Нет дыма без огня - Сандра Браун

— Таннер, ты хочешь, чтобы я это сделала?

— О Боже, — застонал он и принялся торопливо расстегивать молнию.

Он засунул ее руку в свои трусы, и неожиданно она ощутила в руке пульсирующую молодую плоть.

Таннер что-то невнятно бормотал, а она робко исследовала непривычные формы. Теоретически Хэвер знала, как этот устрашающий орган должен соединиться с ее телом, но практически ей это казалось недостижимым. И все-таки мысль о такой близости ее возбуждала. В воображении возникала череда эротических картин, усиленная воспоминаниями о некоторых недавно виденных любовных сценах в голливудских фильмах, которые Дарси запрещала ей смотреть.

Но тут он все испортил.

— Господи! — воскликнула она. — Что это… Таннер! Какая гадость!

— Ну, извини, извини меня, — тяжело дышал он. — Я не мог сдержаться. Хэвер…

Девушка вскочила на ноги и бегом бросилась к озеру, по пути застегивая лифчик и блузку. На покрытом галькой пляже она встала на колени и принялась болтать рукой в воде. Она чувствовала отвращение, не столько вызванное веществом, испачкавшим ей руку, сколько самим процессом пустых поцелуев и объятий. Так по-детски, так вульгарно, так неромантично. Ничего подобного красивым любовным сценам в кино.

Хэвер двинулась по берегу, пока не дошла до рыболовного причала, а потом до самого конца пирса; она села на дощатый пол и стала смотреть на воду. Через несколько минут к ней присоединился Таннер. Он сел рядом.

Некоторое время он молчал. Когда же наконец заговорил, его голос прерывался от волнения:

— Прости меня, пожалуйста. Это не нарочно. Ты никому не скажешь?

Хэвер поняла, что он чувствует себя униженным, и пожалела о своей резкости, поскольку тоже была виновата. Она погладила его по волосам.

— Не переживай, Таннер. Просто я этого не ожидала и сказала лишнее.

— Нет, ты права. Действительно противно.

— Не преувеличивай. Не надо. Давай забудем об этом. Конечно, я никому не скажу. Ты плохо обо мне думаешь. Забудь и все.

— Не могу, Хэвер. Не могу, потому что… — Он замялся, словно собираясь с силами, потом выпалил:

— Потому что, если бы мы с тобой с самого начала делали все, как положено, этого бы не случилось.

Хэвер снова перевела взгляд на лунную дорожку. Он никогда не признавался, что хочет довести все до конца. Таннер хотел, она это знала. Но одно дело знать, а другое слышать от него самого. Слышать куда страшнее, потому что ей придется принимать решение.

— Прошу тебя, не сердись, — продолжал он. — Выслушай меня, пожалуйста. Я люблю тебя, Хэвер. Ты самая красивая, самая добрая, самая умная девушка из всех. Я хочу, ты можешь это понять, знать о тебе все-все. Хочу знать, как все у тебя внутри, — добавил он тихо.

Его слова приятно поразили ее. Она почувствовала ответное волнение в тайных уголках своего тела.

— Это сенсуальный разговор, Таннер.

— Я не собираюсь морочить тебе голову. Я серьезно.

— Я тебе верю.

— Оглянись вокруг. — Он показал рукой на стоящие вдали автомобили. — Все этим занимаются.

— Я знаю.

— Так вот, как ты думаешь… Я хочу сказать, а ты сама хочешь?

Хэвер посмотрела в его вопрошающие глаза. Хочет ли она? Возможно, хочет. Но не из страстной любви к нему. Она не могла себе представить, что проведет всю свою жизнь с сыном бакалейщика Танкером Хоскинсом; что у них будут дети и внуки; что они вместе состарятся. Но он очень симпатичный, и он ее обожает.

С некоторым колебанием она сказала «да».

Ободренный, юноша придвинулся ближе.

— И тебе нечего бояться спида, потому что мы друг друга хорошо знаем. И я обязательно позабочусь, чтобы ты не забеременела.

Его откровенность тронула Хэвер, она взяла его руку в обе свои и крепко сжала.

— Это меня не беспокоит. Я знаю, ты будешь осторожным.

— Так что же нам мешает? Твои родители?

Ее улыбка погасла.

— Папа, наверное, застрелил бы тебя на месте, если бы услыхал наши разговоры. А мама… — Она вздохнула. — Она считает, что мы уже этим занимаемся.

Именно в этом крылась причина колебаний Хэвер. Ее мать. Хэвер не желала оправдать невысокое мнение о ней Дарси.

Отношения с отцом складывались куда проще. Вся его жизнь заключалась в ней, Хэвер. Она — его гордость и радость, его единственная маленькая дочурка. Он, не задумываясь, отдал бы за нее свою жизнь. Хэвер верила, что он будет ее любить, несмотря ни на что.

Отношения с матерью не были столь определенными из-за ее вспыльчивости и непредсказуемости. Ее нелегко было любить, не то что невозмутимого" и надежного отца. Если Фергус был постоянен, как восход и заход солнца, то Дарси изменчива, как погода.

Хэвер с раннего детства помнила о том, как Дарси одевала ее в нарядное платье и отправлялась с ней в центр города. Там она гуляла с дочерью по Техас-стрит, заходила с ней в магазины, останавливалась поболтать со знакомыми, и все для того, чтобы привлечь к Хэвер всеобщее внимание. Дарси любила ею хвалиться.

Но стоило им возвратиться домой, как нежные материнские чувства куда-то исчезали. Дарси больше не осыпала ее знаками внимания, как делала на глазах публики, а тут же начинала подготовку к следующему подобному выходу.

«Побольше играй гаммы, Хэвер. Иначе не видать тебе премии на конкурсе».

«Не горбись, Хэвер. Люди подумают, что у тебя нет гордости, если ты позволяешь себе сутулиться».

«Прекрати грызть ногти, Хэвер. Посмотри, в каком ужасном состоянии у тебя руки, к тому те это отвратительная привычна».

«Вымой лицо еще раз, Хэвер. При жирной ноте могут появиться угри».

«Отработай прыжки, Хэвер. Будешь лениться, тебя не переизберут лидером группы поддержки на следующий год».

И хотя Дарси утверждала, что старается во имя того, чтобы дочь стала первой во всем, Хэвер подозревала, что мать больше печется о собственном благе, чем о благе дочери. Она также подозревала, что в основе материнской любви Дарси лежит глубоко затаенное чувство зависти, переходящее в откровенную ревность. Хэвер не могла этого понять. Матери не должны ревновать своих дочерей. Что она сделала и в чем ее вина, если она вызвала такое противоестественное чувство?

По мере того как Хэвер взрослела, их ссоры становились все более частыми и ожесточенными. Дарси вообразила, что у Хэвер уже есть любовные связи. Поэтому она постоянно делала ей скрытые намеки и язвительные замечания.

«Как это нелепо», — с усмешкой подумала Хэвер.

Ее мать — вот кто пренебрегал правилами приличий и нарушал супружескую верность. Всем в городе известна была ее репутация, даже школьникам, хотя никто не смел заикнуться об этом Хэвер, потому что они боялись. Хэвер была слишком популярна.