ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

– С Толстым не все так просто. Особенно если учесть крестьянских детей, которые по отцу были графья, а по Галахе крестьяне. Отчего так много детей у тебя? Вера?

– Никой идеологии, просто так вышло. Я люблю детей, дети любят меня.

– По документам ты – реально многодетный отец. У тебя бесплатный проезд на общественном транспорте. Вот ты почему на метро ездишь!

– Как – бесплатный? Да ты что? Не знал. Пойду наведу справки! Я езжу только на метро, это для меня актуально…

– И такой серьезный вопрос к тебе. Хочешь же ты написать великую книгу? Чтоб девушки рыдали над ней? Или чтоб рухнул политический режим? Или коммерческий успех чтоб был? Или чтобы сказали: это роман века! Что это должно быть – сборник поэм? Или «Я обвиняю?» Или «Не могу молчать»? Видишь ты контуры этой книги? Угадываешь ее жанр? Или это будет не текст, а деяние – в том смысле, что уход Толстого из Ясной Поляне прозвучал громче его книг? Может, ты тоже уйдешь? В скит? В новый раскол, лидером которого станешь?

– Нужное подчеркнуть?

– Само собой. Видишь ты свою писательскую перспективу? Или твоя позиция такая: «Вали кулем, потом разберем»?

– Вали кулем.

– Я тебе дал прекрасные варианты, а ты выбрал самый скучный. Отвечай серьезно!

– Ну кем нужно быть, чтоб говорить: «Я напишу великую книгу». Для этого надо быть несчастным человеком, у которого мозги набекрень. Лев Толстой – и тот не писал великую книгу, а писал такую, какую мог написать, вывернув себя в нее наизнанку. Он писал по двенадцать вариантов текста потому, что у него был маниакальный синдром. Тебе дан шанс, ты можешь прожить десятки жизней, – что может быть привлекательней? И только потом, когда написана последняя глава, человек начинает чесать репу и думать, как бы это получше продать. А если человек планирует сделать сразу великую книгу – то кончается это Михалковым, «Великое кино про великую войну». Разве пришло бы в голову Льву Толстому сказать про «Войну и мир» – «Великая книга о великой войне»?

– Ну а хоть подумать такое мог Толстой?

– И подумать не мог. Он думал – как бы так написать, чтоб классно было? Вот человек влюблен, и он же не думает – будет у него брак или нет, сколько детей из этого брака получится, выпадут у него в старости зубы или нет. Но его трясет от радости в снопе света – и больше ничего нет. А закончили это – дальше начинаются дела.

– Пушкин писал – «только что закончил великую поэму цыганы, даже не успел еще вытереть взопревшие яйца».

– Или «Ай да Пушкин, ай да сукин сын», и плясать вприсядку – но потом, когда закончил! «Вошел школьник с “Архангельским” под мышкой», – такое могут написать. Про мой учебник. Когда-нибудь. А то, что публицистика моя не будет великой? – в этом абсолютно уверен.

– А учебник может быть великим?

– Может.

– Как «Математика» Магницкого.

– Да. «Грамматика» Смотрицкого. «Грамматика» Греча. Или Коккинаки, «Физика».

– Или Бонк.

– Да. Это – слава! А ТВ что – оно уйдет. Это искусство одноразового использования.

– Как презерватив. Ну что ты замолчал? Не огорчайся: презерватив – вещь очень полезная. Она нужна стране, народу – и плебеям, и интеллектуалам.

Никита Михадков: беда…

– А что происходит с Никитой Михалковым? Он же главный бренд русской культуры – и вдруг… Как-то он сдувается и не понимает, что происходит. Он даже призы сам себе вручал. Это меня огорчило. А так – кино себе и кино, после разгромных рецензий я ожидал худшего.

– Никита – это моя головная боль. Он был задуман как великий режиссер. И большой артист.

– Но он исчерпал себя.

– Он не просто исчерпал – он затоптал себя. Он такой грандиозный, что самого себя затаптывать ему непросто – на это потребовалось много лет. Он подавал самые большие надежды в новой русской культуре. Он мог перерасти из советского режиссера в режиссера российского, у него были для этого все возможности. И стать мировым – он мог! А дальше оказалось, что вокруг одни слабаки и бороться не с кем. Конкурировать же с самим собой он не смог. И потом, он мелочно мстителен и злопамятен. Художнику в таком случае конец. Он не может быть завистливым и мстительным, если он большой художник! Он великий человек, который разменял себя на мелочовку.

Албания

– Из всех твоих путешествий меня больше всего завела Албания. В которой я не был, я только много видел албанцев и отношение к ним в разных странах. Расскажи про Албанию!

– Албанцы уже Бельгию скупили всю. В Брюсселе на эту улицу, где рестораны, – туда же зайти теперь невозможно. Ее скупили всю албанцы! Отмыли свои криминальные денежки и теперь жулят несчастных посетителей. Албания – это бедная несчастная страна, в которой на 3 000 000 населения – 900 000 дотов. Всюду бетонные доты! В горах, на море, в огородах. Они ждали нападения со всех сторон – от СССР и Югославии до Америки.

– Как в Китае доменные печи были в каждом дворе, я видел. Албания, это что – злая карикатура на Россию?

– Это карикатура на здравый смысл. А если на Россию – то уж очень злая карикатура. Причем даже с мечтой о Великой Албании. В России ты видишь грязь, но здешняя грязь по сравнению с албанской – это просто немецкая чистота! Когда к морю подходишь, ты за километр видишь пакеты с мусором, выкинутые на дальних подступах к пляжу. Причем приштинские албанцы считаются у них грязными. Если селятся приштинские на побережье, то «настоящие» албанцы объезжают их отели стороной. Как в безумном чаепитии, там грязные тарелки не моют, а отставляют в сторону, и пачкают чистые. Тирана, их столица, загажена до предела. Богатые албанцы, заработавшие денег в Италии, приезжают и начинают строиться. Город – это котловина. Так они идут все выше и выше, строят все новые и новые дома – но мимо старого города не проедешь. Это кошмар какой-то. При этом есть милейшая внутренняя Албания, где живут христиане – это наполовину христианская страна, а вовсе не на 100 процентов мусульманская, как у нас пишут. У них было что-то вроде МММ, и, когда рухнула пирамида, они уничтожили в порыве раздражения свои электростанции. И теперь в центре Тираны в жуткую жару, когда вырубают электричество, все включают генераторы, и город покрывается сизым дымом. По сравнению с которым Москва – просто Черноморское побережье по чистоте воздуха. Это ужас, это пример того, как себя можно загнать в тупик

– У них есть понимание, что это особый албанский путь?

– Они только про него и говорят. И про Великую Албанию