За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

— Неужто так плохо, доктор? — спросил потрясенный Васька.

Врач посмотрел куда-то поверх наших голов, пожевал губами, негромко, но твердо проговорил:

— Хуже не бывает…

Васька резко отвернулся и зашмыгал конопатым носом. Покуда ждали самолет, врач разрешил нам побыть возле больного. Мы вошли в палату, оправляя халаты. Марк был в сознании и слабо махнул рукой.

— Не повезло… — проговорил он сквозь зубы. — Ничего, не робейте, мальчики. Васька, ты чего молчишь? На тебя это не похоже. Соври что-нибудь, сделай одолжение…

Мы заговорили наперебой, стараясь отвлечь Марка от невеселых мыслей, но он перебил нас:

— Хватит меня утешать, переживем как-нибудь, выкарабкаюсь потихонечку. В общем, ничего страшного не случилось, только боль адская. Такое впечатление, будто мясо отдирают от костей. Запиши, Юрка, сие образное выражение, тебе пригодится…

Пришел доктор, Марку снова сделали укол. Издали, вытянув шеи, мы смотрели с содроганием на чудовищно распухшую, напоминавшую бревно ногу нашего друга, на ней виднелись какие-то темные линии.

— Отечные явления, — пояснил нам доктор. — Отек распространяется.

Прилетевший самолет увез Марка в больницу. Павлик отправился вместе с братом. Мы с Васькой остались, чтобы забрать наше имущество и вывезти пойманных змей. Перед тем как проститься, Марк, кряхтя от боли, проинструктировал нас. Кормить и поить змей не было необходимости: они могут и немного поголодать без особого для себя ущерба. Марка больше волновала транспортировка — тут могли возникнуть осложнения. Но у меня уже был некоторый опыт в этой области.

Мы с Василием благополучно добрались до Москвы, в дороге никаких приключений с нашим шипящим багажом не произошло. Змей мы сдали по указанному Марком адресу, а вскоре получили письмо от Марка. Он поправился, но ходил на костылях. Опухоль на ноге спала, на месте укуса образовалась язва размером с ладонь. Язва долго не заживала. Только в конце лета Марк окончательно выздоровел, вернулся домой, и мы торжественно отметили это событие.

Глава девятая

Гюрза в доме

Весенний охотничий сезон мне пришлось начинать одному: Марк читал лекции в институте, Николай готовил к выставке очередную картину, Василия же попросту не отпустили с работы. Бедный Васька в полном расстройстве провожал меня на вокзал, заверяя по дороге, что не оставит свое начальство в покое до тех пор, пока не добьется желаемого результата.

Чудесна ранняя весна в Армении! Бушуют цветущие сады, прозрачный, пропитанный ароматом цветов воздух пьянит, как хмель. Все вокруг залито солнцем, жаркое солнце золотит вершину горы Урасар, темной позолотой кроет нагретую землю. Цветет миндаль, кружатся белые и розовые лепестки яблонь, груш, черешен. Басовито гудят шмели, покачиваясь на луговых цветах. А над головой простирается голубое чистое небо.

И люди здесь чудесные — мягкие, приветливые, гостеприимные, существующие, кажется, исключительно для того, чтобы помогать приезжим. Ветхий старец проводит тебя по горной тропе, хотя ему с тобой не по пути, укажет дорогу. Радушные, заросшие черной щетиной пастухи напоят тебя молоком, угостят лепешками, брынзой, острым сыром чанах. Из-за плетней улыбаются черноглазые стройные девушки, приветливо кивают парни.

— Здравствуй, незнакомый человек! Заходи в дом, будь гостем.

Я шел горами к Дорийскому плато, где берет начало бурная река Дзорагет, стремительно несущая к Куре холодные, до зубной ломоты, хрустально чистые воды. Конечной целью моего пути был небольшой городок Степанаван.

Погода стояла отменная. Днем я наблюдал удивительную жизнь горного леса, светлые весенние ночи коротал у костра, утром умывался в студеном ручье и шел дальше. Я был совершенно один в этом царстве гор. Долгие годы общения с природой научили меня передвигаться почти бесшумно. Многие лесные обитатели меня не замечали, лишь осторожные узкотелые скальные ящерицы, издали ощутив едва заметное сотрясение почвы, мгновенно исчезали в расселинах и трещинах скал.

Лесов в Армении мало, склоны горных хребтов покрыты зарослями восточного бука, на холмах подчас встречаются дубовые рощи. В лесах водятся косули, смешные ушастые ежи и множество грызунов. В пути меня постоянно сопровождал эскорт белок. Белки прыгали с ветки на ветку над самой головой, нередко срывались, падали на землю и тотчас же взлетали вверх по шершавому стволу, взбирались к вершине. Мне хотелось раздобыть лесную соню — небольшую пушистую зверюшку, ведущую ночной образ жизни. Неподалеку от крохотного селения мне посчастливилось ее поймать.

Деревушка называлась Ахта. Я остановился в крайнем доме на самой околице. Дом принадлежал престарелому крестьянину Тиграну, но командовала в нем бойкая и общительная тетушка Астхик. Миловидная, с правильными чертами смуглого лица и доброй улыбкой, тетушка Астхик, худенькая, как горная курочка, имела над молчаливым великаном-мужем неограниченную власть. Старый хозяин, хаживавший не однажды в одиночку на медведя, трепетал под строгим взглядом властной женушки и старался ей не перечить.

— Мужчин надо — во! — говорила тетушка, грозя Тиграну сухоньким детским кулачком.

Хозяева уступили мне комнату сына, который жил в Ереване. Я целыми днями пропадал в горах, возвращался вечером, кормил пойманных в лесу птиц. Дядя Тигран помогал мне делать для них клетки. Окутываясь клубами сизого табачного дыма, он удивленно цокал языком, разглядывая соню, — это животное старик видел впервые в жизни.

Постепенно мой «зооуголок» увеличивался, прижилась у меня и пара потешных хомячков — Борька с Мишкой, принадлежащих хозяйскому внуку Ашоту. Хомячки жили в углу, хаткой им служила небольшая охапка соломы. Соня облюбовала себе книжный стеллаж и спала на верхней полке.

Однажды, возвратившись из леса, я застал старого Тиграна в глубоком раздумье.

— О чем грустите, дедушка?

Старик посмотрел на меня как-то странно, тревожно и немного печально, вздохнул, погладил седую бороду:

— Плохо! Вай, вай, вай, плохо!

На мои расспросы старик не отвечал, сокрушенно покачивал головой, потирая морщинистой коричневой рукой затылок.

За изгородью блеяли козы, позвякивая колокольчиками, в деревню возвращалось стадо. Из дома вышла тетушка Астхик, растворила ворота, впустила винторогую козу и здоровенного козла с ехидной мефистофельской мордой. Покачивая тугим выменем, коза поспешила к корытцу с водой, козел бесцеремонно приблизился и, угрожающе наклонив крутые рога, неприязненно разглядывал незнакомого человека. Мы друг другу явно не понравились, козел скосил налитые кровью злющие глаза, недвусмысленно выбирая подходящую позицию для атаки, мне же очень хотелось плюнуть нахальной образине в спутанную бесовскую бороду.

— Тигран! — крикнула тетушка Астхик. — Ты что — ослеп? Гони скорей козла. Хворостиной его!

Старик, пожевав губами, просеменил обутыми в легкие чирики ногами по двору, потянул козла за веревочный ошейник к сараю. Козел расставил ноги, уперся, с возмущением