Тайна замка Роксфорд-Холл - Джон Харвуд

Самым тяжким мучением было сознавать, что Эдуард погиб из-за того, что встретил меня. Ада убеждала меня, что каждый, кто потерял жениха или мужа, мог бы сказать то же самое; разумеется, Эдуард не остался бы в Чалфорде, если бы не познакомился со мной, но в этом моей вины не было.

— Дело совсем не в этом, — сказала я наконец в один холодный зимний день. — У меня было предчувствие — видение его смерти… еще до того, как я его впервые встретила.

И я рассказала Аде историю того посещения, полагая, что она в конце концов поймет, как глубока моя вина. Но она никак этого не видела.

— Ты ведь даже поначалу не заметила этого сходства, — сказала она, — до твоего ужасного скандала с матерью; ты была потрясена и расстроена; разумеется, ты не могла не объяснить самым мрачным образом то, что было… всего лишь сном наяву, моя дорогая, и никакого отношения к Эдуарду не имело. Эдуард погиб оттого, что был бесстрашен, бесстрашен до безрассудства, — он просто посмеялся бы над твоим видением, ты же знаешь, что это так и было бы…

— Да, — уныло промолвила я, — но я видела это привидение, и он погиб, и, кто бы что ни говорил, этого уже не изменить.

К этому времени я стала уже обращать какое-то внимание на окружающий меня мир, хотя — если не говорить об Аде и Джордже — мне казалось, что этот мир навсегда лишен света надежды; и, когда несколько дней спустя к нам снова пришел Джон Монтегю, я решила, что могу увидеться с ним, — ведь это ничего не меняет. Когда Ада привела его в гостиную, я увидела, что он одет так, словно у него траур, и спросила — без всякого интереса, — не потерял ли он кого-то из близких? Лицо его, казалось, как-то вытянулось, круги под глазами стали еще темнее.

— Нет, — смущенно ответил он. — Я… я оделся так в знак уважения…

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, тем более что я знаю: он вам не понравился! — сказала я довольно резким тоном.

— Он вам так сказал? — Казалось, он даже имени Эдуарда не может произнести.

— Да, он так сказал.

— Мне очень жаль, что у него создалось такое впечатление обо мне… Мисс Анвин, я пришел сказать вам… если есть что-либо — что угодно — на свете, чем я мог бы быть вам полезен, мог как-то услужить вам, молю вас: ни минуты не колеблясь, попросите об этом. — Тут его голос вдруг дрогнул от переполнявших его чувств.

— Благодарю вас, сэр, но — нет, мне не о чем просить вас.

— И еще… Вы останетесь в Чалфорде, мисс Анвин?

— Не знаю.

Воцарилась тяжелая тишина. Через некоторое время он встал и распрощался. Спустя несколько недель Джордж сказал нам, что Джон Монтегю уехал за границу.

Но вопрос словно повис в воздухе: что же мне теперь делать? Деньги на мое содержание перестали поступать со дня свадьбы Софи; собственных денег у меня не было, и я не могла бесконечно жить в пасторском доме, пользуясь благотворительностью Джорджа, как бы горячо они меня ни уговаривали. Я более или менее твердо решила искать место гувернантки в Олдебурге — там я не была бы совершенно оторвана от них; но как раз в это время Джордж получил с помощью кузена, жившего на севере Англии, назначение в небольшой приход в Йоркшире и должен был начать служить там через несколько месяцев. Ада уверяла меня, что это никак не связано с моей матерью (хотя призналась, что жалованье там будет меньше), просто священник, служивший в здешнем приходе, поправил свое здоровье и собирается возвратиться в конце будущей весны. И разумеется, я должна поехать с ними, тем более что так мало времени прошло со смерти Эдуарда.

Я думаю, они меня уговорили бы, если бы не мой беспросветно-черный страх: более всего на свете я боялась, что меня может посетить привидение, похожее на Аду или Джорджа. Хорошо было Джорджу мудро рассуждать о том, что эти страхи вполне естественны после такой огромной утраты: он ведь не видел того «посетителя» на диване! Рационально я понимала, что, живя вместе с Адой и Джорджем, я не подвергаю их никакой опасности, но в моих посещениях не было ничего рационального. А если бы я стала гувернанткой и полюбила детишек, отданных под мою опеку?.. Разве на мне не лежит обязанность предупредить моих будущих нанимателей? И кто же решится нанять меня, если я это сделаю?

Сырым январским утром я пошла на погост при храме Св. Марии одна. В воздухе стоял запах прелых листьев, прозрачные пряди тумана плыли меж могильных камней. Холмик над Эдуардом уже утратил вид свежей, только что насыпанной земли, но боль утраты оставалась по-прежнему острой. Я некоторое время стояла у могилы, погрузившись в печальные размышления, когда вдруг услышала за спиной на дорожке хруст гравия под чьими-то шагами и, обернувшись, увидела, что ко мне приближается Магнус Роксфорд.

— Мисс Анвин, простите, что обеспокоил вас.

— Нисколько: я рада вас видеть, — ответила я. На этот раз на нем не было охотничьего костюма, он был облачен в строгий темный сюртук с широким белым галстуком. — Мне очень жаль — я была не вполне здорова, когда вы столь любезно навестили нас в прошлый раз.

— Вам нет нужды извиняться, я заезжал для того лишь, чтобы выразить свое глубочайшее сочувствие. Я очень тяжело воспринял смерть мистера Рейвенскрофта.

— Но вы были очень добры к нему, сэр. Ваша щедрость дала бы нам возможность пожениться, если бы только…

— Вовсе не щедрость, мисс Анвин: признание замечательного таланта, который наше общество… простите меня, я вовсе не намерен еще больше расстраивать вас. Я боюсь, что отчасти виноват в том, что произошло; я столько раз жалел о том, что поощрял его желание написать Холл.

— Вам не следует винить себя, сэр, — сказала я, думая о том, как ярко проявляется сила его духа по сравнению с мистером Монтегю. — Даже если бы вы запретили ему это делать, Эдуард нашел бы способ как-то проникнуть туда: это вовсе не ваша вина.

— Вы очень добры, мисс Анвин.

Мы немного постояли молча, глядя на могильную плиту Эдуарда, на которой была сделана надпись: «Ушел в мир света».

— Самое ужасное, — сказала я, не глядя на Магнуса Роксфорда, — знать, что он встретил смерть из-за встречи со мной. Я имею в виду то посещение; я ведь так ему и не сказала об этом.

— Вы полагаете, если бы вы ему сказали, это могло бы что-то изменить? — спросил он, словно эхом повторив слова Ады.

— Скорее всего — нет, но кто знает… Вы ведь сами сказали, что если бы молодой человек точно такой внешности скончался бы, то это доказало бы, что я — ясновидящая.

— Скорее, заставило бы предположить, а не доказало бы, мисс Анвин. Однако — да, я считаю, что у вас хватит мужества признать, что вы, вполне возможно, ясновидящая.

— Нет! — воскликнула я со страстью. — Вовсе нет! То есть я хочу сказать, не хватит у меня мужества. Как смогу я жить с кем-то, кто мне близок, не говоря уже о тех, кого люблю, зная о себе такое? Это злой дар, коварный, злокачественный недуг; я бы отдала руку на отсечение, только бы от него избавиться! — Тут я разрыдалась.

Если бы он попытался меня утешать, я думаю, я бы отшатнулась, но он такой попытки не сделал, стоял молча рядом, не двигаясь с места, даже с ноги на ногу не переступая, пока я не пришла в себя.

— Мисс Анвин, — сказал он наконец, — если бы вы позволили мне еще раз попытаться месмеризировать вас и таким образом, как я надеюсь, прекратить подобные рецидивы, я почел бы это за великую честь для себя. Так случилось, что я теперь остановился в «Корабле» — опять, знаете ли, эти дела с имением — и у меня нет пока срочных обязательств в Лондоне. Я целиком и полностью в вашем распоряжении.

Я опять подумала о его великодушии по отношению к Эдуарду и о моей собственной неблагодарности к нему в тот день и после недолгих колебаний приняла его предложение. Он сказал, что заедет на следующий день, поклонился и решительно зашагал прочь, оставив меня задаваться вопросом: неужели он тоже приходил навестить могилу Эдуарда? И еще: почему же он остановился в Чалфорде, когда его поверенный (теперь, по-видимому, компаньон мистера Монтегю) живет в Олдебурге, в десяти милях отсюда?

На следующий день, в два часа пополудни, Магнуса Роксфорда снова провели в малую гостиную в передней части дома. Погода была сырая, унылая; ночью я спала дурно, а утро провела, бродя взад-вперед по дому, стараясь подготовиться к его приезду. Меня поддерживала уверенность, что Ада — которая теперь точно знала, зачем он пришел, — читает книгу в столовой, рядом, за стеной, так что я объявила, что готова сразу же начать. Однако мой страх вернулся тотчас же, как только Магнус Роксфорд задернул шторы. Я попыталась сосредоточить внимание на вращающейся монете, почувствовать сонливость, но пала жертвой иллюзии, что он превратился в лицо без тела, с огоньками свечей вместо глаз и с отсеченной рукой, плавающей в воздухе над столиком. Я старалась представить себе, что сжимаю в руке ладонь Ады, но почему-то сознание, что она — по другую сторону стены, делало это невозможным. Глаза мои не желали закрываться, я обнаружила, что прислушиваюсь к звучанию странных, вибрирующих полутонов в голосе Магнуса, а не к словам, которые он произносит речитативом. Холодок сквозняка вдруг коснулся моей щеки. Пламя свечи затрепетало и едва не погасло, так что бестелесные черты напротив меня вроде бы конвульсивно сморщились, глаза на миг вспыхнули огнем.