Казанова - Ален Бюизин

Страсть к Манон Балетти – совершенно исключительный случай в бурной любовной жизни Казановы, поскольку ему достало терпения ухаживать за ней два долгих года, так и не вступив с ней в интимную связь. Это совсем не в духе Казановы: он не тот человек, чтобы тратиться на бесконечное ожидание и обхождение. Спокойная и почти семейная любовь у камелька. Что-то чересчур мирная атмосфера. Однако Казанова сохранит благостное воспоминание об этой целомудренной страсти, поскольку так и не расстанется с письмами своей дорогой Манон: много времени спустя после его смерти в чулане Дукса нашли сорок два пожелтевших и покрытых пылью письма, написанных с апреля 1757 года по январь 1760-го. Надо только представить себе, что всю свою жизнь Казанова возил их с собой, переезжая с места на место, гонимый по всей Европе, так и не расставшись с ними: явное доказательство нежного чувства и истинной привязанности. Да, порой – хоть и очень редко – Казанова мог быть сентиментален.

Поздно вечером, засыпая на ходу, Манон уходит в свою комнатку, чтобы написать Казанове, если забота о соблюдении приличий, неуместное присутствие лишних людей или бдительность родителей помешали ей поговорить с ним днем наедине. Живые и нетерпеливые, нежные и трогательные, искренние и пламенные письма, переполненные любовью к Джакомо, к ее дорогому Джакометто, как она порой ласково его называет. Когда ему приходится отлучиться на какое-то время, ей страшно тяжело: «Ваше удаление причиняет мне боль, какую я не могу Вам описать; я удручена и совершенно без сил. Я не могу свыкнуться с печальной мыслью о том, что Вы далеко от меня, что я целых два месяца Вас не увижу и даже не смогу получать от Вас вестей. Эти грустные мысли удручают меня, наполняя сердце болью» (I, 1091). Однако красавица, не будучи ни простушкой, ни дурочкой, не доверяет Казанове в той же степени, в какой любит. Она быстро поняла, что этот мужчина, которого желают все женщины, ослепляющий своей авантажной и внушительной внешностью, импозантностью и уверенностью в себе, престижными связями при дворе и в правительстве, деловой жилкой и способностью быстро сколотить состояние, богатым прошлым и бесчисленными удачами, путешествиями и побегом, не создан для того, чтобы стать чутким и верным мужем. «Вы начинаете сильно преувеличивать Вашу любовь, я верю в ее искренность, мне это лестно, и я не желаю ничего другого, только чтобы она длилась всегда. Но продлится ли она? Я прекрасно знаю, что Вас возмутят мои сомнения; но мой дорогой друг, от Вас ли зависит перестать меня любить? Или любить по-прежнему?» (I, 1085–1086). Читая эти письма, понимаешь, что Казанова несколько лицемерно утверждал, будто это Манон вскоре переменит любовника, чтобы лучше оправдаться в собственном отдалении и очевидном непостоянстве. Эта мысль возмущает малышку Балетти.

Письма Казановы к Манон так и не нашли. Однако содержание их можно себе представить. Насколько письма Манон были длинными и страстными, не менее четырех страниц, настолько ответы Джакомо, как признавал он сам, были краткими и поспешными. Я представляю себе короткие записки, начерканные наспех в редкую минуту досуга среди многочисленных занятий, дел лотереи, игры в карты, приемов в высшем обществе, каббалистической чепухи, секса. Наверняка любовь Манон ему льстила – такая чистая, трогательная, однако он был к ней довольно безразличен, поскольку она не сразу уступила его ненасытным развратным капризам. Ибо любовь в сердце распутника угасает, если ничем ее не подпитывать. Видя, что посещения любимого становятся все реже и реже, бедная Манон, несмотря на свою неугасимую страсть, постепенно поняла, что Казанова не перестанет вилять и никогда на ней не женится. Их бесконечная помолвка ни к чему не приведет. Он никогда не совьет гнезда: разве можно себе представить Казанову отцом семейства? Чувствуя, что Казанова от нее ускользает, обманутая в своих ожиданиях возлюбленная испытывает сильную горечь. В середине февраля 1760 года Манон, в яростной усталости от его чересчур долгих отлучек, пишет ему последнее письмо: «Будьте благоразумны и примите хладнокровно новость, которую я Вам сообщу. В этом свертке все Ваши письма. Верните мне мой, и если Вы храните мои письма, то сожгите их. Я рассчитываю на Вашу порядочность. Не помышляйте более обо мне. Со своей стороны, я сделаю все возможное, чтобы позабыть Вас. Завтра я стану женой г-на Блонделя, королевского архитектора и члена королевской Академии. Вы меня очень обяжете, если по возвращении в Париж притворитесь, будто не узнали меня повсюду, где меня встретите» (II, 242). 29 июля 1760 года было подписано свидетельство о браке Манон Балетти с Франсуа Жаком Блонделем, вдовцом пятидесяти пяти лет, профессором Художественного училища и членом Академии архитектуры. Нет никаких сомнений в том, что Манон Балетти, разочарованная большой несчастной любовью, дала согласие первому серьезному жениху, попросившему ее руки.

В 1761 году Казанова, вернувшись в Париж, наносит визит г-же Ванлоо, которая просит его остаться на ужин. Но узнав, что среди приглашенных будет г-жа Блондель, он, выполняя просьбу Манон, предпочитает уйти и избежать этой встречи, за что Манон на следующий же день передаст ему благодарность. По случаю мы узнаем кое-что об этой странной паре: муж жил в Лувре, тогда как Манон – в другом доме, на улице Пти-Шан. Однако это очень хорошая семья, уверяет г-жа Ванлоо, подтверждая, что муж каждый вечер ходит ужинать к жене. «Блондель хочет, чтобы его жена ни в чем себе не отказывала. Он говорит, что это поддерживает любовь и что, никогда не имев любовницы, достойной быть его женой, он рад, что нашел жену, достойную быть его любовницей» (II, 706). Вот, наверное, замечательная острота, которая рассмешит читателя! Тем не менее в 1761 году Блондели оба жили на улице Лагарпа. И только в 1767 году Блондель получил позволение поселиться на первом этаже Лувра, с выходом во двор, где он также будет жить вместе с женой. Казанова что-то позабыл или перепутал? Скорее всего, это низкая месть, высмеивание пары, которая никогда не будет таковой. Разве не сказал он г-же Ванлоо, что если архитектору досталась новехонькая жена, то не по его вине: этим он обязан Манон Балетти? Такое впечатление, что Джакомо разочарован и почти обижен, что не стал первым мужчиной этой девушки.

Можно заподозрить, что столь платоническая страсть, отнюдь не удовлетворяющая законные и пламенные чаяния его вечно ненасытного тела, подталкивала Казанову не пренебрегать продажными красотками и содержанками из парижских театров. Более того, он регулярно влюблялся в очередную красавицу – разумеется, еще более привлекательную и соблазнительную, чем предыдущая. Необходимо подчеркнуть, что в приключениях Джакомо Казановы присутствует зачастую водевильная сторона. На сей раз он безумно влюблен в некую мисс Х.С.V. двадцати лет от роду, которая не кто иная, как Джустиниана Винн, дочь венецианки и англичанина. Он уже встречал ее в первое пребывание в Париже, когда ей было всего двенадцать, потом в Падуе и в Венеции, где безрезультатно за ней ухаживал. Разумеется, это не причина, чтобы отступать, и Джакомо в очередной раз пытается ее соблазнить. К несчастью, она беременна: отчаявшись, она не видит иного исхода, кроме как наложить на себя руки, если не сможет избавиться от ребенка. Джакомо делает все возможное, чтобы найти вместе с бабками-знахарками решение проблемы, уверенный в том, что его услуги подлежат оплате, иначе говоря, что ему следует воздать самой интимной благорасположенностью. Но Джустиниана и слышать об этом не хочет и упорно противится. Ничего не поделаешь! Она не сдается. В довершение несчастья, снадобья не возымели никакого действия. Вскоре она уже не сможет скрывать своей постыдной беременности от родных. И тогда Казанова, готовый на любые ухищрения, лишь бы добиться своей цели, сообщает ей, что открыл совершенно безотказное средство, чтобы мгновенно избавиться от плода. В данном случае речь идет об Арофе (сокращение от «аромат философов») – средстве, которое упоминается у Парацельса и Борхава: это мазь, в состав которой входят порошок шафрана, мирра и т. д., на медовой основе.

«Женщина, стремящаяся опростать свою матку, должна обмазать этим снадобьем край цилиндра подходящего размера, ввести его в вагину, касаясь округлой плоти, которая есть ее самое возвышенное место. Цилиндр должен одновременно тереться о стенки канала, соприкасающегося с запертой дверью домика, где находится маленький враг, которого хотят выманить. Если повторять это трижды-четырежды в день в течение шести-семи дней подряд, дверка поддастся и наконец откроется, и зародыш выпадет наружу» (II, 161). Казанова первый прекрасно сознавал полную нелепость столь дурацкого рецепта, но проблема не в этом. Доводя мистификацию до конца, чтобы удовлетворить свои все более обостренные желания, он без смеха объяснил внимательно слушавшей мисс, что для того чтобы Ароф подействовал, он должен быть «смешан со спермой, ни на миг не теряющей своего естественного тепла». Всем понятно, что щедрый и услужливый Казанова тотчас самоотверженно предлагает предоставить пациентке свежую драгоценную жидкость. Обман, одновременно смешной и отвратительный, поскольку он цинично построен на чужой беде.