На путях преисподней - Энгус Уэллс

— Отныне ты король.

— Ага, — кивнул Кедрин, потягивая вино. — Странное состояние.

— Ты хорошо держался, — произнес Тепшен. — А с Геррилом Химетом получилось просто превосходно.

— Спасибо, — Кедрин расцвел: кьо всегда был скуп на похвалы. — Мне показалось, что этот вопрос надо решить сразу.

Тепшен склонил голову набок и торжественно добавил:

— Но тебе не худо научиться танцевать.

Кедрин поперхнулся и едва не расплескал вино, а Гален стукнул кубком по столу и разразился громоподобным хохотом. Что ж, хорошо, что сестра Льясса не приехала в Андурел, заявив, что слишком стара для такой поездки. От нее Кедрину бы влетело не только за неумение танцевать. Некогда в Твердыне Кейтина она часами вдалбливала юноше в голову так называемые «придворные искусства». Кедрин вытер губы, оглядел танцующих — и тревога нахлынула снова: к нему направлялась Эшривель.

Краски жизни вновь играли на ее лице, голубые глаза сияли, полные губы приоткрылись в улыбке.

— Ты не потанцуешь со мной, Кедрин? — спросила она, присев в реверансе.

Отказ был равнозначен непозволительной грубости. Кедрин кивнул и спустился к ней.

По мере того, как за окнами темнело, менестрели все чаще играли медленные мелодии. Эшривель была совсем близко, аромат ее духов окутал Кедрина. Он вспомнил утреннюю шутку Уинетт. Интересно, насколько она далека от правды?

— Я не слишком искусный танцор, — извиняясь, пробормотал он.

— По-моему, все хорошо, — отозвалась Эшривель.

Кедрин улыбнулся. Внезапно он обнаружил, что платье у нее куда менее строгого покроя, чем у сестры. Вырез открывал обольстительную ложбинку. В памяти против воли возникла картина, которая недавно предстала ему в спальне принцессы. Юноша почувствовал, что его лицо пылает, и заставил себя смотреть в глаза своей даме, но это не вернуло ему спокойствие. Эшривель смотрела на него почти с благоговением.

— Я так благодарна тебе, — проговорила она.

— За что?

— За то, что ты меня простил. И за то, что убедил придти сюда. Мне давно не было так хорошо.

— Рад слышать, — отозвался Кедрин. Сколько они будут играть эту мелодию?!

Эшривель потупилась, словно почувствовав его смущение. Глядя поверх ее головы, Кедрин высмотрел Уинетт и обратил к ней взгляд, полный мольбы. Супруга улыбнулась ему из-за плеча Браннока. Наконец музыка стихла. Они подошли, и Уинетт с видом законной владелицы положила ладонь на плечо мужа.

— Я забираю моего повелителя, — улыбнулась она. — Браннок, ты не потанцуешь с моей сестрой? Эшривель, вы будете великолепной парой.

Казалось, Эшривели меньше всего хочется отпускать руку Кедрина. Однако она позволила Бранноку увести себя, а Уинетт заключила мужа в объятья.

— Я вижу, моя сестра веселится от души, — лукаво произнесла она.

— Спасибо, что выручила, — ответил Кедрин.

— А тебя надо было выручать? — тонкие дуги ее бровей поднялись, глаза заискрились.

— Думаю, ты была права, — Кедрин озабоченно нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что одержал победу? — Уинетт рассмеялась и, поворачиваясь в танце, коснулась губами его подбородка. — Ну конечно… Какая женщина сможет перед тобой устоять?

— Любая, — ответил он уклончиво, но без тени шутки. — Единственная женщина, которая мне нужна — это ты.

Игривое выражение покинуло лицо Уинетт, и она, словно забыв, где находится и кто вокруг, крепко прижалась к супругу и горячо поцеловала его. Он так и не понял, что танцы прекратились, пока Уинетт не прервала поцелуй, и Кедрин не обнаружил, что их окружила толпа сияющих от восторга зрителей. Едва он поднял глаза, со всех сторон раздались аплодисменты и восхищенные возгласы. Кедрин почувствовал, что краснеет. Уинетт, нимало не смутившись, вовлекла его в новый танец, и зал снова превратился в пестрый сияющий водоворот.

Веселье продолжалось до глубокой ночи. Когда в небе забрезжила заря, Кедрин понял, что наплясался на всю жизнь. Его пригласила на танец Ирла, потом Арлинне. Казалось, каждая женщина желает сделать с королем хотя бы один круг по залу. Многие мужчины, столь же равнодушные к танцам, как Кедрин, подсели к столам с бокалами вина — или с напитками покрепче — и теперь сидели обмякшие и благодушные. Кедрин внезапно понял, что никто не покинет этот зал раньше него, и отправился на поиски Уинетт. Она едва дышала, ее сияющее лицо раскраснелось. Но, когда Кедрин предложил ей отправиться спать, она зевнула, прикрыв рот, и немедленно согласилась. Обернувшись к родителям, Кедрин спросил, не пора ли заканчивать праздник.

— Ты теперь король, — улыбнулся Бедир. — Ты можешь распорядиться об этом, кода пожелаешь.

Кедрин с улыбкой покачал головой.

— Я не привык распоряжаться.

— Привыкнешь, — заверил его отец, и эти слова несколько обеспокоили новоиспеченного государя.

— Что я должен сделать? Что-то объявить?

Бедир громко рассмеялся.

— Тебе достаточно просто удалиться, — ответила за него Ирла. — Никаких заявлений не нужно.

— Хорошо.

Кедрин зевнул во весь рот и протянул руку Уинетт.

— Может, еще танец? — спросила Уинетт. Ее голубые глаза сияли.

— Нет, — твердо ответил Кедрин. Уинетт рассмеялась, а молодой король потянул супругу за руку и потащил к дверям.

Их уход не остался незамеченным. Со всех сторон фейерверком посыпались добрые пожелания, так что молодым пришлось немного задержаться. Когда наконец удалось вырваться на свободу, Кедрин с облегчением вздохнул и обнял Уинетт за талию; его супруга тут же склонила светловолосую голову ему на плечо. Лакей с фонарем освещал им дорогу. Перед дверями их покоев стояла стража, сонные слуги ждали в прихожей. Кедрин отпустил их. Он был счастлив наконец остаться наедине с женой. В комнате было тепло, в очаге плясал огонь. Ставни не пускали внутрь ночную прохладу. В канделябрах вдоль стен горели свечи, их трепещущее пламя расцвечивало золотые волосы Уинетт медовыми сполохами. Кедрин расстегнул сюрко, небрежно бросил его за кресло и привлек супругу к себе.

— Я думала, ты устал, — произнесла она, когда Кедрин наконец освободил ее губы.

— Только от всей этой шумихи, — улыбнулся он и повел ее к ложу.

— Ваше величество повелевает?

Руки Кедрина задержались, касаясь застежки ее платья.

— Моя королева возражает? — откликнулся он и, не дожидаясь ответа, приник губами к ее шее. Шелк стек с ее плеч.

— Нет, — прошептала она. Его руки заскользили по ее бедрам, а губы приникли к груди. — О, да…

Если бы Герат имела привычку ругаться, она бы уже не раз обругала себя за то, что не научилась как следует ездить верхом. В итоге теперь она тряслась в повозке, запертая, как в клети. Повозка с невыносимой медлительностью громыхала по горному плато центрального Тамура. Ничего не поделаешь. Оставалось лишь принять происходящее и молить Госпожу, чтобы Та помогла ей прибыть в срок. Чем определялся этот срок, Герат вряд ли могла объяснить даже себе. Но тревога, овладевшая ею еще в Эстреване, не проходила. По мере того, как повозка пересекала Геффинское нагорье, предчувствие беды становилось все более отчетливым. И сейчас Старшая Сестра думала лишь об одном: только бы ни один из четверки коней, что тянула повозку по горным тропам, не сбился с шага. Охваченная нетерпением, Герат перестала чувствовать время. Она вряд ли могла в точности сказать, как давно выехала из Священного Города. Она не смогла бы объяснить и другого — как ей удалось убедить Порелле и других Сестер. Она и сама не знала, почему считает поездку столь необходимой.