Императрица эпохи авантюристов. Взятие Берлина и Прусская губерния - Валерий Евгеньевич Шамбаров

На расстоянии 10 км, под Фридрихсгамом, стоял другой вражеский корпус, генерала Будденброка. Он до прибытия Левенгаупта считался командующим в Финляндии. Но он даже не успел собрать, изготовить подчиненных и прийти на выручку Врангелю. А Ласси увлекаться и задерживаться на неприятельской территории не стал. Он свое дело сделал. Вражеские планы сорвал. Сформировать ударную группировку для наступления на Петербург Левенгаупту не позволил. И базу для этого наступления, Вильманстранд, русские сожгли. Жителей увели с собой и вернулись под Выборг, где были склады с припасами, теплые дома на осень и зиму. Россия ликовала, праздновала победу. Ломоносов, еще малоизвестный, написал оду: «Младой орел уж льва терзает» – орлом был ребенок-император Иван Антонович, а лев – символ Швеции.

Головкин был уверен, что такой успех возвысит авторитет правительницы. Он уже задумал формировать для будущей царицы Анны II правительство – разумеется, возглавить его самому. Вспомнил Бестужева, его же и Бирон выдвинул, чтобы оттеснить Остермана. Засильем Остермана возмущались и многие вельможи. Головкин привлек в союзники генерал-прокурора Сената Трубецкого, упросили архиепископа Амвросия (Юшкевича). С разных сторон ходатайствовали перед правительницей, и она помиловала Бестужева. Интригу провернули настолько тайно, что Антон Ульрих с Остерманом остались в полном неведении. Неожиданно для них в октябре Бестужев появился в Петербурге. Официального назначения он еще не получил. Но Головкин сразу взял его под крыло, поручил составлять документы к предстоящей коронации Анны Леопольдовны, манифест о принятии ею титула императрицы. Церемонию наметили на 7 декабря, день рождения правительницы, ей исполнялось 23 года.

В московский Успенский собор решили не ездить, и в Петербурге храмов хватало, какая разница? Вот-вот должен был возвратиться Линар с короной. Что же касается заговора Елизаветы, то после провала шведского наступления он, скорее всего, и сам «рассосался» бы. Нерешительность царевны была всем известна. Да и заговор-то был хиленьким: несколько приближенных и группа симпатизирующих солдат. Знали о нем и мужья дам Елизаветы, генерал Гессен-Гомбургский, старик Салтыков. Но как раз они-то благоразумно держались в сторонке, лезть в гиблую авантюру не стремились.

Однако сведения о заговоре, еще о весенних и летних тайных встречах, из Франции и Швеции просачивались по Европе. Доходили до русских дипломатов, агентов. Из Брабанта прислали донесение: царевна готовится захватить власть, связана со шведским командованием. В ноябре пришло письмо от агента из Силезии, из Бреслау. Он бил тревогу, что заговор близок к осуществлению и для предотвращения надо немедленно арестовать Лестока, в чьих руках все нити организации.

Остерман и Антон Ульрих с этими депешами явились к правительнице. Вице-канцлер просил выполнить совет насчет Лестока, взять его и потрясти, как следует. Анна Леопольдовна следовать его предложениям не желала. Ее-то и Головкин, и все ближайшее окружение против Остермана ох как накачали – что с ним ухо надо востро держать, интрига на интриге. Он вертелся так и эдак, изобретая другие варианты: чтобы правительница сама допросила Елизавету «в присутствии господ кабинетных министров». Или хотя бы с глазу на глаз, под видом обычной беседы. Анна Леопольдовна, так и быть, согласилась на последнее.

23 ноября с Елизаветой повидался Шетарди. Дал «отбой» планам переворота. Внушал, что сейчас любое выступление было бы преждевременным и обреченным на провал. Единственный шанс на успех – дождаться весеннего наступления шведов, тогда и ударить. Петушился, что весной он сам готов руководить мятежом (и получить за это весомую благодарность для Франции). Царевна согласилась с ним. Но тем же вечером во дворце был куртаг, Анна Леопольдовна вдруг прервала карточную игру и позвала Елизавету в соседнюю комнату.

Взяв на себя миссию следователя, она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Волнуясь и сбиваясь, предъявила своей молодой тетушке письмо из Бреслау. Сказала, что только добрые родственные чувства не позволяют ей последовать советам Остермана и других, арестовать и пытать Лестока. Сама она не верит этому письму. Но если виновность Лестока подтвердится, то царевна, конечно же, не сочтет обидным, что его задержат. В общем, выложила все. А Елизавета от обвинений напрочь отреклась, свалила на клевету собственных врагов. Разрыдалась, разжалобив правительницу. Генерал Манштейн писал, что «цесаревна прекрасно выдержала этот разговор, она уверяла великую княгиню, что никогда не имела в мыслях предпринять что-либо против нее или против ее сына, что она была слишком религиозна, чтобы нарушить данную ей присягу» [24, с. 25].

На куртаге присутствовал и Шетарди. Отметил, что обе дамы возвратились со следами сильного волнения на лицах. Но объяснениями тетушки Анна Леопольдовна удовлетворилась. Антону Ульриху и Остерману заявила: «Опасности нет. Елизавета ни в чем невинна, на нее напрасно наговаривают, лишь бы со мной поссорить». Это уж был камень в их огород. Не удержалась, чтобы не кольнуть лишний раз постылого мужа с постылым вице-канцлером.

Глава 14. Царевна штурмует Зимний

Елизавета с гвардейцами в Зимнем дворце. Художник Евгений Лансере

С куртага Елизавета вернулась в ужасном состоянии. Чувствовала себя на краю пропасти. Арест Лестока, один его допрос – и все… Ночь она провела без сна. Лесток перепугался еще больше. Представлял, что у царевны есть шансы выйти сухой из воды, а он-то угодит в Тайную канцелярию, на дыбу. Принялся пугать Елизавету. Нарисовал две картинки. На одной женщине в монастыре обрезают волосы, на второй женщина на троне. Внушал, что третьего не дано, пусть выбирает.

А утром добавилось еще одно известие. Левенгаупт лишь в октябре сумел собрать в Финляндии 23 тыс. штыков и сабель. Начались дожди, холода. В такое время боевые действия не велись. Но Левенгаупту надо было хоть как-то оправдаться перед правительством, продемонстрировать «успехи». В ноябре он с корпусом в 6,5 тыс. совершил вылазку к Выборгу, послал отряды в Карелию, пожечь и пограбить деревни. Русские встревожились. Помнили, как Карл XII дважды начинал наступление именно в неожиданное время, зимой в морозы. 24 ноября гвардия получила приказ: готовиться выступить в Финляндию. Только еще готовиться. С Елизаветой это никак не было связано.

Но к ней явился сержант Грюнштейн с солдатами. Объявили, что их отправляют в поход. Тащиться из столицы в снега и холода им совершенно не улыбалось. Цепляясь за надежду, что царевна как-то поможет остаться, сокрушались: если уйдут, то будут уже не в состоянии ей служить. А она-то находилась под впечатлением вчерашнего разговора. Сделала свои выводы. Зимой войны не бывает. Значит, все из-за нее! Правительница ей не поверила. Специально удаляет из столицы ее верных гвардейцев.

И Елизавета, изнеженная вертихвостка, никогда в жизни ни до