Запрещённая фантастика - Андрей Арсланович Мансуров

видел только посуровевшие, серые от вечного отсутствия солнца лица, на которых читались презрение и неприязнь к наплевавшей на родных и близких, презревшей дочерний и гражданский долг ради ничтожного и никчёмного чужеземца, и предавшей свой народ ради пресловутой «любви», девушке.

Плохо. Потому что он, да и все они знают, что её ждёт.

– Властью, данной мне Народом Общины Лонгйяр, я объявляю твоё наказание, Анни, бывшая Педерсен.

Ты приговариваешься к высылке из города. Навечно. – все зашумели, задвигались. Похоже, подумали, что это – всё. Конец. Но полковник продолжил:

– Далее. Во избежание повторения подобного, и в назидание остальным девушкам Общины я постановляю: раба Иброхима, присутствующего здесь, – только теперь Валд заметил, что Иброхим в наручниках и правда присутствует: сидит сбоку от кафедры на табурете под охраной двух бойцов из отряда зачистки, – повесить завтра на площади, в полдень. Приказываю всем девушкам и женщинам присутствовать при казни! Мы должны соблюдать свои, и отцов, Законы и Принципы. Пусть знают все общинники и общинницы: любовь к рабу-чужеземцу, а тем более, к бобару, неотвратимо навлечёт на последнего мучительную смерть!

Вот теперь среди женщин раздались крики и ругательства: Анни проклинали и костерили на чём свет стоит! Сама она закрыла лицо руками, и, как казалось Валду, только чудом удержалась, чтоб не бухнуться на колени, чтобы умолять полковника пощадить любимого…

Но сдержалась.

Вместо этого только посмотрела на Иброхима.

Тот, как увидел Валд, кивнул, чуть пожав плечами – словно извинялся за то, что его убьют, и этим он доставит любимой океан тоски и боли…

– Внимание! – голос полковника быстро утихомирил и вернул на место собравшихся было покинуть зал мужчин, – есть ещё один момент. У нас в Законе записано – провинившуюся девушку, если она ещё не вступила в сожительство с чужаком, может спасти от изгнания только… Брак с мужчиной Общины.

И вот я спрашиваю вас, мужчины Общины Лонгйяр: найдётся ли кто-нибудь, желающий взять присутствующую здесь осуждённую Анни, бывшую Педерсен, в жёны?

Наступила такая тишина, что, кажется, было бы слышно, если б упало пёрышко бедняги давно почившего попугая.

Валд взглянул на Хольма: это тот частенько говаривал, что не прочь бы жениться на Анни, будь он сам хоть на год постарше…

Хольм, стыдливо потупив глаза, густо покраснел – почуял его взгляд. Да и без взглядов друзей старший Ульден, похоже, стыдился того, что раньше чуть ли не на всех перекрестках трубил!

Валд, почувствовав, что сейчас полковник скажет, что решение об изгнании вступает в силу, поднял руку. Сглотнув пересохшим горлом, вначале выдавил, но к концу фразы справился с собой, и произнёс громко и внятно:

– Я! Я, Валд Трюгг, хочу взять Анни бывшую Педерсен в жёны!

Гул не то – одобрения, не то – негодования, прошёл по залу. Валд кожей затылка почуял сотни недоумённых взглядов: как?! Это же… Почти бунт?!

Валд специально отвернулся от матери и отца: боялся смотреть им в глаза.

– Тихо! – голос полковника как всегда быстро успокоил всех, – Я правильно расслышал? Валд Трюгг?

– Да, господин полковник! Я – Валд Трюгг.

Полковник подался теперь вперёд:

– Насколько я знаю, Валд, тебе ещё нет пятнадцати?

– Так точно, господин полковник, нет.

– Хм-м… Пожалуй, мы создадим так опасный прецедент. Ведь ты ещё несовершеннолетний! И не можешь вступить в брак.

– Я… готов подождать два года, господин полковник!

– Нет. Дело не в том, готов ли ты подождать. Дело в том, что ты пока не являешься полноправным Гражданином. Ты – юноша под опекой родителей. Так что давай спросим у твоего отца: как твой опекун, согласен ли он на твой будущий… брак?

Валд теперь взглянул на отца. Он знал, что выглядит, наверное, как затравленная крыса: сопляк, отважившийся вмешаться в игру взрослых! Отец…

Наверняка сердится на него. Но, может быть, он?!..

Отец же?!

Отец говорил чётко и внятно: словно по Уставу:

– Я, как опекун моего пока несовершеннолетнего сына… Согласен на его будущий брак с Анни бывшей Педерсен. Потому что, как член Комитета по планированию семьи, считаю, что нам вовсе незачем терять ценный генный материал. А раз девушка осталась девушкой, подождать два года будет нетрудно. Спасибо, господин полковник, спасибо, господа общинники. – отец поклонился полковнику и всем остальным.

Полковник, чуть ухмыльнувшись, (похоже, он не сердился на Валда) сказал:

– Анни бывшая Педерсен. Согласна ли ты вступить в брак с Валдом Трюггом?

– Согласна! – бедняжка! Её благодарный и блестящий от слёз взгляд заставляет словно когтистую лапу сжимать его сердце! Ведь она ещё не знает, что это он её… Их… Впрочем – на полковника-то можно положиться! Он – никогда никому не расскажет!

– Внимание, Община! Властью, данной мне, объявляю состоявшейся свадьбу Анни Трюгг и Вадла Трюгг! Анни Трюгг! Отныне ты являешься законной женой Валда Трюгга.

Валд заметил, что и в этот момент она нашла взглядом лицо своего возлюбленного, всё ещё сидевшего у кафедры.

И – странное дело! – на лице того, когда он кивнул, была улыбка, и выражение…

Счастья?

Или, скорее – огромного облегчения!

Чёртова любовь!

Похоже, «презренный» бобар и правда, готов, чтоб его возлюбленная досталась другому, чем – чтобы её обрекли на верную, да ещё и мучительную, голодную смерть!

Валда покоробило. Но внешне он никак этого не проявил.

Он постарался изобразить то, чего по-идее, от него ждали все – радость от предстоящей женитьбы. Создания молодой семьи.

И затем – выполнения их Семьей главной задачи. Цели. Обязанности перед Общиной.

Рождения собственных детей. И надлежащего их воспитания. В Духе Общины.

Вот только…

Как он сможет этим их будущим детям вдолбить, что человек, жертвующий собой ради любимой…

Меньше достоин уважения, чем те, кто обрекает на смерть согрешившую против бесчеловечного Закона, беспомощную любящую женщину?!

И что чужак, раб – менее достоин уважения и жизни, чем эта…

Стая гиен?

Мачеха.

Рассказ.

Все имена и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.

«… и я считаю недопустимым такое положение вещей, когда звери в облике людей, ублюдки и садисты, (Да простит мне Бог, что я так называю этих детей… Вернее – эту нелюдь!) продолжают, как ни в чем не бывало, ходить по земле, рядом с нами! Разве можем мы быть спокойны за своих детей, за их Будущее, если знаем, что рядом – эти мерзавцы, эта мразь, распоясавшаяся и почувствовавшая свою фактическую БЕЗНАКАЗАННОСТЬ?! Кто может гарантировать, что они не захотят найти себе новую жертву? И кто может гарантировать, что это будет не ВАШ ребенок?!

Поэтому я требую немедленного пересмотра этих статей: Уголовная ответственность за такое преступление должна наступать не с четырнадцати, а с