Таня Гроттер и ботинки кентавра - Дмитрий Емец

– Успокойся, Пюн Даль! Сейчас ты все узнаешь! Уважаемые дамы и господа! Позвольте мне вас так называть, хотя многие из вас ничего не видели в жизни, кроме кирки или лопаты! Позвольте короткое философское вступление. Философия, если кто не знает, это то, что придумали умники, чтобы пудрить нам мозги!

– А ты их не пудришь? – крикнул кто-то.

– Ничуть! Я их промываю от иллюзий! – нашелся Чуня. – Посмотрите на себя со стороны! Что вы такое? Вы богачи? Нет! Вы умны? Снова нет! Может, красивы? Опять нет! Положа руку на сердце, многих ли из вас устраивает его внешность? Не испытываете ли вы омерзение, когда глядите в зеркало?

– Дело говорит парень! Я б это зеркало зубами изгрыз! – крикнул Факелт, во рту у которого был самое большее один зуб.

– Не учи нас жить! Лучше дай нам денег! – отхлебывая пива, крикнула ведьма в старомодном ветхом шушуне.

– Я дам тебе то, что лучше денег, Брутни Жирс! Тебе не нужно будет пятнадцать лет подряд продавать первый поцелуй! Я знаю, как исправить ошибку судьбы! У тебя будут слава, роскошные экипажи и сотни слуг! И не когда-нибудь, а на этой же неделе!

– А у меня? Я тоже хочу! – крикнула другая девица еще более потрепанного вида.

– И у тебя! И у тебя, рыжий! И вообще у всех!

– Валяй дальше! Мне нравится тебя слушать! – ухмыльнулся Пегий Асс.

– Еще бы! Однако я вижу на ваших лицах нетерпение! Вам хочется поскорее узнать, что же такое мелет этот парень и может ли он сдержать свое обещание? Сколько дней в неделе, Пюн Даль?

– Семь, кажись, всегда было, – подозревая подвох, осторожно ответил тот.

– Точно, семь! А вот и мое предложение! Мы с вами заключаем договор на десять лет, который вы подписываете каплей своей крови! Кровь мудрее чернил! Шесть дней в неделю вы будете вкалывать в каменоломнях от рассвета и до заката, пока не заржавеет лом, и спать на одеяле из крысиных шкурок. И упаси вас огонь работать плохо. У тамошних надсмотрщиков длинные бичи и скверный характер… Улизнуть от работы никому не удастся, уж в этом-то не сомневайтесь.

– Ты что, озверел? А что мы за это будем иметь? – пискнула Брутни Жирс.

– Немало! Каждый седьмой день вы будете проводить в телах первых богачей, знаменитых певцов, царских фавориток, гвардейских красавцев, грозных полководцев и всех тех, кому вы тайно завидуете и на чьи экипажи смотрите лишь издали, как жалкие моськи! И это будут другие тела, изнеженные, гибкие, ухоженные – не ваша грубая простонародная плоть! Любая ваша прихоть – какой бы она ни была – исполнится в тот же миг! Выпивка, еда, танцовщицы, любые удовольствия, какие вам только в голову придут! Итак, шесть дней каторги за один день райского блаженства! Думайте, друзья мои, а вот и бумаги, которые вы должны будете подписать!

Елкис-Палкис поскреб заскорузлой пятерней затылок.

– Ишь ты, заманчиво… А ты того… не врешь? Сами-то богачи и все эти красавицы согласятся? Какая им корысть уступать свои тела нам? Сами-то они где будут? – спросил он подозрительно.

– В ваших телах, разумеется. На каменоломне. Будь мальчиком пай, ломом махай!

– А если откажутся?

Чуня потряс кожаной папкой.

– Отказаться они не смогут. Это уж дудки! Договор, подписанный кровью, нарушить нельзя. Можете взглянуть сами, если кто не верит! Да только осторожнее, все бумаги подлинные!

Арамис Даун и Факелт бросились к бумагам. Факелт долго и придирчиво скользил носом по строчкам, буквально внюхиваясь в них.

– Кажись, все без обмана. Уж я-то долго был писцом в канцелярии. Магический договор на еженедельное переселение душ так просто не подделаешь – бумага серьезная. А с какой радости богачи согласились-то? – спросил Факелт.

Агент забрал папку.

– Сразу видно, что вы люди неискушенные! А как же новые ощущения, острота впечатлений? Когда шесть дней жрешь один шоколад, ездишь в экипаже и обнимаешь танцовщиц, на седьмой день все это жутко приедается и хочется чего-нибудь эдакого! Каменоломни, криков, вонючей похлебки! Чтобы вновь дорожить тем, что имеешь!.. Ясно? А теперь, кто согласен, может подписать договор! Я – ха! – называю его «Абонемент выходного дня в рай».

Смахнув со стола несколько тарелок, Чуня решительно выложил на стол пачку бумаг и ржавую иглу, воткнутую в бархатную подушечку.

– Никаких лишних формальностей и дурацкой писанины. Все уже сделано за вас. Нужно только поглубже ткнуть в палец иглой и дважды коснуться листа – здесь и здесь. Первым прикосновением вы отмечаете, в какое тело собираетесь переселяться. Сбоя не будет – моя магия верная. Второй отпечаток ставите вот тут, внизу. Это вроде как подпись. Кто первый? Ну! Первому три дня счастливой жизни бонусом!

– Я! Где тут красавчик из гвардии? Этот? Уж я научу его, как надо жить! Я буду день пить, а у него шесть дней башка будет трещать с похмелья! – Пюн Даль злорадно сгреб пачку бумаг, ткнул себя иглой в палец и решительно поставил два отпечатка кровью.

Едва кровь впиталась в бумагу, как полыхнула белая вспышка, и Пюн Даль исчез.

– Договор вступил в силу. Он уже в новом красивом теле! Пьет и соблазняет женщин! – сказал Чуня. – Кто следующий?

– Я! Мне нужно тело полководца, чтобы расквитаться с удмуртом! Берегись, Утюгофф! – Арамис Даун уколол себе палец, подписал договор и тоже исчез.

– Теперь я! – Брутни Жирс взяла ржавую иголку и поднесла ее к пальцу, но уколоть не решилась. Иголка дрожала у нее в пальцах. Внезапно она подняла голову и увидела Гробулию, стоявшую в тени у стены.

– А эта кобыла откуда здесь взялась? Видать, она из фрейлин! Вот ее тело я хочу! Уж я-то знаю, мужики таких вертлявых любят! – крикнула Брутни Жирс.

– Где, кто? Ну-ка, пустите! Дайте взглянуть! – Чуня пробился к Гробулии.

Склеппи почувствовала, что его липкий взгляд скользнул по ней с головы и до пят.

– А ты как здесь оказалась? Не хочешь ли попасть в наш списочек богачей и красавчиков, хорошенькая фрейлина? На тебя, похоже, есть спрос! – слащаво предложил он.

Гробулия нахмурилась. Этот смазливый тип ей категорически не нравился. В нем было что-то скользкое. Наверняка и сделка с подвохом.

– В список? Почему бы и нет! Дайте-ка взглянуть, что у вас тут за богачи! – Она уставилась на лист со списком фамилий, и тут ее осенило. – Одеколони, Жуксон, Жардо! Нечего сказать, первый сорт! Вас всех надули, ребята!

Толпа заволновалась.

– Ты это о чем? Бумаги без обмана! Я проверял! – переполошился Факелт.

– Бумаги-то да! Думаю, договор будет действительно соблюден… хм… в части каменоломен и плети надсмотрщика. Когда же дойдет дело до оплаты – тут уж обломайся! – хмыкнула Гробулия.

– Что за бред? Что она несет? Эй ты, убирайся отсюда! – взбесился Чуня, решительно шагая к Гробулии.

Но Пруй Дох и Елкис-Палкис загородили ему дорогу.

– Нет, погоди, парень! Пусть девчонка скажет! От слов вреда нет. Говори!

Склеппи пожала плечами:

– А что тут говорить? Сами посмотрите, кого вам подсовывают. Я-то всех при дворе знаю. Муйкл Жуксон, богач и певец – под судом. Пока он щипал только пажей, ему сходило с рук, но как-то он расслабился и ущипнул самого царя Бэра… Номер второй Бюджит Жардо, фрейлина! Я вас умоляю, она еще дедушку теперешнего короля знала ребенком. Дален Одеколони, любимец женщин, давно в параличе… А кто тут у нас хваленый гвардеец? Неужто Пар Тосс? О небо! Этот так растолстел, что его не приглашают даже к общему столу, потому что он производит кошмарные звуки… Они небось рады-радешеньки заключить такую сделку! Запродали небось все семь дней своей недели и теперь шляются по миру в чужих телах.

– Да я тебе язык вырежу! Бей ее! – взвыл Чуня.

Оттолкнув Елкиса-Палкиса, он рванулся к Гробулии, нашаривая на поясе нож. Тактически это был не самый верный и не самый мудрый шаг. Несколько мужчин кинулись на Чуню и сбили его с ног. Агент даже не успел телепортировать.

– Она говорит неправду! Не верьте ей! У меня все клиенты первый сорт! – вопил он.

– Ну-ка, детка! Я вижу, ты всех тут знаешь. Кто самый противный из списка? – спросил у Гробулии здоровенный Пруй Дох.

Гробулия задумалась.

– Пожалуй, этот! Франкер Штейн, бывший казначей!.. Тридцать лет назад он сильно досадил одному магу, и тот его сглазил. Жутко сглазил. А чтобы заклинание нельзя было отменить, быстро сделал себе харакири. С этого дня Франкер не может ни стоять на земле, ни плыть по воде, ни лежать, ни видеть огня – ничего. Его сразу начинает жутко корчить, а вместо слов он выплевывает пауков. Он покрылся коростой толщиной в палец, день и ночь сидит на стуле, который подвешен цепями к одной из башен, а еду ему подают на вилах из окна.

– Значит, пауков выплевывает? Это нам в самый раз! – сказал Пруй Дох, сгребая Чуню за шиворот. – А ну дай сюда пальчик, жаба! Не бойся, стерильно! Пятнышко здесь и здесь! Готово, сейчас впитается! Хорошо работай на каменоломне, парень! И… хорошо отдыхай!

Чуня Дамов взвыл и растаял. Толпа бросилась рвать его договоры. Пользуясь тем, что про нее забыли, Гробулия Склеппи прошмыгнула мимо застывшего тушканчиком трактирщика, видно, соображавшего, с кого взять деньги за угощение, толкнула дверь и выскочила во двор.