Ведьма - Сергей Асанов

Она просто работала. Садовская не могла нарадоваться, а скептик Баранов впервые за долгое время пожалел, что не взял с собой свой фальшивый амулет.

Женщина просто ходила по комнате, время от времени закрывая глаза и делая какие-то странные пассы, и говорила, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Много смерти… Много плакали… Мужчин нет в доме, не могут тут мужчины жить и не будут… Но порчи не вижу… Любви нет… любить надо было и жалеть надо было… Порчи нет… Нет порчи…

Хозяйки квартиры, разумеется, потеряли дар речи. Антонина, кажется, готова была прервать испытание, но психолог Пивоваров знаком попросил ее не вмешиваться.

Садовская и Баранов тихо перешептывались в аппаратной.

– Они услышали не то, что хотели, – пояснила продюсер. – Такое случается постоянно: они будут носить на руках тех экстрасенсов, чьи выводы совпадут с их собственными, и наоборот – могут распять тех, кто скажет что-то неприятное.

Баранов грустно усмехнулся:

– Вряд ли стоит их за это упрекать.

– Никто и не упрекает. Но ты не хуже меня знаешь, что чаще всего люди заслуживают то, что имеют. Наказания без вины не бывает – так, кажется, у Жеглова?

– Согласен. Но я лучше тебя знаю, что иногда наказание не соответствует степени вины.

Садовская предпочла не продолжать дискуссию. О правых и виноватых она подумает как-нибудь потом, когда все это благополучно закончится, в своем теплом кабинете с бокалом коньяка в руке.

Сейчас ее больше беспокоил результат поисков Михаила Поречникова.

Людмила Кремер сидела на скамейке в одном из дворов в паре кварталов от дома Кругловых. Здесь были все те же серые дома, потрескавшийся асфальт, унылые детские качели, пустые песочницы и все те же серые лица жителей окраины. Немудрено, что именно в этих депрессивных кварталах и совершаются самые жуткие преступления.

Черная Дама выглядела посреди этого серого пейзажа каким-то загадочным цветком, и элегантный темно-синий брючный костюм только подчеркивал ее чужеродность. Она сидела на краю бревенчатой скамейки – неожиданно чистой для сегодняшней слякотной погоды, – курила длинную сигарету и рассматривала окна дома напротив. Кажется, она никуда не спешила и никого не ждала. Как будто просто отдыхала.

– Добрый день еще раз, – сказал Михаил, останавливаясь справа от нее и чуть-чуть позади.

Она повернулась к нему, улыбнулась (едва ли не впервые за время их знакомства) и жестом пригласила присесть.

Миша медлил.

– Я не кусаюсь, – заметила Людмила, – да и в вас нет ничего ненормального. Отчего бы нам не посидеть и не пообщаться?

– Пожалуй.

Миша аккуратно обошел ее и присел на другой конец не очень длинной скамейки.

Сперва они молчали. Михаил, к огромному своему удивлению, ничего не чувствовал, хотя ожидал, что его будет штормить и пучить, как иногда случалось в присутствии профессора Саакяна. Насколько он мог судить, Людмила Кремер оставляла в местах своего пребывания едва ли не радиоактивные пятна, так почему же он сейчас спокоен как никогда? Может быть, врут все насчет этой дамочки и никакое она не чудовище?

– Я не чудовище, – сказала она, не поворачиваясь к нему и все так же умиротворенно разглядывая жизнь серой кирпичной пятиэтажки. – Напрасно вы охотитесь за мной.

– В смысле?

– Вы потратили слишком много драгоценного времени. Впрочем, каюсь, и я тоже…

Она вздохнула. Михаилу надоели эти загадочные полунамеки.

– Послушайте, Людмила, на съемочной площадке этого шоу происходит черт знает что, народ подозревает вас, а вы изображаете Пифию из «Матрицы». Нас никто не слышит, вы можете говорить как обычный человек.

Сказав это, Миша тут же прикусил язык. Без всяких сомнений – его стало слегка подташнивать. Вот буквально только что ничего не было, он чувствовал себя словно шарик стерильной ваты, и вдруг…

– Ага, – угадал он, – я начинаю понимать, вы гневаетесь. Сейчас вы превратите меня в мерзкую жабу или старый башмак.

Она наконец повернулась к нему.

– Сынок, – сказала почти без всякого выражения, – я старше тебя лет эдак на дцать, поэтому мне позволительно изображать мудрую черепаху. Повторяю, мы тратим много времени впустую, Ирину Королеву убила не я.

– А кто?

– Конь в пальто. – Она улыбнулась. Сейчас Михаил был готов поклясться, что она безумно красива, эта загадочная женщина. Не знаю, на какие там дцать она старше, но больше сорока ей не дашь. Безумно вкусная дама…

– Королеву убил тот же человек, который охотился на вас в лесу.

– А это…

– Нет, это была не я.

Миша умолк, тоже уставился на окна. В этом депрессивном районе никто ни от кого не закрывался, народ жил «кишками наружу». Вот на кухне какая-то женщина кого-то пилит, размахивая руками, вот двумя этажами выше подпрыгивает парень – очевидно, занимается на тренажере, а вон там смотрят по телевизору сериал.

– Я знаю, что происходит, – молвила Людмила.

– Что же?

Она докурила сигарету, долго осматривала окрестности в поисках урны (какие урны в трущобах, ха-ха!), в итоге погасила ее каблуком и выбросила под скамейку.

– Мне очень стыдно, – сказала Людмила без тени раскаяния.

– Я понял, – буркнул Миша. Он уже начинал ерзать от нетерпения, не в пример своей собеседнице, излучавшей просто нечеловеческое спокойствие.

– На вашей съемочной площадке происходит попытка сокрытия чудовищного преступления. Я же собираюсь этому помешать.

– О как…

– Вот именно. А теперь отведите меня к вашему продюсеру, надо поговорить.

Миша вздохнул и развел руками. Похоже, проникнуть в эту прекрасную черепную коробку он не сможет – это было бы мероприятие, весьма опасное для здоровья, – поэтому остается выполнить просьбу. Мало ли что может натворить эта дамочка, если попытаться ей перечить?

Из дневника Екатерины Соболевой

16 июля 2008 года

было только в «этих днях» – ха-ха. Нет никаких «этих дней», и нет никаких видимых проблем. Все гораздо сложнее и непонятнее. Знаешь, это какой-то великий обман, мистификация даже, я бы сказала: ты ждешь чего-то, готовишься к чему-то, ты отмеряешь каждый шажок по направлению к своей цели, ты отмечаешь каждый сантиметр, каждую минуту на пути к мечте, а потом, когда до нее рукой подать… Слушай, это я сейчас даже не о концерте этом дурацком говорю, а вообще… Знаешь, старичок, я вдруг поняла, что мечтать лучше, вкуснее и интереснее, чем достичь своей мечты. Честное слово, я не знаю, откуда я это взяла, но когда я рассказала об этом папе вчера за ужином (когда мама отошла в сторонку), он очень удивился и сказал, что обычно люди приходят к подобному открытию спустя годы поисков, но никак не в шестнадцать лет. Ну не знаю я, кто к каким выводам приходит… Мне кажется, у всех по-разному, но мне уже сейчас кажется, что мечтать нужно осторожно. Вернее, не осторожно даже… а как-то очень продуманно и основательно. Потому что если твоя мечта сбудется, то одновременно какая-то часть тебя сразу умрет, потому что тебе уже не нужно будет куда-то стремиться… Я вот, например, всегда мечтала побывать в Лондоне, посмотреть на Биг-Бен, постоять на Тауэрском мосту, поплевать в Темзу кожурками от семечек… ☺ Ну, когда-нибудь я побываю там, а потом – что? Я уже перестану мечтать о Лондоне. Это как посмотреть фильм, который потряс тебя до глубины души, и жалеть о том, что ты не сможешь снова посмотреть его впервые… Не помню, кажется, это у Высоцкого было – завидую тем, у кого вершины еще впереди… Ой, что-то я запуталась совсем… Наверно, лучше совсем не мечтать – быть той, кем тебя хотят видеть, заниматься тем, чем тебе велят заниматься, жить так, как того ожидают твои родные, близкие и друзья… Так проще… Кому нужны твои мечты, кроме тебя? Кто сможет тебя понять? Мама-папа? Нет, им сложно. Они и в себе-то разобраться не могут, все время что-то выясняют, много кричат, расходятся, потом снова возвращаются к тому, от чего пытались уйти. Глупости какие-то… И на это они тратят лучшие годы своей жизни? ☺ Ох, что ж такое у меня с настроением-то, дневничок-старичок? Может, ты знаешь? А я вот не знаю, и, кажется, даже способность писать лучшие сочинения в школе за всю историю ее существования не помогает мне объяснить, что я чувствую и чего хочу… Ладно, не обращай на меня внимания, просто молча заглатывай эти строчки и не обижайся… Сегодня пойду на концерт со Стасиком, немного развеюсь, может, станет чуть-чуть полегче… Стасик – он такой добрый и внимательный… Что со мной вообще такое?! Какое-то предчувствие странное…

☺☺☺

27. Темное дело

Баранов закрыл тетрадь и в ожидании уставился на собравшихся. В кабинете у продюсера за столом, кроме него, сидели Михаил Поречников, Женя Ксенофонтов и Людмила Кремер. Сама Маришка, как обычно, занимала свое рабочее место и, по обыкновению, похлебывала коньяк. Все были напряжены и даже немного подавлены. Очевидно, сказывалось присутствие человека, которого все довольно долго подозревали в чем-то ужасном. Каждый время от времени бросал на нее короткий испытующий взгляд, но Кремер сидела у края стола такая же, как и всегда, – холодная и неприступная, ничем не выдавая своих истинных эмоций. Михаил пришел к выводу, что никаких эмоций она не испытывает вообще. Ну разве что во время секса… Что, впрочем, тоже сомнительно.