Шакалы. Роман - Николай Леонов

— Это прекрасно. Подними руки.

Игорь поднял.

— Взгляни на свои ладони, ты их видишь? Глубоко вздохни, затем, не торопясь, выдохни. Голова не болит? Ты мне скажи, Игорек, ты как себя чувствуешь? Очень хочется тебя посмотреть, есть силенка или хочется поспать и отложим до завтра?

— Доктор, вам решать, я в полном порядке, левый глаз плохо видит, все остальное в норме.

— Ну, глаз, сынок, не сердце и не мозг, глазу положено видеть то лучше, то хуже. Так поедем на осмотр?

— А то! — улыбнулся Игорь. — Вы меня назад не отправите?

Врач рассмеялся:

— Тебя медалью наградили, но ты отвоевался до конца дней своих. Сестра, Смирнова в смотровую, взглянем, как у него гаечки к болтикам подходят.

Игоря переложили на каталку, увезли на осмотр, началось лечение.

Жизнь Игоря Смирнова была вне опасности, но со здоровьем образовались сложности. Осколком ему раздробило мошонку, и парень стал импотентом, как хирурги ни мудрили, ничего сделать было невозможно. Об этом Игорю пока не говорили, сосредоточив все внимание на полученной им контузии. Левый глаз видел лишь на пятьдесят процентов, но не это оказалось главным. Крохотный осколок застрял в мозгу, он не задел жизненно важных центров, решили не рисковать, трепанацию не делать, осколок не извлекать, выждать, как поведет себя организм, может, все приживется, такие случаи бывали. Изредка у Игоря случались припадки, он на короткое время терял сознание, через час-другой он засыпал, приходил в себя, чувствовал себя нормально. В Институте неврологии с такой проблемой справились бы без особого труда, но там существовала своя очередь, оперировали в первую очередь людей, жизнь которых висела на волоске, и такого больного, как Смирнов, в институт не брали, говорили, мол, живой, нет опасности для жизни, и слава богу.

Игоря преследовал один и тот же кошмар: Ельцин улыбается и грозит пальцем. Игорь все чаще думал о том, что если бы Главнокомандующий выполнил свой долг и демобилизовал их в срок, то ничего бы не случилось.

Неожиданно к Игорю пришел демобилизованный солдат без руки, сел рядом с койкой, тихо спросил:

— Игорь Смирнов?

— Ну? — Игорь смотрел настороженно.

— К тебе мать в Чечню приезжала?

— Приезжала, но ее шальная пуля убила.

— Ко мне тоже приезжала. — Солдат склонил голову. — Дурят нас, их автобус наш танк на шоссе расстрелял, решили, что боевики на новое место перебираются, не разобрались, шарахнули пару раз прямой наводкой, все в клочья, фашисты. Если бы я до этого седого жирдяя добрался, своими руками бы удавил. Правда, у меня одна осталась, но ничего, справился бы. Да, я слышал, тебе яйца оторвало. Хорошо тебе жить будет — с одним глазом, контуженый и без яиц. Ты учти, солдат, во всем он виноват. И войну со своим народом начал, и нас на убой послал, а сам жирует да пальчиком грозит…

Когда солдат сказал про пальчик, Игорь вспомнил улыбающегося Ельцина, и у него начался очередной припадок.

Прошло время, Игорь уже ходил по коридору, когда в госпитале появился мужчина лет пятидесяти, явно военный из верхов. Хотя он и был в штатском костюме, но наметанный глаз угадывал в нем командира. Это был подполковник Семен Петрович Фокин.

Ребята говорили, якобы мужик ищет сына, другие утверждали, что сына у него убили в Грозном и мужик помогает госпиталю получать кредиты на лекарства. Через два дня Фокин присел рядом с койкой Игоря и сказал:

— Здравствуй, Игорь, меня Семеном Петровичем зовут, я тоже сирота. Твою историю я знаю. Хреново получилось, но жить, Игорь, все равно надо.

— Жить? — Игорь усмехнулся. — С моей пенсией можно не жить, а в подземном переходе с кепкой у ног сидеть. Да кто же мне подаст, когда внешность у меня, хоть завтра в бой.

— Ты парень красивый, верно, а на хлеб с колбасой мы с тобой заработаем. Ты один, и я один, а двое — уже сила.

Так могущественный таинственный подполковник Фокин познакомился с осколком чеченской войны Игорем Смирновым. Подполковник считал, осколок еще не долетел до цели, но может долететь и поразить, нужен толковый руководитель движения.

В мае в Москве стало неожиданно по-летнему жарко. Гуров, который жару терпеть не мог, стал чаще сидеть в прохладном кабинете, находил для себя отговорки, не ездил в город, а когда выбирался, просил Станислава подвезти, словно не имел своей машины или не умел водить.

Отношения с Батулиным складывались трудно. Гуров давить не хотел, а майор изображал непонимание, держался ровно, спокойно, но информацию о Фокине выдавал по капле. Сыщик был терпелив, каждую каплю рассматривал под микроскопом и к концу апреля уже имел достаточно хорошее представление о подполковнике. О его характере, привычках, частично даже о намерениях. Чем больше Гуров узнавал, тем больше убеждался: объект выбран верно, сегодня скромный подполковник мощнее министров, помощников и генералов. Сыщику стало ясно: Фокин готовит заговор, но кто, кроме Батулина, который был не шестеркой, но и картой явно не козырной, помогает Фокину, входит в его команду, каковы цели подполковника, Гуров определить не мог.

Фокин сблизился с Николаем Алентовым, через него познакомился и часто встречался с кандидатом в Президенты Евлампием Дубовым, который согласно различным социологическим опросам неуклонно набирал очки, но так безнадежно отставал от двух лидеров, что говорить о Дубове как претенденте на президентское кресло было несерьезно.

Гуров изредка бывал у Горстковых, которые неизменно принимали его радостно, искренне, радушно. Юлия звонила часто, а две недели назад неожиданно прилетела в сопровождении двух каких-то парней-близняшек, в которых Горстков по описанию Гурова без труда узнал бойцов Льва Бунича.

Выглядела Юлия великолепно, ровный неяркий загар, глаза ясные, движения легкие и четкие. Но мать с отцом почувствовали, что дочка отдалилась, смотрит на них как на чужих, а на свой дом — как на гостиничный номер, в котором переночевала, пора и честь знать.

Но отец с матерью были так довольны ее внешним видом, здоровьем, что на остальное внимания особо не обращали. Когда они начали уговаривать ее повременить с отъездом, Юлия твердо сказала:

— Доктор отпустил меня на двое суток, учитывая дорогу и разницу во времени, так успеваю только-только. Да и душно у вас, я живу в тайге, неподалеку от моего бунгала медведица с двумя медвежатами обосновалась, наверное, скучает.

— Дочка, да что же ты там делаешь в тайге целыми днями? Так и с ума сойти можно!

— Это здесь с ума сойти можно, в тайге нельзя, там интересно. Есть одна идея, — может быть, продолжу свое образование, но не в Москве. Осенью буду поступать, а потом посмотрим, может, переведусь.

Гуров, выслушав рассказ Горстковых, усмехнувшись, сказал:

— Значит, Москву посетили Левый и Правый. Они вам понравились?

— Очень! — Нина Дмитриевна даже всплеснула руками, а хозяин сдержанно улыбнулся. — Хорошие мальчики, только слишком молчаливые, словно немые.

— Мальчики, — хмыкнул Гуров. — Они работают телохранителями, но вообще-то профессиональные бойцы. Очень профессиональные, я таких больше и не знаю, а я в силу своей профессии перевидал этой публики более чем достаточно.

Хозяйка ахнула, а Горстков нахмурился и сказал:

— Лев Иванович, а ваша работа продвигается или застряла?

— Именно продвигается, но так медленно, на глаз и не определишь. Я встретился с очень умным, осторожным, крайне опасным человеком. Уверяю, ваши деньги расходуются аккуратно и не зря.

— Деньги! — Горстков махнул рукой. — Самая дешевая вещь в мире. Он опасен для кого? Для меня, семьи или политиков?

— Я бьюсь над данным вопросом, точного ответа пока не имею. Убежден, что в ближайшее время ответ получу, тогда мы с вами, Юрий Карлович, встретимся, решим, как вести себя дальше. Мне одному данный человек не по зубам.

— Вам не по зубам? Ну-ну, подождем, может, вдвоем мы его одолеем.

— Будем надеяться. — Гуров раскланялся и ушел.

Глава девятая

Оперативники Гурова занимались нудной, довольно безнадежной работой. Они следили за Фокиным. Возможно, и был бы какой-то результат, если бы не категорический приказ Гурова:

— Ребята, представьте, что вы ведете наблюдение за мной. Одно неосторожное движение — вся работа насмарку. Если он резко перестроился, сделал резкий поворот, бросайте его немедля, начинайте с исходных позиций, машины менять ежедневно.

В условиях Москвы, движения на улицах, учитывая приказания Гурова, оперативники могли удержаться за Фокиным не более тридцати минут в сутки. Они знали, где он живет, где работает, в каких ресторанах предпочитает обедать, и «брали» его под наблюдение из этих мест. Но вскоре вынужденно «бросали», так как Фокин проверялся автоматически, не гадая, есть за ним наблюдение или нет.