Предавшие СССР - Евгений Стригин

Несмотря на это, я ещё раз ознакомился с материалами дела. Тщательно изучил экспертное заключение, подготовленное специалистами Совмина СССР, Министерства обороны, ряда научно-исследовательских институтов и комитета безопасности. Выводы экспертов были категоричными: нанёс огромный ущерб государственным интересам страны, раскрыл методы работы разведки и контрразведки, вплоть до рассекречивания нашей агентуры за рубежом».[481]

Все было готово, но тут наступил август 1991 года, и все было прекращено.

4.12. Реабилитация

4.12.1. В период правления после некоторой раскачки резко ускорился процесс пересмотра дел так называемых жертв сталинских репрессий. Заметим, что реабилитация тех, кого уничтожили в период правления —Троцкого, как правило, была не возможно. Тогда обычно просто расстреливали, не отягощая себя бумажным делопроизводством. А вот при уже стал порядок, на каждого было дело и, следовательно, можно было реабилитировать.[482] А заодно и было видно, как много репрессировали. Хотя при прежнем вожде было гораздо больше, но дел не заводили, пуля в лоб и дело с концом.

Процесс реабилитации, вопреки сложившемуся общественному мнению, был начат ещё в 30-е годы. Правда, тогда одной рукой садили, а другой реабилитировали. Но все же реабилитировали.

После 1956 года, когда количество осуждений резко сократилось, процесс реабилитации не менее резко активизировался, но затем постепенно стал затухать. Однако, он никогда окончательно не прекращался вплоть до начала перестройки. Его не афишировали, но он продолжался мелким ручейком.

и компания начали этот процесс с новым размахом. Зачем нужно было раздувать этот все равно продолжающийся процесс? С одной стороны справедливость всегда нужно устанавливать. Это истина. Но эта истина оказалась как-то непонятно устанавливаемой. Например, все подельщики Генриха Ягоды были реабилитированы, а он нет. Реабилитировать главу НКВД посчитали как-то несуразным. Но ведь с точки зрения элементарной законности это недопустимо.

Если судить по уровню доказанности с позиции современности, то нужно реабилитировать и Лаврентия Берия, который, разумеется, не мог быть агентом международного империализма. И таких случаев было много. Но это с одной стороны.

А с другой стороны, не покидает крамольная мысль, что разрекламированная реабилитация имела цель, прежде всего, в отвлечении внимания народа от провалов в экономике. Еду пытались заменить словами. На какой-то промежуток времени это помогло.

4.12.2. Вот это-то происходило уже на глазах автора настоящей книги. Формально реабилитацией, прежде всего, занималась прокуратура, которая поручала следственным подразделениям КГБ, готовить материалы в прокуратуру, принимавшую окончательное решение. Но следственные подразделения были малочисленные, а и компания так хотели дать на гора высокие показатели. Пришлось подключать работников оперативных подразделений, где автор и служил тогда.

На свою беду автор оказался юристом по образованию и вынужден был заниматься этим больше других. За что, правда, дважды поощряли. Выполнение той партийной линии на массовую реабилитацию принесло не мало поощрений сотрудникам госбезопасности.

Практически этот процесс состоял в том, что бралась куча дел (благо были они тонкие), по формальным признакам выбирались те дела, по которым полагалось реабилитировать (а это примерно свыше 90 процентов дел), выискивались в этих делах 30-х годов родственники пострадавших, которым отправлялись письма с сообщением о реабилитации. Довольно неинтересная работа.

4.12.3. Тут следует немного рассказать о самих делах. В руки автора настоящей книги попадали только дела простых людей, что называется «с улицы». Были они тонкие, писались порой карандашом на обороте уже ранее использованных бумажек. Естественно, написаны были далеко не всегда грамотно и понятно.

После перестройки некоторые исследователи патриотического толка стали объяснять репрессии в период Сталина тем, что шёл процесс очищения от тех, кто сам в период — расстреливал безвинных, кто просто не мог ни быть врагом Родины, кто мешал восстанавливать могущую державу, что были они часто представителями одной национальности, захватившими в 1917 году власть в стране. Красиво написано, порой даже очень аргументировано.

Автор настоящей книги, через руки которого прошли сотни дел по Красноярскому краю, не может ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию. Ибо это были дела только обычных людей, преимущественно русских по национальности (а какие ещё жили в основном в крае?). И судили их, как правило, за пустяковые анекдоты. Такие вот были дела, по которым людей иногда просто и быстро отправляли на смерть.

4.12.4. Работа по реабилитации была не интересна, она мешала выполнению других дел, от которых все рано не освобождали. Но на то она и службы, что приходилось делать, то что прикажут. Однако никто не запрещал думать о смысле происходящего. И вот тут то пришли в голову мысли, которые можно назвать «крамольными».

Прежде всего, то, что репрессии тех лет шли по нарастающей потому, что шло своеобразное «социалистическое соревнование», тогдашние сотрудники госбезопасности просто выдавали на гора результат, который от них требовало начальство, которое постоянно повышало «норму выработки». К счастью, эта вакханалия окончилась довольно быстро, а то бы и населения в стране не хватило. Но эта мысль не ахти какая оригинальная и «крамольная».

Кстати, в андроповские времена практика такого «социалистического соревнования» продолжилась в виде активизации процесса профилактики граждан, которые могли, но ещё окончательно не совершили преступление. На таких людей оформляли дела и обычно проводили воспитательную беседу. Однако некоторые дела офомлялись явно для количества, чтобы показать результативность работы. Именно тогда довелось услышать от опытных работников, что этот процесс слишком растёт и порой делается для «галочки». Правда, такие речи раздавались обычно не на совещении, а в кулуарах.

Для точности следует отметить, что автор наблюдал эту картину лично только в Средней Азии, где тогда служил. Но вряд ли практика по другим регионам сильно отличалась. Система то была одна.

Но ещё более интересна другая мысль. В те годы правления и компании был принят курс на реабилитацию. Но осуществлялся он теми же методами что и в годы репрессий. Началось своеобразное «социалистическое соревнование», кто больше и быстрее реабилитирует. Казалось бы, это-то «соревнование» — благое дело.

Ой, ли. На самом деле, его зачинателей интересовало не благо, а показатели. Если бы было желание восстанавливать справедливость и помогать людям поступали бы все же по-другому.

Во-первых, не нужно было спешить, в спешке можно и ошибиться.

Во-вторых, нужно было широко оповестить людей, что идёт процесс реабилитации, что желающие могут обращаться по своему поводу или в отношении своих родственников. На самом деле, когда проверяли дела, то оповещение родственников могло происходить только формально (какие родных найдёшь по полуграмотным записям, сделанным в 1937 году, они могли за это время разъехаться по всей стране, а сведений о внуках вообще не было, так как внуки ещё и не родились).

Мало того, даже если иногда находили родственников, то не всегда это их радовало. Некоторые не хотели вспоминать то время массовых репрессий. Зачем же приносить людям такую «радость», если можно, прежде всего, помогать тем, кто хотел чтобы ему помогли. А их-то, как раз, порой и не находили.

В-третьих, после реабилитации дела реабилитированных обычно уничтожались. Казалось бы снова благое дело, но опять все не так просто. Единственная реальная польза была в том, что освобождалось место в архивах.

Все остальное было уже не так полезно. Плохо это или нет, но в органах государственной безопасности и внутренних дел оказался солидный архив о жизни многих людей, с описанием их судьбы, родственных связей, места жительства (а также о принадлежащей недвижимости, что очень важно для восстановления справедливости в полной мере), редко, но все же иногда были фотографии (а это такая память!). Все это могло ещё пригодиться и иногда (хотя и не часто) все же такие дела и использовались в этих благих целях.

Но многое было уничтожено. В большой котельной угля уже не нужно было, бумаги было достаточно. Позже в СМИ некоторые назвали аналогичные действия «преступным сожжением документов крючковским КГБ».[483] На самом деле в таком сожжении дел бывших репрессированных преступления-то не было. Было безразличие и не продуманность, что обычно и бывает при показушных мероприятиях.

4.12.5. Заметим, что речь шла о событиях 1989-1990 годов, когда был пик показной реабилитации. После этого заниматься таким делом автору уже не приходилось. Процесс реабилитации сократился. Но, не потому, что так захотели, просто подавляющее большинство уже реабилитировали, а дела уничтожили. Говорят, что позже стали работать в этом направлении спокойнее и с большей пользой. Наверное, это так.