Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев

Мировая война свалилась на русскую голову так же неожиданно, как в августе свалился бы на неё снег. И при определённых обстоятельствах Гришка, возможно, смог бы стать той «соломинкой», которая сломала бы спину «верблюду» войны.

Находятся желающие рассматривать Распутина как исключительно нравственную фигуру, вождя неких «духовных христиан» и радетеля-де за Землю Русскую. Всё это, конечно, глупости. А вот очень может быть, не глупости то, что Гришку и впрямь могли пырнуть ножом накануне выстрелов Принципа по согласованному плану. И, может, недаром одновременность этих двух событий – убийства в Сараево и покушения в Покровском – давно привлекла внимание исследователей на Западе и особенно в Германии, где порой кое-кто заявляет: в том, что война началась, виновен именно Петербург.

Автор известной в советское время книги «23 ступени вниз» Марк Константинович Касвинов над подобными версиями потешался, но и сам писал неубедительно: история, мол, «движется подчас слишком алогичными, иррациональными ходами».

Мысль странная! История-то движется порой действительно так, но лишь для тех, кто не видит того, как её движут.

И кто…

И зачем…

А покушение на Распутина очень уж удачно совпало по времени с сараевскими выстрелами. Позднее он говорил, что не будь случая с «окаянной» Феонией, не было бы и войны. И если есть основания усматривать руку определённых русских кругов в действиях «Пчелы»-Аписа, то уж тем более логично допустить их участие в покровских событиях.

Касвинов считал, что больше исторического смысла было бы при перемене результатов: если бы Фердинанд уцелел, а Распутина зарезали. Ну, как сказать. Похоже, Распутина просто не дорезали по расейской привычке к халтуре. Ведь ещё декабристов вешали так, что уже повешенные срывались и сетовали: «Эх, Россия! И повесить-то толком не умеют». За сто лет ничего не изменилось: теперь толком не сумели зарезать.

Так ли, иначе, но в общей схеме событий такие детали лишь драматизировали предвоенный фон и придавали ему пикантность. Сутью же ситуации было то, что военный взрыв становился потребностью новой империалистической эпохи.

Англия утрачивала первенство и желала поправить свои дела, физически уничтожив военную мощь главного европейского конкурента – Германии.

Франция стремилась к реваншу за Седан и возврату утраченных земель.

США…

Ну, США уже почти вышли на первую мировую позицию, а теперь за счёт войны рассчитывали прибрать Европу к рукам.

И каждая держава из этой троицы держав достигала своих целей только войной!

Только война могла уничтожить германский флот и подорвать колониальные требования Германии. Только военный реванш возвращал Франции Эльзас и Лотарингию. И только война, причём длительная, делала Соединённые Штаты господином Европы и мира и устраняла Германию как экономического конкурента.

Россия войной никаких конструктивных задач не решала, война приносила ей лишь протори и убытки…

Для Германии война была желательна, но не обязательна, Германия, обеспечив себе военную мощь, могла бы ограничиться чисто экономической экспансией, но как раз этого-то англосаксы ей и не желали позволить.

Бенито Муссолини – тогда ещё социалист, пацифист и редактор органа социалистов «Аванти» – понимал расстановку сил лучше многих… И в день Сараевского убийства он сказал коллеге-журналисту Мишелю Кампана: «Ситуация ясна. Центральные державы, атакуя Сербию, нападают таким образом на Англию и Францию. Всеобщий конфликт неизбежен».

Как видим, Муссолини, умный перспективный политик, Россию как фактор конфликта даже не упомянул.

Задумывали войну в Вашингтоне, Нью-Йорке, Лондоне и Париже. А вот техническую реализацию чужих руководящих идей можно было доверить и Санкт-Петербургу с биржевым «Нью-Бердичевым» на пару.

Что касается Берлина, то Берлин, повторю, желал не войны как таковой, он желал «места под солнцем».

Если бы старые колониальные державы потеснились бы в колониях в пользу Германии, если бы Россия, вместо того чтобы готовить себя к войне с Германией, активно с ней сотрудничала в налаживании экономического сосуществования, то Вильгельм и Капитал Германии вполне могли предпочесть войне такое мирное развитие ситуации, когда роль Германии в мире обоснованно возрастала бы в условиях мира.

УЗНАТЬ то, кто и как организовал убийство эрцгерцога и что этому сопутствовало, было бы, конечно, интересно. Однако интереснее понять, почему местом совершения акта, ставшего поводом к войне, были избраны именно Балканы? Ответ, впрочем, очевиден: чтобы непременно втянуть в войну Россию, для которой Балканы (и только Балканы) стали единственной «болевой» точкой в Европе.

Ясно и то, кому было нужно подключение России к европейской войне, однако не мешает остановиться на ряде моментов ещё раз…

С одной стороны, Сербия сама по себе была не прочь вовлечь Россию в свои проблемы, однако объяснить произошедший «сараевский» разворот событий просто расчётом сербов на помощь России в конфликте с Австрией не получается. И уж тем более во втягивании России в войну нельзя обвинить кайзера и Германию.

Да, начальник австро-венгерского Генерального штаба Конрад считал, что немцы призваны насадить культуру среди славян (Мольтке-младший говорил, впрочем, о будущей борьбе германизма и славянства как о борьбе двух культур). Но даже компетентные в военном деле генералы далеко не всегда разбираются в политике и уж тем более в экономике. А экономика объективно обеспечивала дружественные русско-германские отношения.

Да, основополагающий германский план начальника германского генштаба Шлиффена (умершего в 1913 году) предполагал ударить по Франции лишь в первую очередь, а после её разгрома перейти к России.

Однако основой плана Шлиффена были обходные движения – своего рода «стратегические Канны»… В Европе так реально и получилось: немцы вошли во Францию в обход – через Бельгию.

А вот в России ход конём немцам делать было просто негде, тем более что до собственно России немцам надо было пройти русскую Польшу.

Поэтому Шлиффен отнюдь не намеревался наносить по России решительный удар. Он был уверен, что поражение Франции образумит царизм и всё ограничится военной демонстрацией. Соответственно, руководящий германский меморандум имел название: «Война против Франции».

Для того чтобы сама обстановка вынудила немцев дописать в это название «… и России», прозвучали сараевские выстрелы. Только придав противостоянию с австро-германским блоком «общеславянский» смысл, можно было спровоцировать Николая на войну с Германией и рассчитывать на широкое одобрение в России такой войны.

Вспоминая же совет: «Ищи, кому выгодно», истоки покушения в Сараево мы отыщем не в Берлине, Вене, Белграде и Петербурге… Во всех этих столицах имелись активные сторонники войны, но все они, так или иначе, были в конечном счёте вольными или невольными марионетками в руках тех кукловодов, которые дёргали за ниточки, сидя в офисах Америки и Лондона. Причём дёргали не только «элиту», дёргали и народные массы, ибо, не оглупив их, нельзя было обеспечить успех антинародным замыслам.

Великий князь Александр Михайлович, дядя последнего русского императора, в своих мемуарах, опубликованных в 1932 году в Париже, писал: «Ни один из сотни миллионов европейцев того времени не желал войны. Коллективно все они были способны линчевать того, кто осмелился бы в эти ответственные дни проповедовать умеренность. За попытку напомнить об ужасах грядущей войны они убили Жореса в Париже и бросили в тюрьму Либкнехта в Берлине»…

Жан Жорес действительно был убит толпой, о чём ещё будет сказано. Но ведь эту толпу надо было умело взвинтить! Да и не все европейцы, даже вне толпы, индивидуально, «не желали войны»… Сам же Александр Михайлович и напоминал, что жена английского премьера леди Асквит в ответ на свой вопрос Черчиллю: «Что же, Уинстон, это мир?» – получила весёлый ответ: «Нет, война». При этом, по свидетельству леди Асквит, глаза у улыбающегося Черчилля блестели…

Ещё бы! Это ведь была и его война, которую готовил и которой желал и он…

И только ли он один?!

В целом это была война, подготовленная наднациональной Золотой Элитой. Однако не забудем, что составляли наднациональную Элиту национальные элиты империалистических держав.

Почти за год до сараевской провокации, в разгар первой Балканской войны, Ленин писал в «Правде» за 23 мая 1913 года: «Германский канцлер пугает славянской опасностью. Изволите видеть, балканские победы усилили «славянство», которое враждебно всему «немецкому миру». Панславизм, идея объединения всех славян против немцев – вот опасность, уверяет канцлер и ссылается на шумные манифестации панславистов в Петербурге. Прекрасный довод! Фабриканты орудий, брони, пушек, пороха и прочих «культурных» потребностей желают обогащаться и в Германии, и в России, а чтобы дурачить публику, они ссылаются друг на друга. Немцев пугают русскими шовинистами, русских – немецкими»…