Небесный суд - Стивен Хант

— Не путай наши сегодняшние вынужденные обстоятельства со славным прошлым, дружище, — парировал граф. — Здесь, в Шакалии, мы эмигранты, изгнанники, вынужденные жить в стране лавочников. Войну мы здесь не ведем. Мы занимаемся коммерцией.

Крабианец убрал бутылку бренди в шкаф и запер стеклянную дверь. Обернувшись, он увидел, что старый аристократ уснул в кресле. Кауард накрыл его ноги пледом.

— Лично я предпочел бы войну, — прошептал он и вышел из комнаты.

Глава 11

Прошла целая неделя с тех пор, как Оливер и пройдоха Гарри Стейв сменили уют яхты на сырость и холод продуваемых всеми ветрами папоротниковых лесов и торфяников, протянувшихся через весь Энджелсет от Юхеда до окраин Шэдоуклока. Чтобы избежать анализаторов крови и полицейских кордонов, они держались в стороне от королевских дорог и застав, предпочитая двигаться по глуши и бездорожью.

Обработанной земли им встречалось на удивление мало. Граница с Квотершифтом проходила рядом, всего в нескольких милях к востоку. Присутствия проклятой стены, а также постоянного зловещего свиста, возникшего в результате магического искусства уорлдсингеров, густо напитавшего воздух, было достаточно, чтобы опустошить любую деревню, которую не разорили во время Двухлетней войны. Иногда Оливеру казалось, что теперь он настоящий изгой. Они с Гарри избегали человеческого общества и, едва заметив далекую тень патрульного аэростата, старались при возможности побыстрее нырнуть в какое-нибудь неприметное место, будь то лес, подлесок или овраг. Даже летом вересковые пустоши, по которым пролегал их путь, были унылыми и безлюдными. Ночами здесь холодно, а днем путникам лишь изредка попадалась одичавшая лошадь или вольный странник небес ястреб.

Когда они находили ручей, то пополняли запас пресной воды. Гарри кипятил ее и варил похлебку из солонины, которую положила в их дорожные сумки демсон Лоуд. Она также дала им в дорогу полную джина глиняную бутыль с серебряной пробкой в виде бычьей головы. Следовало отметить, что огненная вода немного помогала им согреться, прежде чем они засыпали в палатке, которую днем тащил в своей сумке Оливер.

Юноша также захватил с собой газету со статьей о жутких убийствах в Хандред-Локс. Когда Гарри отходил в сторону и занимался своими делами, он разворачивал газету, чтобы в очередной раз изучить следы своей прошлой жизни, запечатленные в газетных строчках. С трудом верилось, что монотонная работа по дому и незримые оковы принудительной регистрации относились к нему, а не к кому-то другому.

Палатка, которую тащил Оливер, представляла собой необычного вида изделие — нечто вроде огромного лоскутного одеяла из кусков зеленой, коричневой и черной материи. Гарри объяснил, что пестрый узор разработан при помощи транзакционного устройства специально для того, чтобы издали палатка производила впечатление нерукотворного предмета, полностью сливалась с окружающей местностью. При близком ее рассмотрении Оливер чувствовал, как у него начинает болеть голова. Как-то раз, когда они подошли к развалинам заброшенной деревушки, к которой почти вплотную придвинулся лес, юноша предложил заночевать под крышей одного еще довольно прочного на вид дома.

Гарри отрицательно покачал головой.

— Люди не просто так покинули это место, Оливер. К концу Двухлетней войны Содружество Общей Доли растеряло боевой дух. Вторжению был дан отпор, крупные города после бомбардировки королевскими аэростатами лежали в руинах. Атаки частей народной армии кончились неудачей. Восстание карлистов в Шакалии было подавлено. И тогда Квотершифт развязал войну с применением магических средств. Уорлдсингеры наводили чары на снаряды, начиненные спорами чумы и частичками вырвавшейся на поверхность земли. Они также задействовали свое тайное оружие. Длинного Тима.

— А кто такой этот Длинный Тим?

— Так звали изобретателя. Тим Престлон, мехомант, создатель длинноствольной паровой пушки. Одна такая махина выставлена возле казарм приграничного кавалерийского полка. Длина ее ствола равна высоте миддлстилского счетного дома. Во время военных действий Содружество вело обстрел Энджелсета из самого Перлеса.

— Война закончилась за восемь лет до моего рождения, Гарри, — заметил Оливер. — Вряд ли эти развалины представляют собой опасность.

— В планы Содружества не входило играть в детские игры, Оливер. Они заряжали снаряды не шрапнелью и не соком самострельных деревьев, а дьявольским зельем, сваренным уорлдсингерами. От него люди заболевали самыми разными болезнями, которые косили их, как эпидемия чумы. Ну а земляные частицы вызывали превращения — такие же, как при воздействии гиблого тумана, но при этом у тех, кто стал их жертвой, не оставалось ни малейшей надежды на выздоровление. Для того чтобы нейтрализовать действие заразы, ордену потребовались долгие месяцы, но за это время десятки тысяч жителей графства умерли в жутких мучениях. Какая-то ее часть могла сохраниться в этих развалинах. Так что лучше не рисковать.

— Но ведь шакалийцы победили в Двухлетней войне.

— Да, наши грехи помогли нам одержать победу. Особая Гвардия разнесла вдребезги Длинного Тима, а мои люди помогли Тимлару исчезнуть. Ему предоставили теплую уютную темницу в тюрьме Небесного Суда. Негодованию парламента не было границ, что позволило Первому Стражу протащить билль о пересмотре закона о войне от 1501 года. Королевские аэростаты сравняли с землей Рейдокс, второй по величине город отщепенцев. Говорят, будто исходившее от трупов зловоние чувствовал своим носом даже Бог-Император по ту сторону киккосианской границы. Парламент отправил в Первый Комитет список городов и деревень, которые каждые два дня следовало подвергать воздушным газовым атакам. Первым в списке стоял Рейдокс. На следующее утро мы согласились подписать перемирие, о котором нас спешно попросил противник.

— Это ужасно, Гарри.

— Что поделать, старина, Но ведь я скальпель, а не хирург. Что я мог знать об этом? Может быть, Небесный Суд действительно мог остановить войну, но мы всегда боялись проявлять излишнюю суровость за пределами Шакалии. Мир слишком велик, слишком сложен, чтобы мы могли позволить себе действовать с позиций всевластного жандарма в отношения всех этих крошечных королевств и малых народов. Когда имеешь дело с динамикой толпы, невозможно поймать волка, не покалечив стадо. Если бы наши мыслители достаточно рано уловили эту тенденцию, то нам, возможно, удалось бы заключить договор с Беном Карлом, и он стал бы преуспевающим журналистом Док-стрит. Как знать, может, мы смогли бы поставить том «Общества и общего дела» на заднюю полку в публичной библиотеке, и тогда Палате Стражей не нужно было бы включать эту книгу в список запрещенных.

— И все равно ее кто-нибудь написал бы. Не он, так кто-то другой.

— Что главнее — человек или поступок? — задал риторический вопрос Гарри. — У тебя острый ум, Оливер. Твое прозябание в тени Тоби-Фолл-Райз было пустой тратой времени. Если мы успешно выберемся из этого дерьма, я постараюсь что-нибудь для тебя сделать. Подумаю о твоем будущем.

— Неужели Небесный Суд берет под свое крыло меченых?

Гарри ободряюще подмигнул ему.

— Ты удивишься, когда узнаешь, какие люди значатся в расчетной книжке Ловца волков. Они даже меня приняли.

Путешественники отправились дальше. Они шли мимо заброшенных деревень и дорог, поросших высокой, по колено, травой и кустами ежевики, избегая тени маячившего вдалеке аэростата и силуэтов всадников в красных офицерских мундирах, что патрулировали горы и долины. На седьмую ночь путешествия Оливер устроился на ночлег, забравшись в теплый спальный мешок. Перед его мысленным взором плясал образ дяди Титуса, словно незримые кукловоды Небесного Суда дергали его за веревочки, заставляя дядюшку отплясывать джигу, вопреки его собственной воле.

В сон Оливера в очередной раз попытался проникнуть Шептун. Юноше казалось, будто на грудь ему всей своей огромной массой давит одиночество хоклэмского пленника. Сон еще не оформился окончательно, чтобы Шептун смог окончательно в него ворваться. Для этого требовалось обретение некой реальной субстанции, присущей пространству сновидения.

— Оливер! — прошипел Шептун. — Я не могу пробиться к тебе!

— Что ты сказал? — крикнул Оливер в пустоту.

— Она находится где-то рядом. Клянусь всем святым, она приближается сюда!

— Кто, Шептун? О ком ты говоришь? Кто приближается?

— Она! ОНА! По сравнению с ней я всего лишь капля воды в океане, песчинка в урагане. О, Великий Круг! Ее превосходство — делает меня — микроскопическим животным в желудке — вселенной. Таким крошечным…

— Ты исчезаешь, Шептун!

— Тень — в свете. — В следующее мгновение Шептун куда-то исчез.