Битва стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

полковник Оливейра, и я должен заявить протест, месье! Мои люди сдаются, а ваши солдаты убивают их! Мы ваши пленные!

Лу достал из ташки сигару и наклонился к угасшему костру, чтобы найти уголек и прикурить.

– Хорошие солдаты не сдаются – они просто умирают.

– Но мы сдаемся, – с горечью признал Оливейра. – Возьмите мою саблю.

Лу выпрямился, затянулся сигарой и кивнул капралу:

– Отпусти его, Жан.

Оливейра стряхнул державшую его руку капрала.

– Я выражаю протест, месье, – повторил он сердито. – Ваши солдаты убивают людей, которые подняли руки.

Лу пожал плечами:

– На войне случаются ужасные вещи, полковник. А теперь дайте мне вашу саблю.

Оливейра вынул саблю из ножен и протянул ее суровому драгуну эфесом вперед.

– Я ваш пленный, месье, – сказал он голосом, хриплым от стыда и гнева.

– Вы слышите! – прокричал Лу так, чтобы слышали все его люди. – Они сдались! Они наши пленные! Видите? У меня сабля их полковника! – Он взял у Оливейры саблю и помахал ею в дымном воздухе. Военный этикет требовал, чтобы оружие было отдано побежденному противнику под честное слово, но вместо этого Лу разглядывал клинок, словно оценивая его. – Неплохое оружие, – неохотно признал он и посмотрел Оливейре в глаза. – Где ваши знамена, полковник?

– Мы уничтожили их, – с вызовом ответил Оливейра. – Сожгли.

Клинок блеснул серебром в лунном свете, и черная кровь потекла из раны на лице Оливейры – сталь рассекла левый глаз и нос.

– Я вам не верю. – Лу выдержал паузу, дав потрясенному полковнику прийти в себя. – Где ваши знамена, полковник? – повторил он.

– Подите к черту! – прохрипел португалец. – Вы и ваша мерзкая страна. – Одной рукой он зажал кровоточащий глаз.

Лу бросил саблю капралу:

– Узнай, где знамена, Жан, потом убей глупца. Режь, если не захочет говорить. Человек обычно распускает язык, чтобы сохранить в целости яйца. И вы все! – прокричал он своим людям, наблюдавшим за сценой. – Тут вам не праздник урожая, черт возьми! Это бой. Так что вперед, за работу! Убейте каналий!

Со всех сторон снова донеслись крики. Лу затянулся сигарой, отряхнул руки и направился к казармам.

* * *

Вдалеке завыли собаки доньи Хуаниты. От их воя снова заплакали дети, но стоило Шарпу оглянуться, как матери поспешили унять младенцев. Послышалось ржание. Через смотровую щель Шарп видел, как французы уводят захваченных у португальских офицеров лошадей. Лошадей ирландцев, должно быть, уже увели. В казарме было тихо. Большинство французов рыскали по форту, преследуя португальцев, но немало пехотинцев осталось возле построек с оказавшимися в ловушке людьми. Время от времени в каменную стену ударяла мушкетная пуля, напоминая, что французы держат на прицеле каждую забаррикадированную дверь, каждое заложенное окно.

– Эти сволочи захватят бедного старика, – сказал Хэгмен. – Не представляю, как генерал будет выживать на пайке пленного.

– Рансимен – офицер, Дэн, – возразил Купер, выставивший в амбразуру винтовку и высматривавший цель. – Ему не придется выживать на пайке. Даст честное слово и будет кормиться тем же, что и лягушатники. Еще и растолстеет. Есть, поймал! – Он выстрелил и отошел от окна, уступив место другому солдату.

Шарп подумал, что бывшему генерал-вагенмейстеру из службы снабжения сильно повезло, если его взяли в плен. Если же Лу верен своей репутации, то, скорее всего, Рансимен лежит в своей кровати – мертвый, в пропитанной кровью фланелевой пижаме и шерстяном колпаке с кисточкой.

– Капитан Шарп, сэр! – позвал Харпер из дальнего конца казармы. – Сюда, сэр!

Шарп пробрался между соломенными матрасами, лежавшими на утоптанном земляном полу. Воздух в заблокированном здании пропитался смрадом, последние догоравшие лампы отчаянно чадили. Какая-то женщина плюнула под ноги, когда Шарп проходил мимо.

– Предпочитаешь, чтобы тобой там попользовались, тупая стерва? Скажи, мигом вышвырну.

– No, señor. – Женщина подалась назад, опасаясь его гнева.

Ее муж, сидевший на корточках у бойницы, попытался извиниться за жену:

– Просто женщины напуганы, сэр.

– Мы тоже. Только дуракам не страшно, но это не значит, что можно все себе позволять.

Шарп быстро прошел туда, где Харпер стоял на коленях возле кучи набитых соломой мешков, раньше служивших матрасами, а теперь блокировавших дверь.

– Там какой-то человек, сэр, вас зовет. Вроде капитан Донахью.

Шарп присел около бойницы рядом с забаррикадированной дверью:

– Донахью! Вы?

– Я в мужском бараке, Шарп. Хотел сообщить, что мы в порядке.

– Как вы ушли из башни?

– Через дверь, что ведет на куртину. Здесь с полдюжины офицеров.

– Кили с вами?

– Нет. Не знаю, что с ним.

Шарпа это не расстроило.

– А Сарсфилд? – спросил он.

– Увы, нет, – ответил Донахью.

– Не отчаивайтесь! – повысил голос Шарп. – Эти гады уйдут с первым светом! – Он испытал странное облегчение, узнав, что Донахью взял на себя оборону другой казармы. Похоже, при всей своей скромности и замкнутости капитан оказался хорошим солдатом.

– Жалко отца Сарсфилда, – сказал Шарп Харперу.

– Вот кто попадет прямиком на небеса, – вздохнул Харпер. – Не обо всех священниках можно сказать такое. Большинство из них – сущие черти по части виски, женщин или мальчиков, но Сарсфилд был хорошим человеком, очень хорошим.

Стрельба на северном краю форта прекратилась, и Харпер перекрестился.

– Жалко этих бедолаг, – добавил он, понимая, что означает тишина.

Бедный Том Джеррард, подумал Шарп. А может, Джеррард жив? Ему всегда везло. Когда-то они вместе стояли в огненно-красной пыли у бреши в крепостной стене Гавилгура, и кровь их мертвых товарищей ручейками стекала по каменным стенам. Был там и сержант Хейксвилл, бормотал что-то невразумительное, пытаясь спрятаться под телом мальчишки-барабанщика. Чертов Обадайя Хейксвилл, он тоже твердил, что заговорен, хотя Шарп не верил, что мерзавец еще жив. Сдох от негодной хвори… Хотя, конечно, если в этом треклятом мире есть хоть капля справедливости, ему бы схлопотать пригоршню свинца от расстрельной команды.

– Следи за крышей, – сказал Шарп Харперу.

Крыша казармы представляла собой каменную арку, рассчитанную на то, чтобы выдержать падение пушечного ядра, но время и небрежение ослабили крепость конструкции.

– Они найдут слабое место и попытаются прорваться к нам.

И произойдет это скоро; гнетущая тишина означала, что Лу разделался с Оливейрой и теперь постарается добыть главный приз – Шарпа. Следующий час не обещал ничего хорошего.

Возвращаясь в другой конец казармы, Шарп повысил голос:

– Когда начнется атака, откройте огонь! Не целиться, не ждать – выстрелил и отошел, дал место другому. Им надо добраться до стен, и мы не сможем помешать, а потом они попытаются пробиться через крышу, так что держите ухо востро. Как только увидите в крыше любой просвет, стреляйте. И помните – скоро рассветет, и тогда они задерживаться не станут. Побоятся, что наша кавалерия отрежет им путь к отступлению.