Небо выше облаков - Янина Логвин

– «Нет, родной. Никогда».

Я не прошу его называть меня мамой. Пусть Света, мне все равно, лишь бы только каждое утро иметь возможность обнять его, увидеть робкую улыбку и услышать «Я тебя люблю».

Он еще слишком маленький и стеснительный, чтобы сказать это в глаза, но когда обнимает меня, шепчет эти слова на ухо так горячо, что невозможно не ответить. И не поверить невозможно, и не ощутить любовь – детскую и искреннюю.

В первую ночь, когда забрала Андрюшку домой и все ему объяснила, – плакали оба. И радовались. Уже оказавшись одни, долго не могли выпустить друг друга из рук и уснуть. Смеялись, смотрели телевизор, пили вкусный чай, а Андрюшка все не верил, прислушивался. Вдруг, обернувшись, затихал и смотрел на дверь, словно ждал, что сейчас все закончится, и я верну его в детский дом. Или кто-нибудь придет и вернет. Отнимет то несмелое счастье, что у него появилось.

Когда легли спать – крепко обнял. Так и спал, не выпуская меня из рук. Лишь к утру свернулся клубком на месте Андрея-старшего.

С момента, когда привезла Андрюшку в квартиру Шибуева, теперь так и думаю о них: Андрей-старший и Андрей-младший. Возможно, все изменится, когда мою новую квартиру, подарок родителей, отремонтируют, и мы с сыном переедем, но пока вот так.

Мама словно читает мои мысли.

– Света, ты бы не спешила переезжать. Новый дом, конечно, хорошо, но мальчику не мешает и к Андрею привыкнуть, стать с ним ближе. Все-таки он твой муж.

– Мама, я же все объяснила. Ну зачем ты снова?

– А вот этого я не понимаю, – обижается мама. – И твой папа тоже против, так и знай! Парень помогает тебе, чем может. И с судом, и с квартирой, и с Андрюшкой. Как школьник в школу родителей ходил, а ведь он очень занят на работе! Думаешь, мы с отцом слепые, что ли? Не видим, как он к тебе относится? Лучшего зятя нам и не надо. Ну и живите себе, кто мешает? И, кстати, не мешало бы уже и родителям Андрея все рассказать. Ведь узнают рано или поздно, обидятся. Хорошие, уважаемые люди, а вы все тишком-мышком за спиной. Отец все переживает, вдруг встретит Павла Павловича, что говорить будет?

– Я знаю, мама. Мы обязательно скажем.

– И все-таки, до чего же мальчик на Андрея похож. Ты тоже заметила?

Заметила. Давно еще, как только увидела их вместе в своем кабинете. Оба темноволосые, кареглазые и вихрастые, как же тут не заметить. Наверняка Андрюшка и подростком будет таким же тощим и жилистым, каким когда-то был Шибуев.

– С чего ты взяла?

– Да с того, что у меня глаза есть. Смотрю вот, и вижу сходство. И вроде бы удивиться надо, а не удивляюсь. Не знаешь почему?

Не знаю. Природа странная штука, попробуй, разгадай ее загадки. Почему Белуга не похожа на родную мать? Почему однажды, увидев чужого ребенка, я вдруг почувствовала к нему любовь? Почему моя ошибка – свадебная ночь с Шибуевым – неожиданно обернулась для меня настоящим подарком? Я знаю: то, что живет во мне, случилось утром, когда мы смотрели друг другу в глаза.

И почему я больше не уверена в том, чего именно хочу от наших отношений с Андреем? Только ли печати в документе? Откуда взялось сомнение, ведь есть незнакомка Аллочка. Есть Рита. И будут другие.

Нет, я не знаю, заметил ли Шибуев случайное сходство, но я заметила его отношение к ребенку – в нем и не пахнет равнодушием. Я больше чем уверена: он станет отличным отцом. Лишить его этого права – преступление. Смолчать нельзя, мне надо просто найти выход.

Найти выход.

Так когда же я наберусь смелости все рассказать? Поговорить откровенно? Объяснить, если получится.

Всякий раз, когда вижу Андрея, язык словно прирастает к нёбу. Стоит представить его ошеломленные глаза, слова «Ты же говорила»… и горло смыкается.

Вот и родителям о беременности не рассказала. Баюкаю свою новость у сердца, как будто поверить боюсь. Спугнуть боюсь. Все кажется, что прос-нусь, и все исчезнет – поход в больницу, снимок, тошнота. Вот уже неделю каждое утро начинаю с проверки теста на беременность, складываю их в тетрадь.

Наверно, это помешательство, но одной это помешательство принять легче.

– Мама?

– Что?

– Скажи, тебе папа когда-нибудь изменял?

Я жду, что мама удивится и возразит. Спросит, какое мне дело до ее личной жизни?

А вдруг я раскопаю что-то глубоко спрятанное в душе? Разве я имею на это право?

Но мама отвечает спокойно и тихо, словно чувствует, что мне важен ее ответ:

– Нет, никогда. Бог миловал. Толик еще с ин-ститута за мной хвостиком ходил, это я все носом крутила. Потом вы родились, а дальше садик, школа, работа. Попробовал бы он с моим-то характером и тремя дочками на кого-нибудь посмотреть.

– А если бы попробовал? Ты прости, я не о папе говорю, на самом деле я знаю, что он у нас самый лучший. Я вообще узнать хочу. Если бы у тебя уже были мы трое – я, Катя, Лялька, смогла бы ты жить с человеком, который тебе не верен? Зная, что он нас любит? Жить из благодарности, что не одна?

Мама удивляется. Смотрит озадаченно:

– Любит? Какая же это любовь, Света? Любовь – это забота, ответственность, помощь. Прозаичные вещи, но это так. Это нежность и терпение. Это когда чувствуешь боль родного человека, как свою собственную. Когда не можешь от этой ответственности отказаться. Иначе это уже не любовь. Твой папа чувствует. Нет, не смогла бы. Никогда.

Я вздыхаю, обнимаю себя руками за плечи и вновь смотрю на спящего Андрюшку. Я так и думала.

– Вот и я не смогу. Только всем хуже будет.

– Света, а разве это об Андрее? Что-то я не вижу, чтобы он хоть от чего-то отказался. Он-то хоть знает, что ты тут выбором маешься? Ты у него спросила, чего он хочет? Возможно, для него все куда очевиднее, чем для тебя?

Мама как мама. Ей все кажется простым и понятным.

– Ты просто хочешь верить в лучшее, мам, и забыла, что это я, а не он, без спросу вошла в его жизнь, чтобы сейчас задавать вопросы.

– Вот именно, дочка. Ты вошла, а Андрей впустил – теперь вас двое. Будет хуже или не будет, а уже не тебе одной решать.

Я вздыхаю, с этим сложно поспорить.

– Ты думаешь, нам надо поговорить?

Мама привлекает меня к себе и, как может, баюкает в руках взрослую дочь.

– Я не думаю, я