Изумрудное золото. Тень (СИ) - Аманди-Джоан Стефнклэр

аристократ. И, вопреки желанию, двинулся вверх по ступенькам. Как бы не хотелось ринуться на поиски Алии, Оло Вист понимал бесперспективность своего порыва. Рок умел заметать следы. Даже Кара пасовала, а она сильная Нэха.

Постучав в дверь, Вист вскоре оказался в гостиной, где сухопарая экономка попросила подождать. И ждал он, как нашкодивший малец, до поздней ночи. Разглядывал статуэтки иномирцев, шасские ковры да мебель из расы — магического дерева.

Не стой за всей партией Прядильщик, Оло Вист давно бы послал в бездну нарушителей светского этикета. Но договор с Офью, который он вынужденно подписал не так давно, обязывал окопаться в чуждых стенах до аудиенции, даже скрепя зубами и магией залечивая пострадавший от удара лоб.

Промариновав ожидаемого гостя нужное время, госпожа Офью прислала к нему сына. Вольга раздосадовало появление некогда друга, но он стоически его выслушал. И отказал в помощи, когда одна из его треклятых иномирок что-то проклёкотала.

— Ты сам хоть что-нибудь решаешь? — вспылил Вист.

Офью пригвоздил его к месту тяжёлым взглядом.

— За помощью пришёл или ссору затевать? У супруги своей поучись терпимости! — припечатал резко.

Оло тогда поморщился, вспомнив упомянутую «терпимость». На деле Калин ратовала за иномирцев.

— Ты можешь не принимать порядки Офью, однако не стоит отрицать их тесную связь с миром Рэк, — однажды заявила она. — Эта связь во многом объясняет лояльность к иномирцам. Читая мысли, они глубже понимают их природу. Что даже для сильных магов недоступная привилегия.

— Я признаю их силы, но не равноправие с подневольными. Разумность иномирцев не делает их детьми этого мира. Да и магия иначе вибрирует. В наших землях нельзя допустить размножения. А так и будет, дай им больше свободы.

Калин озадачилась.

— Тебя волнуют гибриды и двудушные?

В империи уже существовали три ветви подобных существ. Наиболее известные — Нелли: полукровки, изредка появляющиеся от союза оборотных предгорий кхарьт и оборотных равнин альторов. Нелли могли оборачиваться в любую форму: животную, человеческую, призрачную. И отличить воссозданный ими образ от оригинала практически невозможно.

— «Двудушные» магически непредсказуемы. Они аморальны! — отрезал он.

— Не всегда, — оспорила Калин. — Единичны случаи их падения. Ты предвзят!

Скрепя сердцем, он себе признался, что так и есть. Страх перед двудушными у него зародился в пять лет, когда столкнулся с редким «шахамуос» — человеком, собственным диссонансом перерождённым в тёмное отродье. Это увещевательное чудовище способно убедить в чём угодно. Попав под чары подобной черни, запутаешься сам в себе. Начнёшь действовать, убеждённый в своей правоте…

Виста до сих пор знобило, стоило вспомнить тот день и мрачный подвал, в котором по его вине убили его родителей…

Дед никогда не винил внука. Не порицал, не давил грехами. После похорон он прямо сказал: «Их больше нет с нами. Смирись. Отпусти. — И, приложив ладонь к сердцу, добавил: — Храни тут самые светлые воспоминания, самые лучшие моменты. Потеря — это урок. Извлеки зерно и двигайся дальше…»

Только в горе пусты наставления. Их мудрость ускользает под гнётом вины. Токсичной, ожесточающей, закрывающей от любви и новых привязанностей. Рождающей слепоту, мешающую вовремя увидеть Зов жрицы и избежать двойственного положения.

Мысли мыслями, но прошлого не изменить.

Как не изменить упрямого нежелания Вольга идти навстречу и помогать в поисках Алии.

В результате в тот день он ушёл ни с чем. А затем столкнулся с Роком и по воле невесть какого случая оказался в будущем вместе со своей недужной, рождающей в душе противоречия. Его тянуло к ней и одновременно отталкивало, а когда целовал, злился от невозможности дотянуться до чего-то сокрытого глубоко внутри неё.

И ещё — её упрямое сопротивление сформированным отношениям. Он не знал, как урезонить Алию, поэтому решил пойти на компромисс. Всё равно от супруги с ребёнком не откажется, однако и для неё выделит время. Даже даст ей право выбрать на каких условиях. О чём и заявил за ужином светским тоном и совсем не к месту.

Всех присутствующих накрыл ступор.

Рок столь стремительно опустил руку, что брякнул вилкой по тарелке. Фэр, чей аппетит, наконец, пробудился к десертам, замер, не донеся сладкую выпечку до рта. Алия, давно закончившая трапезу и оставшаяся за столом из приличий, одеревенела.

Не сказать, что её шокировало заявление Виста. Эмоциональные аспекты Его Светлости хромали на обе ноги. Хотя некогда, в обители, она этого не замечала.

— На моих условиях, говорите? — отмерла, наконец.

— Именно!

Подумав, что всё лучше, чем злиться и спорить, девушка кивнула.

— Хорошо. Тогда спать я с вами не буду! — заявила с улыбкой, ощущая, как с плеч свалилась немыслимая тяжесть.

Теперь она могла жить, не опасаясь забеременеть и родить бастарда. Могла до возвращения в картину побыть собой, без опасений и нравоучений Розалии. Прочувствовать противоречивое отношение к этому мужчине, которое усилилось после поглощения силы бирюзового иномирца. Нужно понять — почему. Особенно после привидевшегося, где из-за ненависти и разногласий с герцогом её поглощала тьма. Было ли это предупреждением? Неосознанным страхом? Или за её чувствами к этому мужчине стояло нечто иное?..

Глава 12

По приказу Скелии Офью за Серго Вистом присматривала фамильяра Хайся — мышь-малышка с храбростью дикого вепря. Невосприимчивая к магии и незримая для артефактов слежения, она прекрасно справлялась с заданиями хозяйки. Поэтому с лёгкостью преодолела защиту, некогда остановившую ищейку Кару, и уже некоторое время, то и дело морща свой маленький носик, наблюдала за аморальным поведением людей.

Младший Вист избегал развлечений в общей зале, где оргии превращались в вакханалию, предпочитая отводить душу в отдельной комнате второго этажа. На протяжении последних недель, с того момента как покинул таверну «Кайчан», он развлекался с разнообразными девицами, не утруждаясь разборчивостью.

В который раз за многие дни после очередного увеселения откинувшись на подушки, он дотянулся до стакана с бренди, залпом отпил. Им измотанные девицы, покрытые следами похоти, беспутно-голые лежали в его ногах. С алыми губами, готовыми вбирать и нежить пульсирующую плоть, с пылающими от срама лицами, когда ублажающие позы особенно вульгарны.

«Опостылевшая мерзость!» — презирал их Серго, прикрывая перекошенное страданием лицо. Он ненавидел себя нынешнего — кусок гниющей плоти, уподобившийся алой нечисти, на которую каждую седьмую луну охотились подчинённые архимага.

«Если бы мы с Калин тогда сбежали…» — рвало сердце бесконечное сожаление.

Оно не оправдывало его падения, но служило подспорьем самообману, что его предали. Пусть даже он знал, что Калин не могла иначе. Даже если она постоянно отмалчивалась и скрывала от него правду, легко читался сковывающий её страх. Ведь восстать против отца, значило подтолкнуть того к последней черте: запустить