Никогда не было, но вот опять. Попал - Алексей Николаевич Борков

тут жена, красавица и умница, но властная и строптивая. Вот и принялась командовать, и всячески помыкать простофилей: подай то, принеси сё, пойди туда, сюда же не ходи, этого не делай, а делай чё скажу, ну и так далее и тому подобное. Зачморила беднягу по самое не могу, вот он и взмолился богу: мол, сил никаких нет терпеть издевательства, руки, мол, на себя наложу! Бог внял. Строптивицу куда-то сплавил, а Адаму жену из его же ребра изладил, мол, эта по приличней будет. Так ведь и эта, из ребра сотворенная, умудрилась беднягу под монастырь подвести. Вот кто после этого вы — женщины? — скорбно обратился я к Бабе Ходоре.

Та, прикрывая рот уголком платка, хихикала и махала на меня рукой. Видимо с воображением у нее был полный порядок, и она, вполне красочно, представила себе этот библейский бедлам. Я же продолжил:

— Ты зря смеешься Феодора Савватеевна. Лилит вроде демоницей была, а значит, обладала какими-то сверх способностями. И если она заставила Адама согрешить с ней, а она заставила и к бабке не ходи, то родившаяся девочка эти способности унаследовала. Ну а поскольку женские гены отвечают за сохранение родовых особенностей, то «сила» ваша и передается по женской линии.

— Ну нагородил. Прям сто верст до небес и все лесом. — все еще посмеиваясь произнесла Баба Ходора. — Сам-то хоть понял что сказал?

— А что? Нормальная теория не хуже любой другой, — заступился я за свои домыслы.

— Не хуже, не хуже. — успокоила меня женщина и снова хихикнула. — Ты только ее больше никому не рассказывай, а то ведь могут не понять твоего скоморошества. Плетей всыпят, это если по малолетству, а подрастешь и на каторгу за богохульство угодить можешь.

— Да я так, стебаюсь по привычке, только с тобой и отвожу душу. Ну а волхвы, друиды да колдуны всякие вам родня или нет?

— Чего это про волхвов да друидов вспомнил? К нам они отношение имеют такое же, как и попы. Ведь волхвы и друиды это жрецы были при своих богах, а значит, при тогдашней власти терлись и на нас они ополчались не хуже тех же инквизиторов. Конечно и среди волхвов, друидов, да и среди наших священников встречались ведающие люди. Но мало их было. Про колдунов ничего не скажу, не знаю, может и есть они, а может, и нету их вовсе.

— А ты тогда кто? Ведь не простая же знахарка деревенская.

— Чем же тебе знахарки не угодили? Знахарка ведь от слова знать. Правда знать-то мало, надо еще и уметь знание применить. Таких, как бабушка моя, исстари ведуньями называли, от слова ведать. Мы знания ведаем.

— Как это ведаете? Управляете что ли?

— Сказанул тоже — управляете! Скорее они нами управляют. Ведаем, это значит, как бы с рождения они нам даны вместе с «силой», наставница, а это чаще всего, но не всегда, родная бабушка, помогает правильно раскрыть их и учит пользоваться. А знахарство это нам как бы в подарок дается обычным научением, как в школе.

— То есть, Катьку Балашову или любую другую девицу знахарству обучить можно.

— Любую не получится, какую можно обучить тех тоже не много, но Катьку твою научить можно.

— И то хлеб! А нельзя ли продемонстрировать, ну показать то есть, что либо такое-эдакое.

— Чего тебе показать то?

— Хотя бы файербол, какой-нибудь завалящий.

— Это, что за зверь?

— Это не зверь, а шар огненный. — Я решил немного постебаться над Бабой Ходорой. — Разводишь значит по шире руки, — показал как нужно развести руки, — захватываешь побольше энергии, — показал как захватывать энергию, — мнешь ее в ладонях как снежок, потом бросаешь куда-нибудь, ну скажем в печку.

Я старательно помял, якобы, захваченную энергию и швырнул ее по направлению к печи и от удивления и испуга шлепнулся задом на пол. И было от чего, поскольку с моей руки сорвался светящийся шар, врезался в печную заслонку прожег ее и бабахнул внутри. Я сидел на полу, обалдело мотал головой и тихо матерился. Потом я услышал какие-то всхлипы. Глянув, с испугом, на Бабу Ходору увидел, что та, прикрывая рот рукой, пытается сдержать рвущийся наружу смех и не может с собой справиться. Я, вскочив на ноги, бросился к печи, заслонка была целехонькой, отодвинув ее, заглянул в печь и там никаких следов взрыва. Обернулся к женщине и спросил:

— Как ты это сделала?

Та, подавив смех, сказала с преувеличенной серьезностью:

— Я-то здесь причем. Это ты огнем швыряешься, чуть печь мне не развалил. — Но, не выдержав, засмеялась. — Ты так хорошо изображал мага, что оставалось чуть-чуть подтолкнуть и готово.

— Получается, ты что угодно внушить можешь?

— Тебе внушить чего либо не возможно, не знаю почему, но ты у меня первый такой, после бабушки. Остальным, кое что внушить могу.

— Тогда что это было?

— Да просто все. Ты, ведь когда своими грабками «энергию» греб да мял, представлял же все это себе. Оставалось немного подправить да подтолкнуть и вот он файербол твой. Так что смекай, как тобой управлять такие как я могут и не подставляйся.

— Вот блин! Спасибо за урок Феодора Савватеевна, здорово ты мне по башке настучала. Это, выходит, мы зря тебя тогда спасали, сама бы справилась.

— Вовсе даже не зря! Я может быть и справилась, но пару тройку особо ярых пришлось бы прибить, а нам нельзя убивать, сильно судьбу свою можно подпортить. Да из села пришлось бы уходить спешно.

— Не понял! Ты, что же и убить можешь? И чем же ты их убивать собиралась? Уж не настоящим ли файерболом?

— Тьфу на тебя! Сдался же тебе этот файербол! Не умею я огнем кидаться, и ни кто этого не может. Для этого пушки есть, ну бомбы всякие, вон даже царя-батюшку без всякого файербола упокоили. А убить кого либо хотя и трудно, но можно; всяк свою смерть с собой носит. Остается подтолкнуть, ну как тебя, и готово. Для этого знать кое что надо, ведать то есть. А я ведаю!

Ладно, заболтались мы с тобой, иди-ка ты домой, да с дедом своим поговори. Покайся. А то извелся, поди, старик. Я ведь отговорила его, тебя расспрашивать. Сказала, что сам все расскажешь, когда время придет.

Глава десятая

Дойдя до дому, встретил у крыльца деда:

— Поговорить надо, тятя.

Дед, снял рукавицы, положил их на крыльцо, потом сел на них и произнес:

— Давно пора. Летна боль! Ну давай говори.

— Что прямо здесь на крыльце? Разговор-то долгий будет.