Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Юлия Славачевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уловив в голосе нежелательные для меня нотки, я подняла шляпу и покосилась на парнишку. В зеленоватых глазах плескалось прямо-таки неземное обожание и, что меня больше всего добило, – наивная детская влюбленность.
– Максим! – строго сказала я, мысленно шлепая себя по затылку за то, что раньше этого не увидела и не предотвратила. – Напоминаю, я тебе в матери гожусь! У меня седина! Вот! – Ткнула наугад в свою шевелюру.
– Тебя это не портит, – заявил паренек и уселся рядом с моим шезлонгом. – И потом, ты же не моя мама.
– Это непринципиально, – отмазалась я, прикрываясь полотенцем, чтобы пресечь слишком красноречивое изучение моего тела. – Максим, география как наука не входит в развлечения недельного лагеря. Потому, будь добр, свали купаться и оставь меня греть старые кости на солнце.
– Я уйду, – поднялся подросток, – но это ничего не изменит. Я тебя все равно люблю.
– О боже! – подскочила я, как будто меня точно клюнула стрела Амура в зад. – Это тебе так кажется!
– Это тебе кажется, что кажется, – мудро заметил Максим. – А я точно знаю.
– А знает ли это Диего? – попыталась я схитрить.
Ну мучила меня совесть. Прямо грызла, паскуда, изнутри. У паренька вся жизнь впереди. Зачем ему эта глупая влюбленность? А если, не дай бог, еще и комплексы какие-то появятся? Мало ему папы-урода?
– А что Диего? – не понял мальчишка, присаживаясь передо мной на корточки.
– Я думаю, ты его этим обидишь и он будет ревновать, – зашла я с другого бока. Ну нет у меня таланта детского психолога!
– Почему?
Хм, действительно, почему?
– Потому что он меня тоже любит, – припечатала я, мысленно прося прощения у невинно оклеветанного Диего.
– А ты его? – начал выяснять подробности Максим. Дотошный какой. – Ты его любишь?
– Конечно! – не моргнула я глазом. – Обожаю! Горячо и пламенно!
– Непохоже, – засомневался Максим. – Вы за эти дни ни разу друг к другу даже не прикоснулись.
– Мы поссорились, – выкрутилась я. – Временно. На три дня. Сегодня мириться будем.
– Угу, – кивнул настырный влюбленный. – Попробуй. Только чтобы по-настоящему, а не для отмазки…
Мама! Роди меня обратно! Какая нынче продвинутая молодежь.
– Я постараюсь, – истово закивала я. – Как только появится, так сразу и пойду мириться. – В душе надеясь, что Диего от рынка не оторвется до завтрашнего вечера.
В этот момент в бассейн влетело болидом смуглокожее мускулистое тело с криком:
– Как здорово дома!
– Что ж тебе на рынке не сиделось!!! – прошипела я сквозь зубы и сделала вид, что крепко сплю.
– Иди, – тронул меня за руку Максим. Напомнил: – Диего уже здесь. Чего тянуть-то?
Я бы ему рассказала, что конкретно можно тянуть… от резины до… Впрочем, дальнейшее не для детских ушей.
– Иду, – восстала я из кресла Жанной д’Арк. Слукавила: – Я его просто не заметила.
– Да-да, – закивал лохматой шевелюрой мальчишка, рассматривая пловца. – Его трудно заметить.
– Поговори мне! – нахмурилась я. – И вообще, нечего тебе здесь отираться. Сейчас будет кино для взрослых!
– Программа «Время»? – наивно округлил глаза Максим. – С перерывом на рекламу?
– Реклама, – поправила я. – С перерывом на время отдыха. Марш к себе!
– Помиритесь – уйду, – согласилась эта пиявка.
Кровосос малолетний. Вампир недоделанный. Прикормила мелкозавра на свою голову!
– За что мне такое наказание? – бурчала я, шлепая к бассейну. – Что значит в его понимании «по-настоящему»? Вдруг у него завышенные запросы?
Подошла к бортику, мысленно перекрестилась и нырнула. Диего увидел мой прыжок и поплыл в другую сторону.
Это я за ним гоняться должна? М-дя-а, ситуевина. Я за мужчиной – тот бежать, и вприпрыжку под кровать!
– Диего, – позвала я испанца, – нам нужно поговорить. – И состроила ему глазки.
– О чем? – изумился телохранитель, на всякий случай отплывая от меня подальше.
Не поняла. Я что, кусаюсь?
– О нас, – выродила я сквозь зубы, прикусив язык.
– А что о нас? – не понял Диего, оглядываясь по сторонам. – Что с нами?
– Нам, – сказала я с нажимом, подплывая к нему. – Необходимо… Я бы сказала, ПРОСТО ОЧЕНЬ НЕОБХОДИМО возобновить наши отношения. – И кинула на него взгляд голодной акулы.
Диего так растерялся, что ушел под воду.
– Ну нет! – рявкнула я, окончательно расстроенная. – Так просто ты от меня не избавишься! – И нырнула за ним.
Потом он меня спас. Два раза. Второй раз, потому что мне понравилось быть спасаемой.
Я бы, наверное, и третий раз потонула, но Диего прижал меня к бортику и удивленно поинтересовался:
– Ты что, пока нас не было, головой где-то стукнулась? Сильно.
– Как-то так, – хмыкнула я и, пользуясь моментом, повисла на нем, обхватив за талию ногами и впившись в губы.
Надеюсь только на одно, чтобы он не заорал «Вампир!» или «Насилуют!». И то и другое серьезно подмочат… а я уже и так мокрая… испортят мою репута…
– Ты сводишь меня с ума, Мария, – произнес Диего особенным горловым тоном, в котором плескалась нежность. В его низком голосе звучали буря, взрыв, целый ураган эмоций.
– Я… – Реплика закончилась, даже не начавшись. Как же здорово он целуется!..
Я забыла про мелкого тирана, приличия и домовушку. Лёну, Вольдемара и задание. Даже причины, по которым отказывала Диего не один год. Потому что в тот момент были он и я. И никого больше.
Все остальное куда-то исчезло, растворилось, пропало. Растворилось в космической дали. Даже под угрозой пыток и расстрела я не смогла бы выпутать свои руки из его волос, перестать ласкать его гладкое литое тело, целовать слегка колючую челюсть, суровый изгиб рта.
Как человека, проведшего без воды день в пустыне, невозможно оторвать от прохладного чистого источника, так меня немыслимо было разлучить с Диего. Это словно… малая смерть. Я умирала в его объятиях каждое мгновение, каждую секунду – и как же сладко это было!
Диего поставил меня на ноги, вытащил из бассейна и уволок к себе, а я еле переставляла ноги, одурманенная его поцелуями, опьяненная его реакцией на нашу близость.
А Диего… всегда спокойный, хладнокровный и невозмутимый Диего словно двинулся рассудком. Он ласкал меня словами так, как никто и никогда не ласкал меня всем телом. Хриплым волнующим шепотом он завлек меня в свою комнату, как сирена мореплавателя. Подкреплял свои крышесносительные слова обалденными поцелуями, будто учитель хорошими оценками выученный урок, а птица свободу – песнями.
Как говорят англичане – to fall in love? Да! Я действительно упала в любовь. Упала, как в пропасть, как в бездну, откуда потом не выбраться. Упала со всем отчаянием неизбежной грядущей смерти и холодом в груди от свиста воздуха, разрывающего легкие. Упала, чтобы не подняться.
И мне было сладко, безумно сладко в момент падения.
Наконец он остановился перед своей кроватью и выпустил меня из рук, отстраняясь и давая возможность передумать. МНЕ? ПЕРЕДУМАТЬ?! После такой встречи?!!
Да скорее я пойду в гости к Рамону или поменяю стихию! НИ! ЗА! ЧТО!
Привычная боль, страх потерять затаились внутри замороженным гадючьим клубком. Даже моя компания огненных монстриков и записных убийц затихарилась, словно сгинула. Потому что здесь и сейчас были только ОН и Я. МЫ.
Видимо, Диего поймал что-то такое в моих глазах, потому что больше безмолвно не спрашивал, он рвал на клочки мой купальник и доминировал – страстью с привкусом нежности, напором с толикой отчаяния.
Он не шептал мне на ухо: «Не отпущу», – он молчал. Но я понимала, видела по его лицу ясно – не отпустит! Как и я его! Он мой, мой навсегда. Пока я жива – мой!
А Диего трясущимися руками с глухим рычанием свирепо дорывал кусочки трикотажной тряпки, словно они его самые лютые враги.
Когда дорвал, он смял меня, прижимая к себе, опрокидывая на себя. Против обыкновения, против всей своей сущности позволяя доминировать в дальнейшем уже мне.
Я с радостью воспользовалась дарованной инициативой, кусая, лаская, облизывая любимого. Боже мой, я так давно этого ждала! Кажется, всю жизнь! Он лежал, вздрагивая и прерывисто дыша, и тянулся ко мне пальцами и ртом, успевая раздаривать мелкие жгучие поцелуи.
Мы с ним были одним обнаженным комком нервов, одной сплошной жаждой, не утолить которую – значит умереть. Это сумбурное сплетение тел, сумасшествие довело меня до того, на что я, слишком мало видевшая мужчин и ласки в своей постели, слишком давно, – никогда в жизни бы не осмелилась.
Наше слияние – это был гимн обладания друг другом. Мы метили друг друга, ставили клеймо губами, зубами и языком. Мы хотели как-то запечатлеть обоюдную принадлежность. В этом было что-то низкое и животное, в этом было что-то безумное с привкусом отчаяния. Ваниль и шоколад, кофе с запахом корицы – вот что это такое.