Изумрудное золото. Тень (СИ) - Аманди-Джоан Стефнклэр

class="p1">Калин вздрогнула. Попятилась к окну, обхватила себя руками. Слова Орланда Виста звучали в унисон словам Скелии Офью, с которой она столкнулась недавно, навещая подругу, чья мать дружила с Хранительницей Врат.

Отозвав в сторону, та заявила:

— Ваш возлюбленный меркнет, дорогая. По вине созданного вами положения. Вы зачали дитя во грехе… Стёрли его отцу память… Проступок, что породил неосознанную злобу.

— Что⁈ — задохнулась она тогда.

— Малик — прекрасный мальчик, — нейтрально улыбнулась аристократка, хотя в глазах плескался холод.

— Вы не смеете!..

— О, моя дорогая! Я знаю, кто отец вашего сына. Полно возмущаться.

Осознав бесперспективность возражений, Калин напряжённо спросила:

— Откуда?

— У вас занятный кузен, — усмехнулась госпожа Офью.

— Фэр?

— Гениальный ребёнок. Ровняйтесь на него, дорогая.

Сцепив зубы, молодая герцогиня Вист взвесила слова собеседницы, а затем спросила:

— Вы угрожаете мне разоблачением? — невольно вонзила ногти в ладони.

— Уймите воображение, Ваша Светлость, — сыронизировала старшая. — Вам предстоит принять сложное решение, но с вашим сыном оно связано отчасти. В скором времени наш мир захлестнёт тьма. Нежелание живых смотреть правде в лицо и принимать истину, как есть, породит чудовищ. Чтобы выстоять, необходимо чем-то или кем-то пожертвовать. В вашем случае, сыном, Серго Вистом или…

— Я не…

— Лишь единожды взглянув наползающей тьме в лицо, вы осознаете правдивость моих слов. Ваше многолетнее бездействие и смирение перед обстоятельствами взрастили монстра. Проклятье, которым некогда пометил вас отец, никуда не делось. И не спрашивайте, откуда я о нём знаю, — подняв руку, Скелия остановила готовое сорваться у девушки возражение. — Это проклятье исподволь изгрызло душу Серго Виста и Вашу. И если вы под постоянной опекой супруга ещё держите оборону, отец Малика уже у черты…

Глянув на Серго сейчас, Калин поняла, о чём она говорила. Магическая Тень — худший кошмар магов и даровитых, худший кошмар недужных.

«Если из-за меня Серго…» — она натужно сглотнула вязкую слюну.

В спальню шаркающей походкой вошёл Прядильщик Нэйхан Рэб. Опираясь на посох и не утруждая себя приличиями, старик приблизился к кровати. Прощупал пульс Серго, провёл по его лбу, словно собирал нечто незримое, растёр между пальцев, понюхал.

— Что думаешь? — выдержав паузу, поинтересовался Орланд Вист. В своём бунтарстве против традиций, длящемся с юных лет и по сей день, мнение старого друга было единственным, которое он искренне ценил.

— Его нити искажены, — проворчал старик, кивая каким-то своим мыслям. — Опиши, что видел. — Выслушав рассказ о дубликате из витрины, заметил: — Тень, снимающая слепок с оригинала… Плохо-плохо. Девочка, оставь нас двоих, — хранитель судьбоносных нитей указал Калин на дверь.

— Я уйду… Только ответьте. В Серго созрела Тень? — девушка просительно сложила руки на груди.

Нэйхан Рэб глянул на друга, когда Орланд кивнул, подтвердил:

— Тень. Только знать другим о том не стоит.

Присев в благодарном и прощальном реверансе, девушка вышла из комнаты и плотно притворила за собой дверь. Сердце неровно билось в её груди от осознания, что она во всём виновата. Видя, как Серго страдал, пряталась за самоубеждением, что поступает ему во благо. Спасает от смерти. И, что теперь? Поглощение Тенью намного хуже.

Калин спустилась во внутренний дворик. В беседке, под надзором молодого мага-наставника, на магической бумаге Малик усидчиво выводил черты простенького заклинания. Соединившись в символ, те вспыхивали определённым цветом, что указывало на верность или неверность написанного. При подобном письме важно держать нужный наклон — у каждого заклинания он свой, — и вкладывать необходимую душевную силу. Для трёхлетнего ребёнка сложная задача. Но Оло настоял на данном обучении.

Почувствовав её приближение, Малик вскинул голову.

— Мама! — воскликнул, восторженно улыбаясь.

Эта его улыбка так походила на отцовскую…

До её злополучной свадьбы.

Раньше Серго часто и много смеялся, а его доброта и мягкость согревали. Не то что сейчас: язвительный, агрессивный, мрачный. Постоянно холодновато-резкий, наедине — беспощадный. И только в Малике остался некогда исходивший от него свет.

— Что делаешь, мой хороший? — Калин склонилась над сыном и погладила его мягкие светлые волосы.

«Как у Серго той памятной ночью…» — подумала она, вспоминая моменты, когда принадлежала любимому, принимала и отдавала без стеснения, робости, девичьей застенчивости. Полностью открытая, невзирая на угнетающее душу заклинание, которым заманила его в свою спальню…

— Красиво? — вопросил Малик.

Взяв протянутую сыном бумажку, исписанную неумелым почерком, она тепло улыбнулась.

— Моя умничка!

— Я такой… — раздулся от гордости малыш.

Калин рассмеялась и поцеловала его в щёку. Крепко прижала к груди. Мимолётные мгновения прощания, дозволенные разрывающемуся от боли сердцу и уступившему долгу разуму. Она хотела уйти тихо: меньше сомнений, что сейчас вспыхнули в голове, меньше слабости, подтачивающей решимость совершить задуманное. Но не смогла не увидеть сына в последний раз.

— Я люблю тебя, мой хороший, — прошептала дрогнувшим голосом, зная, что выбора нет. Она любила сына, но ещё больше любила его отца. В чьём падении повинна. Пора платить за свои ошибки.

«Пора…»

Душа разрывалась. Счастливое материнство последних лет подошло к концу. Больше перед сном ей не читать сказки сыну, не бегать с ним в солнечном свете за бабочками в цветущем саду. Не смеяться вместе, не обниматься, как сейчас.

«Прости, мой хороший… — поцеловала она своего невинного мальчика в макушку. — Прости, что оставляю…»

Подавив слёзы, Калин отстранилась и последний раз тепло улыбнулась своему любимому малышу. Пощекотала под мышками, впитывая взглядом умильные ямочки на пухлых щёчках и наслаждаясь звонким детским смехом. Вспоминая, как впервые держала на руках орущий комочек. Как позднее целовала в лобик, вдыхая слегка молочный запах.

Она с неимоверным усилием отняла руки и отпустила сына.

— Погуляйте в тени аллеи. Пускай Малик отдохнёт, — дала указание магу-наставнику.

— Хорошо, Ваша Светлость, — поклонился молодой человек в светло-коричневой ливрее.

Не дожидаясь исполнения распоряжения, Калин направилась в дом. Не позволяя себе обернуться, не давая и шанса передумать. Она знала свои слабости. Не могла не узнать за годы, прожитые рядом с деспотичным отцом. Если помедлит сейчас, допустит толику: «а если?..» — по привычке снова попятится, забьётся в отрицание, как происходило не единожды. До брака и после.

Зайдя в свои покои и плотно прикрыв за собой дверь, Калин подошла к окну. Облокотившись ладонями о подоконник, прислонилась лбом к прохладному стеклу, устало вглядываясь в образованные облаками тени, которые прикрывали от палящего солнца раскидистые кустарники и красивые женские статуи.

Умиротворение пока пустой аллеи противоречило её душевному бессилию. Убегай не убегай, всё равно загонишь себя в угол. Она старательно закрывала глаза на ухудшение состояния Серго, оправдывала его беспечность и свою терпимость. На деле боялась правды: смертельно холодной, необратимой. Призрачным знамением давно маячившей за спиной и призывающей со всем покончить.

Брак не был для неё тяжёлым. Оло