Лилия с шипами - Анна Черных

Он принялся так трясти мое безвольно повисшее тело, что мне показалось, будто у меня в голове что-то оторвалось и скачет теперь внутри черепушки, ударяясь периодически о стенки. Возникла сама собой идиотская мысль, что он хочет взбить из моего мозга масло.

— «О чем я думаю? — мелькнуло в голове. — Он же меня сейчас придушит, или что еще хуже — изнасилует, а я о каком-то масле думаю… Тающем на горячем блине, расплывающемся желтом куске масла, издающим нежный сливочный аромат, щекочущий ноздри…»

— Ты чего, зависла, что ли? — откуда-то со стороны донесся голос Муси, и меня еще раз хорошенько встряхнули. — Шевели поршнями красотка в сторону постельки, будешь дядю Лешу ублажать. Он тебя научит, что к чему, опыт у него о-го-го какой, тебе и не снилось.

— Леш, да что с тобой такое? — проблеяла я, послушно двигаясь в сторону спальни, не думая о том, зачем туда иду. — Ты же не такой… Ты веселый, добрый и…

— Ну что же, тогда давай снова познакомимся, хотя, секс с незнакомцем, что может быть прекрасней? — издевался Леха, подталкивая меня, чтобы шагала побыстрее, как видно, ему не терпелось… — А ты привыкла к доброму клоуну Мусе, да? Чтобы он тебя развлекал, комплиманы отпускал, цветочки таскал, ночевал под окнами и все задарма, безвозмездно, да? Да ты же с самого начала знала, что я хочу тебя трахнуть! Чего сразу не отшила, а, динамистка?

Я могла бы ему напомнить, как давным-давно, в категоричной форме ему было сказано, что никогда не лягу с ним в одну постель. Как неоднократно говорила, что он не в моем вкусе, и как посылала его далеко и надолго, особенно после того, как он пьяным притащился ко мне под дверь и заблевал коврик для ног. Только полный идиот не понял бы, что он тут совершенно ни к чему, и что ему ничего не светит, но он, как видимо, относился к мужчинам, считающим, что если девушка говорит «нет», значит, она говорит «да» и просто хочет чтобы ее поуговаривали. Но объяснять все это было бесполезно, он бы меня не услышал, а если бы и услышал, то только бы разъярился еще больше. Кроме того, мне не нравились его глаза. Когда он смотрел мне в лицо, в них было что-то… Нет, скорее, наоборот — в них ничего не было. Они становились абсолютно пустыми, лишенными всякого выражения. Опять я думаю не о том… Господи, сколько дурацких мыслей успело промелькнуть в моей бестолковой голове, пока мы прошли эти несчастные три метра, отделяющие меня от кровати, которой предстояло стать моим эшафотом…

Двадцатая глава

Совершенно очевидно, что с Мусей происходило что-то непонятное. Он был словно… не в себе. Я присела на край кровати, на секунду забыв, зачем здесь нахожусь. Конечно, я не психолог, и тем более, не психиатр, но… Перед глазами мелькали картинки, состоящие из бесконечной череды Лехиных лиц. Вот он умильно улыбается в ответ на мою похвалу в адрес его увеличившихся за последнее время мышц. Вот он орет, брызгая слюной, узнав, какое прозвище мы ему дали, и требует, чтобы немедленно принесли ему извинения, стоя на коленях. Не получив требуемого, он исчезает из моей жизни на год. Впрочем, не совсем — он периодически звонил, проверяя, не нашла ли я себе кого, и в порядке ли его собственность, как он говорил. Что меня невероятно смешило, до недавних пор… Вот он что-то рассказывает, но вдруг останавливается и застывает, слепым взглядом нагоняя на меня страх. Несколько минут мы с Танькой окликаем его и пытаемся растормошить, мелькает даже мысль вызвать скорую, а он вдруг глубоко вздыхает, и как ни в чем не бывало, продолжает историю с того места на котором остановился.

Я почувствовала, как мне сильно сжали подбородок, казалось, еще чуть — чуть и моя челюсть сейчас с хрустом треснет. Испуганно подняла глаза и увидела прямо перед собой белое, покрытое бесформенными красными пятнами лицо Муси. В углу рта блестела слюна.

— «Да он же… Сумасшедший! Господи, как же я раньше этого не поняла…» — дошло, наконец, до меня.

— Что заткнулась, разговорчивая моя Дусенька, а? Небось, думаешь, как слинять? Черта с два! Не получится. И знаешь что? Я, пожалуй, после того как получу свое, слегонца придушу тебя, в качестве назидания, так сказать. Или сразу придушить, чтобы не рыпалась… Не, я люблю, конечно, когда сопротивляются, но ты ж гадость какую-нибудь учинить можешь, по зенкам твоим вижу. Ненавижу тебя, крыса! — брызгая мне в лицо слюной, вдруг завизжал он, и это испугало гораздо больше, чем все его предыдущие выступления. — Сколько лет ты мне динамо крутила! Думал — забуду тебя, думал — сама придешь, валяться передо мной будешь, как другие шлюхи, но нет, ты со своей подружкой паскудной ржала надо мной, спектакли разыгрывала, издевалась надо мной. И еще по ментовкам бегала, небось, стучала на меня, а? Думала — я не узнаю про это? Думаешь, я не понял, после вчерашнего шмона, который менты на моей хате устроили, что это твоя работа? Убью, сучка!

Я попыталась помотать головой в знак отрицания, но мой подбородок по-прежнему был словно зажат тисками, и мне оставалось только молча пялиться на него снизу вверх. Впрочем, я попыталась сказать ему, что это моя работа — ходить по судам и полициям, и он тут совершенно не причем, но вышло только невнятное блеяние, которое взбесило Леху еще больше.

— А с моим другом ты еще не знакома, а? Ну так, познакомься!

Я закрыла глаза, не сомневаясь, что он сейчас спустит трусы, но, судя по движения его свободной руки, и по шороху материи, он полез в карман пиджака, который все еще был на нем. Внутренне сжавшись, я ждала продолжения, и оно не замедлило последовать. К шее неожиданно прижалось что-то холодное. Вздрогнув от неожиданности, я открыла глаза.

— Что, испугалась, лапуля? — ухмыльнулся Муся. — Ты уж лучше не дергайся, а то чревато, знаешь ли. У тебя такая славная нежная шейка, а порезать ее так легко… Знакомься, мой приятель — шаманский нож. Выменял у одного барыги. Ты ж знаешь, я коллекционер в душе. Я ему иконку, а он мне шаманский пояс со всеми причиндалами — с клыками и когтями белого медведя, и прочими, как это говорится… а, аксессуарами! Люблю я этим ножичком волчьи глотки перерезать, спецом на охоту в волчьи места езжу, чтобы их почикать. Такой адреналин, ты себе не представляешь… — мечтательно добавил он, словно позабыв обо мне. — Сравнить наверно, можно только с сексом… А вот человеческую глотку резать как-то до сих пор не доводилось, а это неправильно, правда, крошка? Ему ведь и людской крови надо давать иногда попробовать, а то, не ровен час, подведет в самый неподходящий момент…

— Убери нож, идиот! — прошипела я, не разжимая зубов, чтобы ненароком не двинуть челюстью.