История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием. Часть I - Дмитрий Леонидович Чайка

* * *

— Не делай этого, прошу! — она хватала его за руки и вглядывалась в его глаза. — Не ходи в этот поход, мой лев. Мы же погибнем все.

— Я договорюсь с Гунтрамном, он меня поддержит, — упрямо повторял Хильперик раз за разом.

— Да что ты такое несешь? — взорвалась однажды Фредегонда. — Проснись же, проклятый дурак! Он ведь тебя уже предал! Забыл? Так, предаст еще раз!

— Кого ты назвала дураком? — лицо короля потемнело. — Забылась, ничтожная тварь?

Он начал ее избивать, а она лежала на полу и лишь пыталась закрыть руками большой живот. Вскоре он устал и присел, унимая дрожь в руках.

— Убей! — сказала она, смело глядя ему в лицо заплывшими глазами. — Ну, убей! Тебе же не привыкать! Меня убей, но пожалей наших детей, глупец! И то дитя, что сейчас во мне, тоже пожалей!

— Я сделаю так, как решил, — отчеканил король. — Не нравится, иди в монастырь. Но не думай, баба, что можешь мне указывать. Поняла?

— Поняла. Ни в какой монастырь я не пойду, не дождешься. Я уезжаю в Турне и начинаю укреплять город. А ты иди к дьяволу, или к брату своему богомольному. Приползешь еще.

И она гордо ушла в свои покои, если можно было сохранить гордость с лицом, опухшим от побоев. Ей это удалось, и она упала на свое ложе, разрыдавшись в голос.

Вскоре она позвала служанку, которая тряслась в соседней комнате, как осиновый лист. Бедняжка боялась попасть под горячую руку госпоже.

— Да, королева, — прибежала она, шлепая босыми пятками по скрипучему дощатому полу. По ногам дуло, но девка была привычная. Все же лучше, чем в поле репу из земли тягать. А тут и кормят куда лучше.

— Хуппу позови, — бросила Фредегонда, которая уже пришла в себя.

Хуппа был ее доверенным человеком, поднятым из грязи. Он был умен, хитер, немногословен и абсолютно безжалостен. Самое главное — он был ее собственным человеком. Она могла приказать убить его в любой момент, и никто бы даже не подумал ей слово поперек сказать. Никто не знал, из каких он был земель, а он и не рассказывал. Поговаривали, чуть ли не рабом был, когда госпожа его заприметила. И даже имени его полного никто не знал. Откликался на кличку, как собака.

— Госпожа, — сухой, перевитый жилами мужчина невысокого роста склонился перед ней. Лишних вопросов он не задавал. Королева сама скажет то, что ему нужно знать.

— Лицо мое видишь? — спросила королева. Вопрос не требовал ответа, и Хуппа молчал. — Это значит, что у меня ничего не получилось, и отсюда придется рано или поздно уходить. Подготовь старый дворец в Турне, я с детьми уеду туда. Осмотри стены и башни, графу скажешь, чтобы бросал все дела и крепил их. И продовольствия побольше пусть завозит. Осада будет.

— Все сделаю, госпожа. А если он про деньги спросит?

— Деньги получит от меня, — ответила королева. — И еще. Подбери из наемников два-три надежных человека.

— Что за люди госпожа, и что сделать должны?

— Что за люди? — задумалась Фредегонда. — Чтобы деньги любили больше жизни, и не боялись ни бога, ни черта. Чтобы за кошель с золотом самого епископа Рима зарезать готовы были.

— Большой кошель, госпожа? — деловито осведомился Хуппа.

— Огромный, — веско ответила ему королева.

— Саксов возьму, — ответил Хуппа. — Они язычники, они за деньги хоть всех епископов на свете перережут. Им на них плевать.

* * *

— Дорогой брат! — слащаво улыбался Гунтрамн, проводя Хильперика к богатому столу. Старая римская вилла с толстыми стенами и черепичной крышей стояла тут уже пару сотен лет. Король охотился в этих местах, а потому бывал здесь довольно часто. Да и должность королевская подразумевала постоянные переезды. Зачастую государь в Шалоне и двух месяцев в году не проводил, находясь все время в дороге. Такова была его участь. То суд, то склоки духовенства, то жалобы горожан. Каждый король проводил в пути чуть ли не полжизни, иного способа управлять государством тогда не знали.

Управляющий виллой не только слал оброк в столицу, но и содержал дом в постоянной готовности к визиту высокого гостя. Вот и сейчас стол был накрыт в мгновение ока, а незаметные слуги подливали вино в кубки.

— Как твоя семья, брат? — спросил Хильперик. — Как сыновья?

— Слава Богу! — Гунтрамн перекрестился. — Я в честь рождения каждого из них по монастырю построил. Пусть господь будет милостив к ним.

— Аминь! — с серьезным лицом ответил Хильперик, который имел ум весьма практического свойства. Религия занимала его очень мало, и увлечения своего брата он не разделял.

— Я слышал, что вы не стали биться с Сигибертом, — сказал Гунтрамн, который крошил зубами жареную перепелку, целое блюдо которых стояло перед ним на столе. — Это отрадно. Может, наконец, закончится эта бесконечная грызня.

— Все так брат, — кивнул Хильперик, который не отставал от него, выплевывая мелкие птичьи кости на стол прямо перед собой. — Но это не все. Мы поклялись друг другу Иисусом Христом и блаженным святителем Мартином Турским. Я должен был отдать ему без боя южные города, а он за это обещал не разорять мои земли.

— Я слышал, что он свою клятву не выполнил вроде бы, — сказал Гунтрамн, шумно прихлебывая из кубка.

— Вроде бы? — злобно сказал Хильперик. — Да он разорил весь восток страны. Чуть Париж не спалил, гад. Привел саксов и баваров, а эти животные все монастыри у города сожгли. А монахов убили, — добавил он.

— Спаси и сохрани, — испуганно перекрестился Гунтрамн. — Грех то, какой! Господь покарает его за это.

— Ты так и будешь в стороне отсиживаться? — задал, наконец, главный вопрос Хильперик. — Или ждешь, когда к тебе тоже брат Сигиберт со своими дикарями заявится?

— Бог не оставит меня, — хмуро сказал Гунтрамн, — он берег меня все эти годы.

— Ага, ну надейся, — насмешливо сказал Хильперик. — Так с кем ты брат? Если с ним, то скажи, я пойму. Только он сначала меня и моих детей под нож пустит, а потом тебя, и твоих детей. Эта стерва испанская не угомонится, ты же знаешь ее.

— Знаю! — тоскливо ответил Гунтрамн. — Та еще гадина. С тобой я, брат!

— Тогда клянись всеми святыми, что знаешь! А то тебе после прошлого раза веры нет.

* * *

Месяцем позже

Двумя широкими крыльями обняла несчастную Галлию черная птица войны. Король Хильперик громил окрестности Реймса, а старший принц Теодеберт пошел в уже знакомую ему Аквитанию. Снова в той истерзанной земле запылали едва отстроенные лачуги. Снова