым плечом:

– Вот… Хороших мужиков встретил…

– А чего ж, – тупо ответил Паламошный. – В самый раз мужики. Не дали тебе пропасть. Привезли, значит.

– А теперь?… – хрипло переспросил Иван. – Теперь, правда, в Сибирь?…

И посмотрел на господина Чепесюка.

Квадратный, чугунный, в квадратной черной накидке. Видно было, что о Тайном приказе господин Чепесюк даже и не думал. Он то ли впрямь произнес, то ли почудилось Ивану:

– Правда…

Глава IV. Доезды

1

– …Ты, барин, морду не вороти. Я для тебя говорю. Надо будет, возьмусь за сабельку, а надо, и за топор. Неважно, что голова болит, главное, совесть чистая. Я везде защищу тебя. Похабин плохо не служит. Ты, барин, как на человека посмотрел на меня, на то у меня нет обид, даже напротив, так что слушай внимательно. Похабин плохому не научит, не даст барину умереть. Даже если захочешь, не даст. Со мной, барин, дойдешь до самого края земли, никак не ближе. Ты ведь не простой барин. Я вижу. Ты только с виду кажешься простым. Вон господин Чепесюк едет в возке, он тоже совсем не простой барин. Он даже не смотрит на тебя никогда, а все равно на тебя трудится, барин. Я вижу. Не ты на него трудишься, а он на тебя. Похабин разницу знает. Вот и суди отсюда, кто проще? Господину Чепесюку наверху, наверное, приказали, господин Чепесюк нам вниз приказывает, а все равно трудится господин Чепесюк на тебя. Похабин все видит. Есть в тебе, барин, тайна. – Похабин изумленно присвистнул и на всякий случай предупредил: – А если суждено тебе умереть, при мне умрешь – хорошо, весело, без позора.

Вспомнил, изумленно вскинул рыжие брови:

– Такой тихий барин, а горазд махаться кулаками! Будто самого Люцыпера секлетарь. Наши мужики к такому не привыкли, думали – не боец, думали – легко оберем тихого барина, а потом выдадим тому же господину Чепесюку за небольшую сумму.

Нахмурился:

– Ты, барин, многое делаешь не так. Я, барин, буду тебя учить. Ты в Якуцк придешь знающим человеком. Я же вижу, что никто не занимается тобой, барин. Вон гренадеры должны стоять перед тобой по струнке, а они переминаются с ноги на ногу, а потом смеются за твоей спиной, непонятно называют Пробиркой. По всем статьям гренадеры должны слушаться тебя, а они морды воротят. Какое дело ни возникло, даже если схватит живот, бегут не к тебе, бегут непременно к господину Чепесюку. А господин Чепесюк, так скажу, барин, он тоже внимательно присматривается к тебе. Похабин лишнего не скажет. Я до смерти боюсь господина Чепесюка, барин, но господин Чепесюк внимательно присматривается к тебе. Наверное, ты ему нравишься, иначе давно бы казнил тебя. Такому, как господин Чепесюк, казнить кого-нибудь – совсем плевое дело. А тебя он почему-то никому не дает в обиду. Вроде не проявляет к тебе интереса, а в обиду не дает. Почему так, барин?

– Ну, как, – выдохнул Иван. – Я отряд веду.

– Ага, ведешь. По бумагам! – презрительно отмахнулся Похабин. – Если бы ты вел отряд, барин, в отряде все было бы пропито. Если господин Чепесюк захочет, он порвет бумаги, а тебя посадит на кол.

– Молчи, Похабин! Хочется язык почесать, поговори с господином Чепесюком.

– Ты што, барин! – испугался Похабин. – Я невыносимой храбрости человек, но господину Чепесюку сразу верю на слово. Что бы он ни сказал, я ему сразу верю. Чувствую, что господин Чепесюк не только военный господин, но еще и тайный. Совсем прямо держится, и табакерка у него, сам видел, сработана самим царем. За какие-то большие заслуги государь лично подарил табакерку господину Чепесюку. Видать, заслужил господин Чепесюк. И морда у него вся в шрамах, как у морского зверя.

Вздохнул завистливо:

– У господина Чепесюка две пары часов, а одни – морские. Мне так сказал Потап Маслов. У господина Чепесюка серебряная лохань с рукомойником, а тебе, барин, умываться дают из кружки. У господина Чепесюка нож в серебре, специальная ложка, серебряный поднос с двумя серебряными чарками, и шпага с тяжелой рукояткой, а у тебя, барин? Страшно подумать, что было бы с тобой, двинься ты в Сибирь без господина Чепесюка. Лежал бы давно в земле под тяжелым камнем. А ведь ты, барин, человек способный, в тебе тоже есть тайна. Вот и значит, барин, что надо кончать с винцом. Похабин лишнего не придумает. Будешь умываться, посмотри в таз. Вон какой стал – дряблый, как гриб, тощий. На короткую драку в кабаке тебя еще хватает, а если всерьез помахать сабелькой, сомлеешь, барин.

– А зачем махать сабелькой?

– Как зачем? Вот войдем в глухие леса, бросятся на обоз варнаки да дикующие!

– На лохань-то серебряную?

– И на лохань! – озлился Похабин. – Увидишь, барин, места скоро пойдут совсем дикие. В тех местах, барин, не только винца не сыскать, там духу русского не сыщешь!

– Молчи, Похабин! – выдохнул Иван. – Не рви душу.