Закатное солнце почти не слепило (СИ) - Артем Губкин

— Более таинственно, — согласился Сергей, — мы и свою половину лагеря толком не видели, а здесь — вообще терра инкогнито. Чего угодно можно ожидать!

— Не пугай меня! — Взмолился толстяк. — Мне на сегодня приключений хватило.

— Я и не пугаю! Только думаю, нам надо меньше болтать, а больше слушать и смотреть по сторонам.

— Хорошо. Если сейчас, кто-нибудь выглянет из-за кустов со словами: «Здравствуйте, мальчики!», клянусь, я буду бежать без оглядки до самого дома.

— Да заткнись же ты! — После того, как вспомнили о недавнем происшествии, ему тоже стало не по себе, тем сильнее хотелось превратиться в слух и зрение.

— Когда я говорю, мне не так страшно, — жалобно проскулил Пашка.

— Лучше пусть нам будет страшно, чем больно! — Сказал Сергей и удивился своим словам, на Пашку же они произвели и вовсе угнетающее действие. Тот замолчал, втянул голову и стал каждую секунду оборачиваться.

Несмотря на то, что основные аллеи лагеря в Западной половине примерно повторяли таковые в Восточной, без помощи стендов с планами мальчишки бы заблудились. Они тихо шли от одного пятна света к другому, у некоторых корпусов останавливались перед большими схемами и пытались запомнить дорогу.

— Блин, и почему я оставил телефон в номере? — Возмутился Пашка. — Сейчас бы сфотографировали и пошли себе спокойно по этой карте.

— Тренируй мозги! — Усмехнулся Сергей. — Мы все оставили смарты — мёртвый груз они в этом прибабаханом лагере.

— Но фотик, можно было взять? Ладно мой, он полтора килограмма весит, но твой бы мне в карман поместился.

— В твой карман много бы чего поместилось. Но вот выжил бы он после той схватки с зубастым маньяком?

— Да, — согласился Пашка, — наверняка бы разбили!

— По этой аллее до лестницы, вверх до столовой, а потом немного назад и чуть-чуть вверх. — Сергей говорил и одновременно водил пальцем по воздуху, записывая последнюю часть пути в воображении. — Пошли!

Всего две минуты спустя друзья стояли на крыльце корпуса ДПО-1 — западного близнеца их ДПО-21, и смотрели на тёмные окна, светился только холл на первом этаже и пролёты лестниц с торца — характерная картина для всех жилых корпусов лагеря в поздние часы «карнавала».

— Никого нет, — Пашка недоуменно почесал макушку. — Мы зря дискотеку пропустили?

— А куда же они тогда делись? — Сергей тоже выглядел растерянным. — Что будем делать?

Пашка пожал плечами, покрутился на одном месте, а потом просиял:

— Не вешать нос! Мы с тобой тупицы! Готов поспорить, что они все сидят в «зале для плохой погоды». Карантин-то — враньё, ты Серёга это сам сказал, а значит, у них что-то случилось. Может, как у нас, вот и держатся вместе. Зайдём с другой стороны и увидим на пятом этаже три окошка со светом! — Толстяк почти танцевал от нетерпения и собственной догадливости.

Мальчишки пошли за угол, не сговариваясь они крались, ступая с носка на пятку — по возможности очень тихо, хоть Пашка и сопел как паровоз. Подпорная стена из дикого камня, почти спрятанная зарослями винограда, стремительно набрала высоту и сзади она, достигая по уровню высоты балконов третьего этажа, образовывала тёмный вытянутый двор-колодец. Друзья оказались в темноте, слабо разгоняемой светом из трёх окон на пятом этаже.

— Видишь! — Воскликнул Пашка и друзья пошли обратно.

На крыльце Сергей остановился и, взявшись за ручку стеклянной входной двери, спросил:

— Что, так и ворвёмся?

— Да, на конях! — Съёрничал Пашка.

— Понятно, будем и дальше красться, как мыши.

Друзья прошли через молчаливый холл, отрицательно глянули на лифты, и направились в сторону лестниц. Быть бесшумными получилось только до третьего этажа, Пашка, а за ним и Сергей, стал тяжело топать, не в силах сдерживать громкое дыхание. На пролёте перед пятым этажом они остановились.

— Минутку, чтобы перевести дух! — Прошептал толстяк, хватая ртом воздух.

— А то и две, — Сергей был полностью согласен, — не охота вваливаться стадом потных слонов.

Ребята повернулись к прозрачным стенам лестницы, на них посмотрели призрачные отражения, за которыми была темнота с россыпью огоньков. Пашка прижался к стеклу носом, руки поставил по сторонам лица, сделав защиту от света, как маска у подводника, и принялся наклонять голову вправо и влево. Сергей встал рядом, что-либо ясно рассмотреть за стеклом не получалось из-за отражений, а потому он тоже прилип к стеклу «водолазом».

Друзья висели в темноте на большой высоте, под ними вниз по склону сбегал фонарями аллей и редкими освещенными окнами корпусов лагерь. Море было чёрным полотном с несколькими сигнальными огнями кораблей, выше которого небо угадывалось по звёздам.

Дыхания Пашки и Сергея успокоились, сердца перестали громко колотиться, но мальчишки были не в силах оторваться от созерцания, погрузившись в приятное оцепенение. Они видели, как звёзды тускнеют, гаснут одна за одной и вскоре на небе осталась лишь жалкая горсть светлячков, странно жмущихся друг к другу в образовавшейся непроглядной черноте. И тут на горизонте стал разгораться бардовый уголёк, приковавший к себе внимание недобрым оттенком и зловещим мерцанием. Что это? Минута тянулась за минутой, и багрянец становился всё ярче, уже отбрасывая бледно красноватую дорожку по неспокойной поверхности моря. Стремительно вставала грозная в этом малозвёздном космическом небе красная луна — маленький, злой, но страстно яркий шарик.

Сергей чувствовал, что внутри у него всё холодеет, он хотел спросить своего друга, видит ли он то же самое, но услышал потрясённый шёпот Пашки: «Что это?». Он хотел выдавить из себя какой-нибудь ответ, но его охватило нарастающее чувство падения, словно они и в самом деле зависли в сотнях метров над бескрайним морем (а может быть океаном?) и мчатся стремительно к воде, только не вниз, а к вперёд, туда, где купается встающее багровое светило. Внутри мальчишек одновременно что-то закричало, то, что не имея, собственной личности, тем не менее, до смерти испугалось быть потерянным: какая-то часть души, наверное, именно та, что не даёт спокойно жить агарофобам. И крик этот, поднявшись изнутри, из глубины, был непрерывным и всё нарастал, грозя заполнить пространство и безвозвратно слиться с одноглазой ночью…

Сергея сильно трясли, послышались шлепки, а затем, сквозь призрачный ужас ночи с багровой луной, к сознанию, словно через густой кисель, пробралась горячая боль — его ещё и по щекам били. Глаза были открыты, чёрное небо в них рассеивалось, медленно уступая место светлому и прекрасному образу. Удивительно красивая женщина с бледным испуганным лицом склонилась над ним, пытаясь поймать мечущийся взгляд, а затем, вероятно неудовлетворённая увиденным, занесла розовую ладонь для очередного удара.

— Не надо! — Сергей инстинктивно закрылся руками.

Строгое лицо женщины в