Догоняйте, догоняйте!.. - Станислав Никоненко

Хотел позвать ребят из нашей команды на помощь. На всякий случай. И только тут сообразил, что ехал за другими велосипедистами. Спины совсем чужие. Ну, в общем-то, я не из тех, кто сразу руки опускает, и потому решил потихоньку, осторожно выяснить, когда меня эти сумасшедшие отпустят.

«Ну ладно, — говорю, — хватит мазать меня. Спасибо. И так красивый».

«Слишком красивый, — говорит женщина. — Проехал около ста километров, а как огурчик».

Я забыл, что лучше не возражать, и говорю:

«Ну, положим, не сто, а раз в пять меньше…»

«Да хотя бы и в десять меньше, — отвечает женщина. — Но по сценарию все-таки сто».

«По какому такому сценарию?» — спрашиваю.

«Как по какому? По сценарию фильма».

И тут до меня дошло, что попал я на киносъемку. Выехал, значит, на улицу как нормальный парень и вдруг стал актером.

Кончили меня мазать, женщина быстро исчезла, и мужчина (звали его помреж, что в переводе на русский язык означает — помощник режиссера) начал ситуацию разъяснять. Говорил, говорил, потом спрашивает:

«Ясно?» — И сердито так на меня смотрит.

«Ясно, — отвечаю я. — Но мне пора к своим. Я случайно прикатил к вам. Меня где-то уже наверняка ждут».

Сказал я это и хотел развернуть велосипед. А он не дает.

«Не пущу, — говорит. — На вас сотни метров пленки израсходовали. Ваша небесно-голубая майка очень хороша для нашей цветной пленки. И в образ вы довольно глубоко вошли».

Странно было все это слышать. Но помрежу, наверное, виднее. Что делать? Должен же я помочь нашему киноискусству.

Оказалось, что по сценарию я беженец. Бегу, спасаюсь от наступающего врага.

«Молодой человек, — внушал мне помреж, — не забывайте, что вы — беженец, француз. Вы бежали из родного дома и успели взять лишь велосипед. Ну и майку… Все остальное имущество осталось в городе, захваченном противником. Но вы еще вернетесь, будете сражаться. Все это потом. А сейчас вы, измотанный, уставший, голодный, едете куда глаза глядят среди тысяч таких же несчастных…»

«Но почему я должен быть в грязи?» — робко спросил я.

«Потому что вы устали, вымыться негде, а вы долго ехали…»

«Но ведь дождя не было уже несколько дней, и шоссе сухое и чистое…»

Помреж смотрел на меня грустно, с сожалением, как на какое-то ископаемое, безнадежно вымершее. Махнул рукой:

«Слушайте, езжайте-ка за всеми и не выделяйтесь, не морочьте мне голову. Не главная небось роль. Тоже мне, Швейк нашелся».

Это он уже добавил, быстро удаляясь от меня и покачивая на ходу ведерком с грязью.

Проснимался я до вечера. Ну и работа! Потяжелей, чем велосипедная гонка. А потом мне сказали, что гонорар можно получить и за себя и за амортизацию велосипеда.

За гонораром я, разумеется, не пошел. Постеснялся. Хотя деньги были заработаны честно.

Мама устроила мне скандал из-за жутко грязной майки.

А из секции меня исключили. Так я и не сумел объяснить, куда исчез во время тренировки. Я пытался. Но мой рассказ принимали за наглое вранье.

«Вот выйдет кинофильм — сами увидите, что это правда, — убеждал я руководителя секции».

Не помогло. Ну ладно, думаю. Посмотрите фильм, и стыдно станет. Сами ко мне придете, просить будете: «Вернись в секцию. Мы поняли, какой талант в тебе таится…» А я гордо отвергну все предложения. «Нет, — скажу, — у меня теперь другие планы. Творческие».

Когда вышел фильм, я побежал на самый первый сеанс. Увидел себя. Точнее не себя, а свою грязную майку небесно-голубого цвета. В течение секунды или двух моя грязная майка и кусочек плеча закрывали весь экран. Даже домашних было трудно убедить, что это мое плечо, моя майка. Ну а тренера тем более.

Вот так все получилось. Ничего не попишешь. Не вышло в результате из меня ни спортсмена, ни актера. Но велосипед я по-прежнему люблю. Хороший спорт… Вот.

Чучкин вытер вспотевший лоб и лысину носовым платком. Поднялся со стула и под аплодисменты и смех вернулся на место.

Жора, слушая Чучкина, от души хохотал. Напряжение последних часов схлынуло: лица ребят сияли, да и родителей будто подменили. Вон как покатываются со смеху Булочкины! Сидят рядышком.

Кости не видно рядом с ними, он где-то среди ребят. А грозный ревизор Чучкин! Буквоед и формалист (таким его считал Жора) оказался симпатичным дядькой, чем-то похожим на Евгения Леонова в роли, скажем, Винни-Пуха, как мягко, подвижно и выразительно его лицо! А Вадим, этот сухарь? Кто бы мог подумать!

Мысли Копытина прервал новый всплеск аплодисментов. Подхваченная праздничной атмосферой, на сцену поднималась нарядная Ольга Георгиевна, аккордеонистка и библиотекарь.

Жора уже ничему не удивлялся…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА, ИЛИ БЕГ В СОКОЛЬНИКАХ

Осталось позади беспокойное лето Жоры Копытина. Отзвенел ребячьими голосами пионерский лагерь.

Вот уже и листья с деревьев почти все облетели. Лишь на верхушках остались последние — светятся на нежарком солнышке.

Жора поправил на плече спортивную сумку, запрокинул голову. А небо-то сегодня какое синее — будто летом. Не скажешь, что середина октября.

Шагалось легко и весело. Копытин едва сдерживался, чтобы не побежать. Словно кто-то тянул его. Но время впереди еще было, и он даже приостановился у газетного киоска, чтобы купить газету «Футбол — хоккей».

Народу на платформе в метро было больше обычного. И если бы Жора не был уверен, что находится на своей родной станции «Преображенская», он принял бы ее за «Спортивную» перед большим футболом. Ах да, сегодня же матч в Лужниках! Финал Кубка. Жора ухмыльнулся — надо же забыть такое!

К поезду пришлось протискиваться. Какой-то лихач с лета махнул в вагон, двумя руками подтолкнув Жору в спину.

— Полегче! На пожар, что ли! — не оборачиваясь, бросил Жора.

— На футбол, старик!.. На футбол!

С трудом повернувшись, Жора увидел перед собой медно-красную, загорелую физиономию Васьки Спиридонова и обрадовался ему как предвестнику удачи.

Спиридонов был в отпуске. Лишь два дня назад вернулся из Сочи.

— Василий, ты?!

— Кто же еще? Вроде я, — Васька попытался, насколько позволяла теснота, осмотреть себя.

— Поджарился ты хорошо. Жаль, что тебе в Лужники, — поболтали бы. Я-то сейчас выхожу, в «Сокольниках».

— Кросс, что ли? — улыбнулся Васька. — Или копье?

— Какое там копье! Ну ладно, на работе договорим. Я уже приехал.

— И я.

— А сказал — в Лужники.

— Сказал — на футбол. Братишка мой за детскую команду «Метеор» выступает. У них тоже сегодня финал на приз «Пионерской правды». Так-то!

Жора хмыкнул.

— Ты что? — удивился Васька.

— Ничего. За разные команды будем с тобой болеть.

— И ты, значит, болельщиком стал. Пора, пора. Набегался уже небось.

Они поднялись из метро, пошли по широкой шумной аллее к парку.

— А ведь мы с тобой, Копытин, два месяца не виделись. Последний раз я приезжал к тебе в Рыбушки на спортивный праздник, помнишь?

— Еще бы!

— И ребятишки были в восторге, и родители. Всех загипнотизировал. — Васька полез в карман, вытащил пачку сигарет, протянул: — Закурим, что ли?

— Спасибо, не курю, — твердо сказал Жора.

— Да ну? — изумился Спиридонов. — Даешь! — Он закурил и нерешительно убрал пачку. — Силу воли, значит, воспитываешь? Или зазнался от успехов? От нас теперь, наверное, уйдешь, а?

— Пока не собираюсь. Но знаешь, Василий, думаю насчет института. Физкультурного или педагогического. Начал уж готовиться. На вечернее или заочное.

— Так, — мрачно сказал Спиридонов. — В педагоги, значит, подаетесь, товарищ Копытин. Скоро будете в белых перчатках ходить и нас замечать перестанете.

— Не городи ерунды, — рассмеялся Жора. — Но, между прочим, скажу тебе по секрету, я сегодня не просто болельщик.

— Судья, что ли?

— Нет, судья не имеет права болеть.

— Кто же ты тогда?

— Тренер, — Жора старался произнести это небрежно, чтобы не вызвать шуточек Спиридонова, но сам уловил в своем голосе нотки гордости.

— Кого тренируешь?

Тут уже Жору нельзя было удержать никакими силами.

— Помнишь моих ребят в лагере — Мамалыкина, Булочкина — рыжий такой, в веснушках, Ветку — длинный, с челкой?

— Не очень, — признался Васька.

— Ну как же! — Жора не представлял себе, что их можно не помнить. — Так вот, все они в моей команде. Сдружились. У них занятия в школе начались, но пацаны меня разыскали, пришли на работу, просят: «Тренируйте нас, Георгий Николаевич». Ну вот, тренирую.

— Молодец! Поздравляю, — Спиридонов серьезно взглянул на Жору, и тут же в глазах его забегали хитрые желтые точки. — А я тоже времени не терял — бегал трусцой на юге. От дома отдыха до рынка. Два кэмэ туда, два обратно. Так что держись теперь. — Он хлопнул Копытина по плечу: — Догоняй!