Человек в бандане. История онкологического пациента, рассказанная от первого лица - Александр Михайлович Беляев

снова будут долбить химией… Господи, я от этих-то пяти курсов не отошёл ещё до сих пор. Например, подушечки пальцев немеют. Есть такая побочка. И похоже, не пройдёт она никогда.

На следующий день всё-таки нервничаю. Результат обещали в среду. Я знаю, что КТ тормозится всегда, год назад его вообще неделю делали, сейчас побыстрее. Но вот среда – результата нет, и я тихо схожу с ума. Дёргаю врача: что-когда. Сообщу, говорит. Как только – так сразу. А я плаваю в неизвестности. Хожу и бормочу: лишь бы пронесло, лишь бы, только бы, а если… Давление, всё такое. Но как-то удаётся себя успокоить. Видимо, устал нервничать. Наконец в четверг с утра в WhatsApp сообщение химиотерапевта: нормальное КТ. И фотки описания. Пробегаюсь глазами: не обнаружено, не изменено… Уф! Пронесло на сей раз. Ещё три месяца спокойствия. Целых три. Благодарю.

Итак, сейчас лето 2020 года. Год как мне поставили диагноз рак. Два года, как начались мои мытарства с желудком. Восемь месяцев с операции по удалению желудка. Год должен пройти с операции, тогда есть шансы, что всё нормально и будет долгая ремиссия. Да, и я больше не человек в бандане, мне не надо ею голову прикрывать: волосы отросли. И сильно порыжели!

– Похож я на ирландца? – спрашиваю я свою девушку Катю.

– Есть немного, – соглашается она и с улыбкой шаловливого ангела добавляет: – Только еврей всё равно пробивается!

Охота к перемене мест

Жителей улиц близ Лужников можно узнать по одному слову, точнее, по тому, куда они ставят ударение в слове «каучук». Вот эти местные ставят ударение как профессиональные химики – на первый слог. Все остальные – на последний. Каучук. Тут так палят неместных. И нехимиков.

Я уже скоро сорок лет как живу на улице, где этот самый «Каучук». Несколько лет назад его снесли, строят жилой комплекс. Гигантский эклектичный зиккурат. Будет называться «Садовые кварталы». Какие сады, помилуйте, сады ещё вырастить надо, как растят население, местных, антропослой, локальную ноосферу, культурный слой… Да, рядом старинная усадьба Трубецких, где Пушкин бывал. Но зиккурат пока что изрыт котлованами. Прям Андрей Платонов какой-то!

Я живу на одной из этих улиц, улице Доватора. На ней же: моя школа, 61-я больница, хоспис. В школу я ходил все десять лет, теперь заглядываю на выборы. В 61-й больнице перелечились все мои родные и я тоже. Там же у меня нашли рак. В хосписе имени Миллионщиковой фонда «Вера» умерла моя мама. Честно говоря, район мой меня утомил. Я знаю каждый камень, и с каждым уголком здания и двориком что-то связано. «Долгая память хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу», – как пел Борис Борисович Гребенщиков, с которым мне, кстати, доводилось интервью делать. Я всё мечтаю съехать – сдать свою квартиру и снять однушку подальше. Пока не получается. Но такой вот план.

А с планами у нас, онкологических, плохо. Мы не знаем, что нас ждёт, как и когда. Боимся загадывать и так вообще отучаемся планировать и смотреть на перспективу.

Перед началом лечения моя девушка Катя нарисовала мне на белом листе: «Когда я поправлюсь, я…» и велела записывать планы. Планы у меня были экзотические. До болезни ещё какие-то идеи фикс, типа съездить на Фарерские острова. Ну вот мечта такая. Ещё в Гренландию хорошо бы. Да и в Исландию неплохо. Но записал именно Фареры как самое малореальное. Туда ведь, помимо прочего, отдельную визу надо получать в посольстве Дании, при действующей шенгенской визе, пофиг – там одного «шенгена» мало, хотя, говорят, на пароме из Копенгагена можно проскочить, не нарвавшись на проверку. А можно нарваться и стать невъездным в Евросоюз, наверное. В любом случае рисковать не хочется. Или вот ещё пунктик плана: поехать в Бельгию на курсы французского. Французский язык я знаю так себе, учил сам, говорю плохо… В Бельгии отдельно тоже, насколько я знаю, нечего делать, а вот совместить было бы любопытно. Ну и ещё всякое другое там, по мелочи. Конечно, на это нужны деньги.

Вот как раз в связи с этим в Списке Выздоравливающего написано про окончательную отделку квартиры, которую надо наконец сдать уже. Я в это уже не верю! Сил пока нет заниматься её приведением в порядок до арендабельного (есть такое слово?) уровня.

Да, при моём диагнозе надо планировать и думать о будущем. Иначе какой смысл во всём этом? Про мем «расскажи Господу о своих планах» я уже высказывался, повторяться не буду.

Онкопациенты на карантине

Немножко поподробнее по этой теме. Весной 2020 года в Москве и некоторых других регионах России объявили самоизоляцию. В связи с пандемией коронавируса. Карантин фактически. Особо рекомендовали прятаться и бояться контактов старикам после шестидесяти пяти и тем, у кого хронические заболевания. Онкологические пациенты как раз в группе риска – именно как люди с хроническими заболеваниями. А мэрия нам дала по 4000 рублей. Мне лично позвонили из собеса, пообещали, попросили реквизиты и фотки документов прислать, и через пару недель вот они бесплатные четыре тысячи. Как говорится, пустячок, а приятно. Но для кого-то, кстати, совсем не пустячок. А я, будем считать, потратил деньги эти на лечение: брал такси до больницы. Потому что у меня иммунотерапия там прервалась, а потом я, волнуясь за то, что всё лечение и восстановление пойдёт не так, написал Е. О. в WhatsApp, дескать, когда продолжить-то сможем? Она ответила, что если Вы готовы – то вперёд, она всё организует. Даже такси за счёт спонсора можно. Не надо, говорю, главное – лечите!

Признаюсь, мне странно было читать посты про тяготы самоизоляции – я в ней к финалу карантина пребывал уже месяцев девять, с тех пор как началась моя химиотерапия. Хотя я понимаю людей, которые вдруг резко оказались в непривычной ситуации. Ситуации несвободы, будем называть вещи своими именами. И естественно, что они ведут себя неестественно: стараются выглядеть/звучать нарочитыми бодрячками или, наоборот, сваливаются в реальную депрессию. Или как вдруг записные интроверты воют волком из-за отсутствия общения. А те, кто оберегал личное пространство чуть ли не с мечом и ацетиленовой горелкой в руке, вдруг оказались кинестетиками. Прям экзистенциализм какой-то: кто я на самом деле в экстремальных условиях. Что именно я считаю экстремальными условиями – тоже кое-что обо мне сообщает.

Да, так вот про мою оборону, то есть самоизоляцию. Первый курс химиотерапии мне начали в конце августа 2019 года, и уже тогда врач запретила мне ходить на тусовки. Избегать большого скопления народа, так это формулируется на медицинском языке. Я сам боюсь: иммунитет ослаблен, прививки никакие не делал, ну куда в таком состоянии соваться. Тут даже сквозняков бояться будешь. А потом, после операции, совсем никак уж